В летописях подробно указывалось, что родители Елены прибыли на следующий день, 14 января, отобедали вместе с путешественниками и дали последние наставления дочери. После этого она продолжила свой путь в Вильно{576}.
По дороге бояре попытались узнать у посланцев Александра, в каком храме будет венчание молодых: православном или католическом. Этот вопрос выяснился только недалеко от столицы Литвы. Для свадебной церемонии был предназначен только католический костел. С этим пришлось смириться.
По дороге жители разных городов с радушием приветствовали Елену Ивановну. В Дуброве ее встретили вяземские князья и преподнесли богатые дары: 7 камок бурских (отрезы шелковых тканей), 15 золотых и 300 грошей{577}.
За пять верст от Смоленска путешественников встретил наместник города. Вместе с ним был православный священник, который преподнес Елене икону в дорогом окладе и другие дары. В самом городе московскую невесту навестили местные женщины: жена Юрия Глебова с падчерицей и жена Ивана Кошкина{578}.
На подъезде к Вильно кортеж с Еленой встретили посланцы Александра: маршалок Станислав Стромилов, князья Константин Острожский и Иван и Василий Глинские в сопровождении 60 человек. Они предложили невесте пересесть в экипаж, присланный женихом. Это была повозка, обитая внутри бархатом и покрытая снаружи парчой. В нее было запряжено восемь серых жеребцов с красивой позолоченной сбруей. Но Елена отказалась в нее пересесть, поскольку, как утверждал ее отец, это означало умаление родовой чести.
За три версты до литовской столицы Александр Казимирович сам встретил невесту верхом на коне. Это свидетельствовало о том, что он оказывал ей особый почет. Известно, что в Русском государстве женихи не встречали будущих жен за городом. Они приветствовали их уже в Кремле.
Но и в этом случае бояре показали, что не слишком ценят местное гостеприимство. Когда слуги Александра расстелили у экипажа Елены цветное сукно, бояре Елены набросили на него сверху шелковую ткань. По ней невеста дошла до жениха вместе с боярынями. Александр подал всем руку и предложил отправиться вместе в город. Елена осталась в своей повозке, но Александр ехал рядом на прекрасном жеребце. Так состоялся торжественный въезд русской княжны в литовскую столицу{579}.
Венчание было назначено на этот же день. Готовясь к нему, Елена Ивановна твердо следовала указаниям отца. Она надела свой лучший наряд, боярыни из ее окружения расплели ей косу, надели на голову кику, считавшуюся головным убором замужней женщину, и закрыли покрывалом. В таком виде она отправилась в ближайшую православную церковь и отслужила обедню. Затем во главе окружавших ее лиц она отправилась в костел. С ней шел поп Фома с крестом. Вышедший навстречу католический епископ не решился благословить Елену. В костеле ее уже ждал Александр со своим окружением.
Церемонию венчания стали осуществлять по католическому обряду, но во время ее поп Фома старался громко произносить православные молитвы, а одна из боярынь держала над головой Елены венец, как того требовал православный обряд{580}.
В итоге получилось, что обряд венчания не был ни чисто католическим, ни православным. В нем оказались элементы обеих церемоний.
В первое время после бракосочетания русское окружение Елены было довольно многочисленным. На этом настаивал Иван III, утверждая, что его дочь должна постепенно привыкать к новой обстановке. Но Александр сразу же захотел, чтобы у его жены была свита из местной знати. Поэтому после свадебных торжеств князь С. Ряполовский и боярин М. Русалка были отправлены на родину. За ними были высланы и остальные лица из свиты Елены. При ней остались только священник с помощниками и повар. Но и их Александр пытался отправить на родину. Он надеялся, что католическое окружение, состоящее из местных знатных женщин и слуг, вынудит его супругу отказаться от православной веры. По этой причине в ее свиту включили пани Анну Мартынову и пани Анну Богданову. К тому же для нее не построили православную церковь на великокняжеском дворе, вынуждая ходить в городской храм{581}.
В итоге новой великой княгине Литовской пришлось надеть европейский наряд и распроститься с русскими слугами. Ее стали окружить представители литовской знати, исповедующие католичество. Так, Александр пытался вынудить супругу отказаться от веры предков. Но Елена оказалась слишком послушной дочерью. При любой возможности она старалась отправить на родину письмо с жалобами на притеснения супруга. В итоге между Иваном III и Александром Казимировичем разгорелась целая дискуссия по поводу строительства для Елены православного храма на великокняжеском дворе и русских слуг в ее окружении{582}. Это очень обостряло отношения между двумя государями.
Понимая сложность положения дочери в литовской столице, Иван III стал посылать в Литву свои посольства как можно чаще. Послам он наказывал передавать дочери не только обычные письма от него самого и Софьи Фоминичны, но и тайные устные речи. Так русский государь пытался через дочь воздействовать на зятя и выведывать его планы на будущее. Например, узнав, что Александр хочет отдать Киев младшему брату Сигизмунду, он посоветовал Елене отговорить мужа от этого решения, ссылаясь на недавнюю историю в Русского государстве при его отце. По мнению Ивана III, несколько правителей в одной стране всегда будут ссориться друг с другом и этим ее ослаблять. К тому же передача своих территорий другому лицу никаких выгод Александру не принесет. Елена, судя по всему, последовала совету отца и отговорила мужа от передачи киевских земель брату{583}.
К.В. Базилевич, исследовавший политические цели брака Елены Ивановны с великим князем Литовским, сделал вывод о том, что с его помощью Иван III намеревался окончательно закрепить за собой литовские территории перешедших к нему на службу князей. Государь, по мнению исследователя, также хотел создать условия для того, чтобы православное население Литвы и в дальнейшем испытывало симпатии к Русскому государству и стремилось стать его подданными. Воплощению его планов в жизнь должна была способствовать дочь, ставшая женой великого князя Литовского. О том, как все это могло отразиться на взаимоотношениях молодых супругов, он не думал. Получалось, что семейное счастье княжны Елены было принесено в жертву государственным интересам ее отца{584}.
Этот вывод исследователя абсолютно справедлив. Ведь бесконечные ссоры Ивана III с Александром по поводу положения Елены в Литве привели к окончательному разрыву мирных и дружественных отношений между ними. В 1500 г., как известно, начались военные столкновения между двумя странами.
Серьезный конфликт зрел постепенно. В ноябре 1496 г. Александр прямо заявил тестю, что добрых отношений между ними не будет до тех пор, пока тот не вернет ему захваченные ранее литовские города{585}.
В 1497 г. Иван III отправил в Вильно Микулу Ангелова с письмами к дочери от себя и от Софьи, в которых содержались вопросы об ее положении при литовском дворе. Московский государь опасался, что зять не соблюдает условий брачного договора и притесняет Елену. Софью же интересовал только вопрос о беременности дочери, поскольку той уже пора было родить мужу наследника{586}.
