Майор Ковалев был грамотным военным. Он знал, что для успешного прорыва обороны противника, подготовленной заблаговременно, требуется по меньшей мере троекратное превосходство в живой силе. У него ничего подобного не было. Следовательно, любая атака краповых беретов обречена на провал и закончилась бы гибелью людей.

Майор имел немалый опыт борьбы с бандитами. Уже сейчас, лежа за колесом, он знал, что это нападение на его колонну средства массовой информации завтра будут называть очередной вылазкой террористов.

Но тот же опыт подсказывал Ковалеву, что это совсем не случайность, а хорошо спланированная и идеально проведенная войсковая операция. Он и его люди ничего не знали об этой засаде. Уже поэтому они были обречены на уничтожение. Никто не в силах противостоять организованной, хорошо продуманной акции подобного рода.

Майор Ковалев понимал, что против спецназа внутренних войск в данном случае выступили прекрасно подготовленные бойцы. Их вел за собой умный и опытный командир. Образно говоря, один спецназ столкнулся с другим, бандитским.

При этом Ковалев знал, что за такое утверждение его просто уволят со службы, если, конечно, он уцелеет в этой вот жуткой передряге. Ему не простят утверждения, что он ничего не мог противопоставить этой засаде. Отцы-командиры обязательно обвинят майора в недостаточном боевом духе, в плохой подготовке личного состава, хотя к тому моменту, скорее всего, ни самого Ковалева, ни бойцов его отряда уже не будет в живых.

О каком боевом духе вообще может идти речь? Кто будет утверждать, что такового не было у моджахедов, когда Советский Союз вел войну в Афганистане?

Не надо забывать, что единственной силой, которая наводила страх на этих бородатых ребят, был спецназ ГРУ, который постоянно устраивал засады на различных горных тропах и уничтожал караваны один за другим. Афганцы ничего не могли противопоставить этим действиям, хотя против обычной регулярной армии воевали практически на равных.

Вот так устроена и эта засада. Противник все просчитал заранее. Майор не видел приемлемого выхода из создавшегося положения. Оставалось только одно – не опозорить себя.

Все могло закончиться очень быстро и трагично. В живых на данный момент оставались два десятка бойцов, которые смогли укрыться за колесами автомобилей. Или даже меньше. Но машины горели. Грузовик, замыкающий колонну, уже взорвался.

Майор принял решение, единственно правильное в такой обстановке. Всем подняться, сконцентрироваться и идти на прорыв. Удар наносить по одной точке. Пусть у бандитов стреляют пятьдесят стволов, но они рассредоточены по склонам, справа и слева от дороги. Атака может принести успех.

Майор Ковалев видел, как бойцы пытались прорваться через кусты и налетали на растяжки. Значит, следует идти только там, где все смертельные сюрпризы уже сработали, по чистому пространству.

Майор Ковалев дал команду и первым поднялся в атаку. Навстречу спецназовцам ударил пулемет, но они не остановились, добежали до позиции бандитов, которых здесь было где-то двенадцать, максимум пятнадцать. Парни на бегу расстреляли противника и ринулись дальше по склону.

Это был силовой прорыв. Он удался.

Только потом, когда все, кому повезло, спустились с сопки, майор Ковалев остановил группу и пересчитал. Вместе с ним после прорыва осталось только одиннадцать бойцов. Да, он сам и десять солдат. Ни одного офицера. А ведь на операцию выехали сто четыре человека.

Чуть позже майор Ковалев на ходу связался с оперативным штабом антитеррористического комитета и доложил о чрезвычайном происшествии. При этом он прекрасно понимал, что его после этого обязательно снимут с должности и, возможно, отдадут на растерзание военному трибуналу.

Именно так до этого большие начальники разбирались с командирами других военных колонн, оставшимися в живых. Всем им клепали стандартную формулировку. Мол, данные должностные лица проявили преступную халатность, не обеспечили безопасность передвижения личного состава и боевой техники.

Майор прекрасно понимал всю глупость такой формулировки, готов был доказывать, что он никоим образом не мог обеспечить безопасность колонны. Никто не сумел бы этого сделать.

