— Да, мэм. Теперь у них у всех есть пуговицы. — Пой передал ей использованную трубочку с глазурью и вытер руки о полосатое махровое полотенце. А взяв красную глазурь, он бережно понес ее к столу, стараясь не надавить на трубочку, к своим пряничным человечкам, которые были разложены словно игрушечные солдатики — по подразделениям.

— Помощь не нужна? — спросил Дрю.

— Тэйлор говорит, что я уже большой и смогу сделать все сам. Она мне доверяет.

— В таком случае мы с Тэйлор отправимся в гостиную и кое-что приведем в порядок.

— Сначала мне надо прибрать весь этот раззор, — возразила Тэйлор. — Я никогда не умела готовить аккуратно.

Дрю, как только Тэйлор стала отступать назад, сдернул висящее у нее на поясе посудное полотенце и кинул его в мойку, накрыв им миски, ложки, взбивалки и мерки.

— Раззор прибран.

— Надо будет развесить лампочки на елке, — предупредила Тэйлор, когда он потянулся за ее рукой. — Пряничные человечки скоро будут готовы. И тогда надо будет украшать елку.

Дрю потащил ее за собой. И когда Ной уже не мог их услышать, пообещал:

— Я зажгу свет на елке после того, как зажгу огонь.

— Но в гостиной уже не осталось дров для камина, — сказала она.

— Я не про этот огонь. — Дрю с силой притянул ее к себе, обнял ее за талию и провел руками по спине.

Он уже больше не сдерживался, опустил руки на ее бедра, а потом стал очерчивать ими округлый мягкий контур, чтобы приподнять ее, прижать к себе и дать ей ощутить восставшую плоть.

Поцелуй сковал ей печатью не только губы, но и все тело. Жесткие углы встретились с мягкими округлостями. Вера бросила вызов сомнению. Желание дополняло влечение, и от того, что его губы, наконец, слился с ее губами, разгорались искры.

Сахар и корица делали ее на вкус горячей и сладкой, как ад и рай. Сдавалась она медленно, но безоговорочно. Руки ее вцепились в его руки, а затем обхватили его за шею.

Дрю оторвался от ее губ и начал чувственный спуск вниз, к ямочке в основании шеи, и Тэйлор инстинктивно откинула голову. У нее перехватило дыхание, когда язык его коснулся этой ямочки, а рука пролезла под одежду, чтобы поиграть с ее грудью, внезапно набухшей, отяжелевшей и наполнившейся желанием. Где-то при слиянии бедер она ощутила биение пульса, легкое биение, от которого трудно стало дышать.

Она не была невинной и неопытной, но еще никогда в руках мужчины не ощущала ничего подобного, ее никогда так целиком и полностью не захватывало одно лишь предвкушение интимной близости. От захлестнувших ее эмоций у нее подкашивались колени, но инстинкт удерживал ее на ногах, подсказывая ей, что так будет правильно, заставляя ее подавать бедра вперед, тереться об него и молчаливо молить о том, чтобы он погасил возникшую у нее внутри боль. От жарких прикосновений ее охватила дрожь, а из глубины ее естества раздался сладкий стон.

Услышав столь неожиданный звук, она замерла. Здравый смысл, наконец, высвободил ее из-под давящей власти желания и вылил холодную воду на ее нервные окончания. Вывернувшись, Тэйлор поглядела на кухонную дверь, а уж потом на Дрю. Закатывая рукава, она услышала собственный шепот:

— Ты, что, рассудок потерял?

— Нет, только терпение, — проговорил он в ответ, вновь протягивая к ней руки, и тихо ругаясь, когда она увернулась.

— Ты долго будешь играть со мной в эту игру, Тэйлор?

— Не знаю. Сколько раз я должна повторять, что у нас ничего не выйдет?

— Не знаю, — сердито парировал Дрю. — Кого из нас двоих ты сейчас пытаешься убедить?

В этот миг Тэйлор оказалась лицом к лицу с непререкаемой истиной. А истинная проблема заключалась не в том, чтобы убедить его; а в том, чтобы убедить себя. Он был прав, но она скорее была готова прокусить себе губу, чем согласиться с ним. Она опять демонстративно поглядела в направлении кухни, желая дать ему понять, что озабочена тем, не подслушает ли Ной их разговор.

