- Филипп, что там у вас происходит, что прикопался к девчонке?

- Я? Я прикопался? Да она... Она знаешь что выкинула?

- Ничего я не знаю. За ней никаких нарушений не числится. Не знаю, о чем ты.

Он возмущенно затряс головой и воздел руки к небу:

- Конечно! Естественно! Я все выдумываю.

Майя выжидающе улыбнулась, похоже, сейчас начнутся откровения.

- На той неделе. Она меня заперла в аудитории.

- Что?

- Да! После последней пары.

- Ай, ай, ай... И вы, батенька, так и сидели до утра?

Он скривился:

- Издеваешься?!

- Что ты, как можно? - а у самой улыбка до ушей.

- Издеваешься, - он покивал, - Нет. Я не сидел там до утра. Сама же потом и выпустила.

Майя хохотала в полный голос.

- Но ничего, я ей отомстил. Ага.

- Да?

- Вчера. Запер ее после пар в пустой аудитории.

- Какая жестокость...

Тут он добавил, хищно и победно сверкая глазами:

- Изнутри.

- Что?

- Что-что... Заперся я с ней...

- И...?

Вид у господина Рудинского был мечтательно-сыто-ностальгический, а глаза подернулись поволокой. На что Майя решительно качнула головой и сказала:

- Ну, я смотрю, тебе мои советы не требуются. Анализировать тут просто нечего. Но ты смотри, чтобы девчонку не обижал!

- Майя! Вот только глупости не надо говорить!

- Ладно-ладно. Тристан ты наш, с Изольдой... - фирменная ехидная улыбка.

- Майка... Знаешь... Я никогда не думал, что это так... так...

Майя только рукой махнула.

- Расцвел кактус!

Он грозно свел брови, а потом рассмеялся вместе с ней.

- Ладно, Майка. Мне косточки перемыли. Скажи лучше, как у тебя?

- У меня...

Она на какое-то время ушла в свои мысли, и мысли, очевидно, не были неприятными, потому что женщина улыбалась.

***

С тех пор, как Сережа начал хоть как-то общаться с Владом, ей стало легче. Исчезла это выматывающая нервозность. Конечно, до нормальных мирных отношений, не говоря уже о родственных, было далеко, как до Луны. Но хоть не вражда. Хоть не надо переживать, что мальчик сорвется. Да и Влад... Да, он не подарок, но все равно нехорошо как-то. Теперь она не была против того, чтобы отец наладил отношения с сыном. Все-таки, Майя сама воспитывалась в традиционной семье, с совершенно определенными ценностями. И ей показалось правильным, что Влад хочет добиться доверия сына. А мужчина стал задерживать подольше, теперь за столом вместе сидели, правда, молча, но...

Ей импонировало то, что Марченков не пытается 'купить' сына, а ищет к нему пути. В один из вечеров, провожая его, она в первый раз вышла вместе с ним и прикрыла за собой дверь. Хотела поговорить с глазу на глаз.

- Влад.

Он остановился немного удивленный и честно, говоря, напрягся, не зная, чего ждать.

- Да?

- Я благодарна тебе...

- За что? - он даже смутился.

- За то, что не предлагаешь Сереже деньги, еще какие-нибудь блага жизни... Что не пытаешься 'купить', короче.

Он грустно улыбнулся, протянул руку, касаясь ее щеки, и сказал:

- Я знаю, то, чего я хочу, нельзя купить, это можно только заслужить. И я знаю, что это не будет просто. Но я не отступлю.

И посмотрел на нее так...

А неделю назад Сережа приплелся в кухню со своими расчетами, у него никак не ладилось, так и жевал - одним глазом в записи пялился. И тут Влад попросил разрешения взглянуть, а потом указал сыну, где ошибка. Надо же, за столько лет еще что-то вспомнил. Сережа сначала в штыки, мол, да что ты... А потом проверил, и правда. Кончилось тем, что они с тарелкой оладьев засели на диване в гостиной. Шумели, спорили, доказывали. Оладьи закончились, Сережа прибежал в кухню за новой порцией и выпалил:

- Ты знаешь, ма, а предок-то ничего! Голова еще варит! - и умчался обратно.

Мужики. Майя только улыбнулась, глядя из кухни, как эти двое склонились над исписанными листами, совершенно одинаковыми жестами таская с тарелки оладьи. А Влад вдруг поднял голову и посмотрел на нее, словно почувствовал. И столько всего было в его взгляде... В тот вечер она снова вышла к нему за дверь, и он ее поцеловал. И так теперь каждый вечер... Как подростки... Смешно...

