– Нас интересует твое мнение, Эли. Ты научный руководитель экспедиции, твое слово решающее.

– Мое слово ничего не решает, ибо я согласен со всеми, – объявил я. – Все мнения обоснованны. Ближе всех мне анализ Камагина и желания Осимы. Но я бы не рискнул действовать по их программе. Я поддерживаю командующего. Изучение продолжается, категорические решения откладываются.

– Тогда продолжаем лететь к ядру, – подвел итоги Олег. – И ко всему только присматриваемся.

После совета Камагин упрекнул меня:

– Эли, раньше вы были решительней! И принимали решения такие смелые, что голова кружилась. Вы постарели, адмирал!

Я с нежностью посмотрел на Эдуарда. Он не постарел. Он ровно вшестеро старше любого из нас – и моложе всех. Маленький, быстрый, широкоплечий, с красивым лицом, с темной шевелюрой, темными живыми глазами, он сохранил ту смелую душу, что некогда повела его в космос на примитивных досветовых звездолетах, дала возможность пройти испытания пятисотлетней космической одиссеи. Он был все так же по-юному отважен, все так же рвался в сгущение событий. Его имя, высеченное золотыми буквами в Пантеоне, начинает длинный список великих галактических капитанов, в отличие от него давным-давно умерших. Среди нас, участников второй экспедиции к ядру, он самый выдающийся. Я ласково положил руку ему на плечо.

– Дорогой Эдуард, я и вправду всего боюсь. Мы вышли на поиски рамиров, таинственного народа, о котором известно, что он могущественнее нас. Что, если события, свидетелями которых мы стали, являются формой их деятельности в районах, прилегающих к ядру? А почему она такая, не спрашивайте, знаю одно: действие по могуществу действующего…

– Хорошо, будем действовать по нашему собственному могуществу – всего пока побаиваться, – сказал, прощаясь, Камагин и дружески мне улыбнулся, чтобы я не обиделся.

Ольга задержалась у Ирины, потом прошла к Мери.

– Ты доволен моей дочерью, Эли?

– Надо спрашивать, довольна ли она мной, – отшутился я. – Она не очень-то меня жалует, но ссор у нас нет. Ты бы лучше спросила Олега.

– Я спрашивала. Нареканий на Ирину у Олега нет. Но сказал он это очень сухо. Меня тревожит, что между Олегом и Ириной пробежала черная кошка.

– Не черная кошка, а Эллон, – вмешалась Мери. – А этот демиург страшнее любых кошек.

– Ирина увлечена работой в лаборатории, – уклончиво сказал я. – Вероятно, она не может уделять Олегу столько внимания, сколько раньше.

Олег приказал запустить аннигиляторы. Мы вынеслись в сверхсветовое пространство. Красная с ее мертвой планетой осталась позади.

Олег вызвал меня в командирский зал.

Корабль вел Осима, Олег разговаривал с Эллоном. Должно было произойти что-то важное, чтобы Олег захотел вызвать Эллона к себе и чтобы тот согласился покинуть лабораторию.

На звездных экранах смутно очерчивалось ядро, до него оставалось не более двух тысяч светолет. Сбоку мерцало пятнышко шарового звездного скопления.

– Впереди по курсу – яма в пространстве, – сказал Олег. – Прямая на ядро – длинней обхода по кривой. Мы попали в какой-то провал в метрике.

О провалах в пространстве я слыхал и раньше, теорию их излагали в курсе астронавигации. Что пространство Евклидово лишь в абстракции, известно каждому. Но никто из звездопроходцев еще не встречался с подобными «провалами в провалах». Было предположение, что в один из них угодило созвездие Гиад – оно удалялось от всего окружающего.

– Значит ли это, что, сохранив курс, мы не доберемся к ядру? – спросил я.

– Свет от ядра через яму проходит. Но пройдем ли мы в сверхсветовой области? Что, если там не найдется физического пространства, которое смогло бы аннигилировать в генераторах Танева? Тогда мы будем падать и падать в бездну!

– Сколько помню теорию Нгоро, провал в метрике может объясняться и замедлением времени.

Мне ответил демиург:

– Это было бы еще хуже, адмирал. Замедление времени – та же яма, только из нее еще трудней выбраться, чем из пространственной. Я против спуска в провал!

– Курс в обход пролегает через шаровое скопление, иной дороги нет, – задумчиво сказал Олег.

Я показал на звездные экраны. Космос нигде не заколочен досками. Почему не идти левее шарового скопления, выше, ниже его? Разве что-нибудь там тоже грозит?

– В том-то и дело, что грозит. Космос нигде не заколочен досками, ты прав, Эли. Но МУМ утверждает, что окрестности ядра изобилуют такими же ямами. Мы прокладываем курс по всей совокупности звезд, а не по одной, произвольно выбранной. И вот все звезды, что были справа и слева по курсу, вдруг стали очень быстро отдаляться. Разбегание составляет тысячи световых лет в неделю. Звезды не корабли, они не могут вырваться из оптического пространства. И красного смещения света нет, значит нет и реального разбегания. Вывод один: свет в этих районах попадает в провалы метрики, где инерциальные линии колоссально удлиняются.

– А те звезды, что мы оставляем за собой?

– Там все нормально, Эли. За нами ведь нет провалов в метрике. Похоже, надежный путь только через шаровое скопление!

– Можно мне уйти? – спросил демиург. – Я свое мнение высказал.

Он ушел. Мы с Олегом молча всматривались в звездную полусферу. Шаровое скопление появилось на экранах недели две назад, за это время мы приблизились к нему почти на сто светолет. Это был шарообразный звездный рой – около пяти миллионов звезд, мчавшихся от ядра, перпендикулярно к плоскости Галактики со скоростью пятьдесят километров в секунду. Скорость невелика, но если помножить ее на давность существования роя? За двести миллионов лет – срок по космическим масштабам небольшой – скопление вообще покинет Галактику. Оно не просто двигалось в пространстве – оно убегало!

И еще об одном сказали корабельные МУМ. Убийственный луч, поразивший Красную, шел, вероятнее всего, из этого скопления. На трассе луча не было других светил, которые смогли бы его прогенерировать. И вот, оказывается, оно было единственной доступной дорогой в ядро.

– Пробка, затыкающая горлышко бутылки, – с досадой сказал Олег. – Или акулий рот, усеянный светящимися звездными зубами и готовый проглотить непрошеного пришельца.

– Другого выхода у нас нет, Олег?

– Другого выхода нет.

Эскадра повернула на шаровое звездное скопление.

Я много раз описывал звездное небо в рассеянных скоплениях Плеяд и Персея. Я хотел бы в подробностях рассказать о новом звездном пейзаже. И если не делаю этого, то лишь потому, что картина, развернувшаяся на экранах, относилась к тем, о которых говорят: «Невыразимо прекрасно». Шаровые скопления – теперь я это хорошо знаю – несравнимы с рассеянными. Вообразите себе небо, в котором две сотни земных лун, тысячи Венер, сто тысяч Сириусов, отчетливо светятся остальные пять миллионов звезд, ибо ни одна не дальше десяти световых лет, – и вы поймете, что описать красоту этого звездного мирка невозможно.