Ковалев должен был приказать всю дорогу ехать со скоростью пять километров в час и расстреливать весь лес впереди колонны, не так ли? Что-то в этом роде ввел в практику спецназ ГРУ, но и он не мог вести огонь постоянно, от старта и до самого финиша. И патронов не хватит, и пулеметы от перегрева заклинит. В Дагестане слишком уж многие дороги идут через лес.

Что вообще мог предпринять майор Ковалев? Только погибнуть, остаться среди тех, кто не сумел выйти из боя. Его обязательно спросят, почему он сам уцелел и вывел с собой лишь десятерых солдат. Почему девяносто три человека остались лежать там, на лесной дороге по пути в горы.

Ни один из следователей военной прокуратуры не подскажет майору, что еще он должен был предпринять. Вина Ковалева будет состоять уже в том, что он остался жив. Только матери десяти солдат смогут сказать спасибо командиру отряда. А родители девяноста трех солдат и офицеров будут считать его виновным в их гибели.

Он сам понимал несправедливость этого обвинения, но доказать обратное не имел возможности, потому что не знал средств, которые могли бы спасти его отряд. Подчиненные майора Ковалева были хорошо подготовлены, участвовали во многих операциях по уничтожению банд, причем всегда удачно. Потерь убитыми за время командования Ковалева не было. Раненые, конечно, имелись.

А теперь отряда, по сути дела, нет. Заступиться за майора будет некому. Разве что эти десять солдат скажут, что командир поднялся первым, шел вместе со всеми, стрелял, убивал бандитов и прорвался. Он не прятался за чужие тела, шел впереди других не потому, что хотел поскорее убежать от бандитов. Он вел за собой своих бойцов, обреченных на смерть.

Нападение на колонну было прекрасно организовано, продумано до мелочей. Оно воплощалось с методичностью компьютера. Только успешная попытка прорыва спасла жизни майора и десяти солдат.

Но никто даже не попробует оправдать майора Ковалева. Поступить так – это значит признать, что отряд был послан на задание вовсе даже не по приказу оперативного штаба антитеррористического комитета. Эту операцию задумал и воплотил в жизнь командир бандитов.

Оперативный штаб попался в ловушку, подстроенную этим очень даже не глупым человеком, не имел возможности проверить полученные данные, хотя бы провести сначала воздушную разведку. Решение было принято сразу. В горы отправился отряд спецназа внутренних войск, который только что прибыл с другого задания. Отряд получил патроны, сухой паек, погрузился в машины и выехал, не успев отоспаться после полутора суток напряженной работы.

В оперативный штаб поступили сведения о том, что семеро бандитов захватили рейсовый автобус с пассажирами и принудили водителя свернуть в горы. Потом они потребовали выкуп за заложников. Автобус должен был свободно передвигаться до границы с Грузией. Там бандиты намеревались отпустить пленников. Они сами позвонили в антитеррористический комитет и изложили свои требования.

Отряд спецназа внутренних войск должен был освободить заложников. Месторасположение бандитов технари определили по звонку их главаря. Тот представился как Мансур ибн Серджун Ат-Таглиби, эмир отряда, бойцов которого он назвал бессмертными.

В оперативном штабе решили, что это, видимо, арабский наемник. О человеке с таким именем раньше никто не слышал, как и о банде этих самых бессмертных. Какой-то умник при погонах вспомнил, что так назывались императорская гвардия в Византии и особые диверсионные отряды в экспедиционном корпусе войск Муссолини. Но это не имело отношения к делу.

Майор Ковалев должен был найти автобус с заложниками и освободить их, если будет такая возможность. Если не будет, то майор имел полномочия вести переговоры с этим арабским эмиром. Ковалев не знал, проверил ли кто-то, имел ли место в действительности захват рейсового автобуса и заложников. Если никто этим не поинтересовался, то это будет еще хуже. Ведь чины из оперативного штаба запросто найдут тысячу оправданий себе и еще столько же обвинений в адрес Ковалева, чтобы снять с себя вину.