***

- Майя Михайловна, что-то ты затихла?

Она спохватилась и покраснела.

- Эй... Мадам Сухова? Мы что... Краснеем? И есть за что?

- Иди ты!

- Таааак... Я просто нутром чувствую, что здесь махровый анализ назрел!

Он улыбался ехидно, глаза горели добродушным любопытством, он тормошил ее, Майя фыркала и отбивалась. Потом успокоился и спросил мягко:

- Майя, как ты?

- Хорошо, я хорошо.

Она ответила быстро и отрешенно, глядя куда-то в окно.

- Рассказать не хочешь? Мы же вроде для этого...

Тут Майя взглянула в глаза Филиппа, и он прочитал в них страх. Обыкновенный женский страх и неуверенность.

- Так! Быстро рассказала, что у тебя там! Он что, позволяет себе...

- Нет. Он ведет себя безупречно.

Филипп поднял брови в знак удивления.

- Он ведет себя безупречно, приходит в гости каждый вечер, - Майя замялась, - Знаешь, он смог добиться доверия Сережи.

- Хмммм...

- Да, именно так. Не пытался купить мальчика, а именно добился его доверия. Сын его принял, - Майя усмехнулась, - Теперь они прекрасно общаются вдвоем, без меня. Нашли точки соприкосновения на ниве матанализа.

- Да что ты?

- Да, Сережа гордо сообщил на днях, что у предка голова еще варит.

Тут они оба расхохотались.

- Представь себе, его принял Василис.

- Что? Это бесстыжее, нахальное, самовлюбленное рыжее домашнее божество его приняло?

- Да, ты знаешь, он уступил ему свое место на диване.

У Фили глаза полезли из орбит. Он прокашлялся, помолчал с минуту, склонив голову, потом высказал:

- Мои впечатления таковы... Если я не прав, исправь меня. Значит так. Этот тип втерся в доверие к своему ... ээээ... твоему сыну и к твоему коту. Пустил корни в святая святых твоего дома - на ДИВАНЕ. Причем, говоришь, Василис уступил ему место?

Майя кивнула.

- Ну, Сережа принял отца - это закономерно. Сама говоришь, он ведет себя безупречно. Как бы то ни было, а иметь отца, которым можно гордиться, это необходимый компонент для полноценного развития личности мужчины. Это очень хорошо.

- Я знаю.

- А вот со стороны Василиса - это диагноз.

- И что еще за диагноз, - устало спросила Майя.

- А то, что он признал в нем хозяина.

Майя отвернулась. Филипп некоторое время смотрел на нее, склонив голову, потом тихо спросил:

- Майя, скажи мне, чего ты боишься?

- Я... я не боюсь.

- Перестань. Мне, - Филипп ткнул себя пальцем в грудь, - можешь не врать.

- Филипп...

- Что Филиппп? Я уже тридцать три года Филипп. Рассказывай уже. Давай проанализируем, тебе же легче станет.

- Филипп, ты не понимаешь...

Он закрыл глаза, потер переносицу, а потом сделал жест в ее сторону:

- Тогда постарайся объяснить так, чтобы я смог понять.

- Я боюсь... Нет. Я... Черт... Да, ты прав, я боюсь. Боюсь поверить ему снова.

- Я так и думал.

- Ты не представляешь, чего мне стоило заставить себя забыть его и жить просто дальше.

- Майя, мне кажется, мы с тобой еще в прошлый раз разобрались с этим.

- С чем, прости?

- С тем, что ты и не думала его забывать. Просто задвинула вглубь себя и заперла все чувства. А сейчас он вновь их будоражит, если будешь пытаться запереть все в себе - легче не станет. Надо уже набраться смелости и выползти из спасительной скорлупы, в которую ты себя загнала.

Женщина вздохнула, подумав:

- Знал бы ты, что моя спасительная скорлупка уже изрядно потрескалась.

А вслух сказала:

- Я боюсь впустить его снова в свое сердце, потому что не знаю, что им движет. Что он чувствует по отношению ко мне? Нет, что он испытывает к Сереже отцовские чувства, в этом я не сомневаюсь. Но ко мне, что он чувствует ко мне? Что это? Вина? Жалость? Просто желание иметь удобный дом? Мне этого мало, одного этого мало! Я не хочу быть приложением, мебелью, не хочу!