— Ему сейчас до нас совершенно нет дела, — напрямую заявил Дрю. — А ты должна разобраться в том, что происходит между тобой и мной.

— Здесь нет никаких «ты» и «я»!

Дрю скрестил руки и понизил голос:

— Точно так же нет никакого Санта Клауса, но это не мешает нам воссоздавать его для Ноя. Реальность — это то, что ты творишь сама, Тэйлор. И вполне могут быть «ты» и «я», если ты будешь готова работать со мной в этом направлении.

— Ну прямо самый настоящий банкир! Ты уверяешь меня, что в жизни вполне возможно подвести баланс, вычитая что-то из колонки «А» и перенося в колонку «Б», а потом снова складывая все вместе! Ты думаешь, что все можно устроить путем небольшой подгонки, небольшого компромисса. Так вот, в реальном мире это не срабатывает, потому что иногда одного компромисса мало. Люди — не числа, и их нельзя складывать и вычитать, пока не получится то, что тебе надо.

— Пытаться получить, что мне надо, не значит быть плохим парнем. Пытаться добиться тебя не значит превращаться в подонка. В реальном мире чего-то пытаются добиться все. Все. — Дрю положил руки на бедра. — И даже ты.

— Я ничего не добилась. — Правдивый ответ слетел с ее уст прежде, чем она успела задержать его, и она оказалась уязвимой, лишенной всех защитных покровов, чего с нею никогда не случалось раньше.

После продолжительной паузы он твердо сказал:

— Хватит играть в «угадайку», Тэйлор. Говори четко и ясно. Чего ты хочешь?

Это не было приказом, но она ощутила, что обязана дать ответ, обязана дать ему понять, что есть проблемы, первозданные по сути и потому неразрешимые. Иногда решением представляется смена одной мечты на другую. Как, например, теперь: ей хотелось вести самостоятельную, беззаботную жизнь и ей хотелось Дрю. Она могла иметь или то, или другое, но не то и другое сразу.

— Сказать тебе, чего я хочу? — мягко переспросила она. — Начнем с того, что мне двадцать девять, и я хочу, чтобы ко мне вернулась моя мама. Иногда я хочу, чтобы она обняла меня и сказала, что все будет хорошо. Ты можешь это устроить, Дрю?

Потрясенный, Дрю смотрел на нее в упор, смело встретив напряженный взгляд, понимая, что сейчас она призналась в чем-то сугубо личном, о чем никогда никому не говорила, и он ощутил себя до такой степени беспомощным, в какой мере ей этого хотелось. Очко в пользу дамы, решил он, когда она взглядом стала прибивать его к земле.

— Ты же знаешь, что этого я устроить не могу, — сказал он.

— Что ж, попытаемся с этим смириться. Все, чего я хочу, обрести столь же сложно. И так было всегда. Мой выбор — исключительно черно-белый.

— Не может быть, чтобы во всем.

Она рассмеялась, хотя ей было не смешно.

— Увы, абсолютно во всем. Реальность создаем не мы. Реальность есть реальность, и я давно уже усвоила, что ее надо воспринимать такой, какая она есть. Даже, если тебе этого не хочется.

Дрю уже был готов вступить в спор, ему не терпелось узнать, какое все это имеет отношение к ним двоим, но тут раздался жуткий вопль Ноя. В плаче ребенка звучал какой-то надрыв, выворачивающий наизнанку и замораживающий кровь в жилах. Тэйлор отреагировала на какую-то долю секунды быстрее и первой помчалась на кухню. Когда они оба влетели на кухню, Ной поглядел на Тэйлор и заплакал еще громче и отчаяннее, затем он вскочил и вжался в дальний угол стола. Лицо у него побагровело, а в серых глазах застыли сожаление и тревога. Подтеки от слез свидетельствовали о том, что он, должно быть, плакал довольно продолжительное время.

— Что случилось, Ной? — спросила Тэйлор.

В промежутке между рыданиями он выдавил из себя:

— Я только… х-хотел… чтобы они… п-пели. Я… не собирался… их из-зуродовать.

Оба взрослых одновременно посмотрели на пряничных человечков, у которых вместо улыбок были большие, корявые буквы «О». Некоторые из «О» были так велики, что верхней петелькой забирались выше глаз. Некоторые напоминали скорее треугольник, чем кружок. А по некоторым, где линии соединения налезали друг на друга было видно, как мальчик старался снять лишнюю глазурь.