Коллинз так растерялся, что потерял дар речи.
— Здравствуй, — сказала она, — меня зовут Китти. Я уж думала, ты никогда не придешь.
— Кто вы, черт возьми?! — выпалил Коллинз. — Вы ошиблись, это не...
— Я не ошиблась. Мне сказали подождать мистера Коллинза.
Значит, это не ошибка. Кто же из старых приятелей юности мог отмочить такую дурацкую шутку?
— Кто вас сюда прислал?
— Я подарок от вашего старого друга.
— Какого друга?
— Имени он не назвал. Но заплатил наличными. Двести долларов. Я дорого стою Ваш друг сказал, что вы обрадуетесь такому подарку, и я гарантирую, что он не ошибся, мистер Коллинз. Ну, будьте же паинькой, идите сюда...
— Как... как вы сюда попали?
— Я щедро даю на чай, и прислуга меня знает. — Женщина изучающе посмотрела на него. — Какой вы, однако, душка. Люблю высоких мужчин. Вот только болтаете много. Ну, ложитесь же рядом с Китти, вам будет хорошо. Я останусь на всю ночь.
— Вон отсюда! — Схватив за плечи, Коллинз заставил женщину сесть. — Одевайся и немедленно уходи!
— Со мной еще никто так не обращался!
— Значит, я первый. — Он схватил пижаму. — К тому времени, как я выйду из ванной, ты оденешься и исчезнешь отсюда.
Натянув пижаму и выйдя из ванной, он увидел, что женщина уже одета.
Распахнув дверь бунгало и выпустив незнакомку, Коллинз вдруг увидел смутные очертания какой-то фигуры за кустом. Человек поднимал фотоаппарат, готовясь сделать снимок. Коллинз инстинктивно нырнул за дверь, прежде чем человек успел нажать на вспышку. Закрыв дверь на засов, он устало подошел к холодильнику и смешал себе коктейль.
Кто-то дьявольски хитро пытался скомпрометировать его. Но кто? И зачем? «Идиотство какое-то», — подумал Коллинз и, все еще не оправившись от потрясения, налил себе второй стакан, чтобы быстрее уснуть и дождаться утра, когда все покажется более ясным.
Но утро никакой ясности не принесло.
Коллинз решил обзвонить восьмерых полицейских начальников, жаловавшихся Кифу на махинации ФБР с их отчетами. Поговорив с первыми тремя, он понял, что звонить остальным не стоит. Удостоверившись, что говорят с министром юстиции, они сразу начинали отвечать очень осторожно. Один из них подтвердил «легкие расхождения» между данными, которые передал ФБР он и что опубликовало министерство юстиции, но тут же объяснил «расхождение» возможной ошибкой программистов компьютера. Все трое, однако, наотрез отказались признать, что жаловались Кифу на ФБР. Каждый по-своему выразил одну и ту же мысль: Киф неправильно их понял.
Затем Коллинз позвонил своей секретарше в Вашингтон:
— Марион, попросите кого-нибудь из сотрудников узнать в ФБР, но только не у высшего начальства, проводили ли специальные агенты Паркхилл и Нотон беседу с членом законодательного собрания Калифорнии Юрковичем. И беседовал ли специальный агент Линденмайер с кем-нибудь в Сакраменто касательно члена собрания Тобиаса.
Марион позвонила спустя четверть часа:
— Очень странно, мистер Коллинз, но, по сообщению ФБР, среди их сотрудников не числятся ни Паркхилл, ни Нотон, ни Линденмайер.
«Совсем все запуталось, — подумал Коллинз. — Этих сотрудников нет, но они приходили к Юрковичу и к даме Тобиаса. Неужели они перепутали имена? Сомнительно. Оба солгали? Бессмысленно. Тогда вывод только один — тоже невероятный, но очень зловещий: в ФБР есть тайный, никому не известный отдел, сотрудники которого в настоящее время терроризируют законодателей Калифорнии». В обычных условиях человек, столь уравновешенный и реалистически мыслящий, как Коллинз, вообще отбросил бы подобную мысль как бредовую. Но сейчас... Умирая, его предшественник пытался предупредить его о какой-то опасности, о документе «Р», грозящем стране. И если допустить, что безопасности страны может угрожать кусок бумаги, то почему же не допустить, что тайные сотрудники ФБР шантажируют калифорнийцев, как один явный фэбээровец шантажировал патера Дубинского?
Все это очень не нравилось Коллинзу. И прежде всего не нравилось то, что, занимая пост, на котором он должен был знать все о преступности в стране, он оказался вдруг в самой гуще действий явно преступного характера, о которых не мог узнать ничего. «Бог ты мой, — подумал Коллинз, — что же будет, когда тридцать пятая поправка действительно станет частью конституции?»
Мысли его прервал телефонный звонок. Звонил Эд Шредер из Вашингтона, чтобы сообщить, что проект «Сангвин» был выполнен и закончен три года назад, и в настоящее время ВМФ не ведет ни строительства, ни ремонта связанных с ним объектов. А в районе Тьюл-Лейк вообще ничего не строилось.
Коллинз ушам своим не верил. И впервые допустил возможность, что Джош мог оказаться прав. Так же, как Киф, Тобиас и Юркович.
А фотограф, сидящий в засаде у дверей его бунгало, чтобы снять его с проституткой, которую сам же и подослал? Это ведь не чей-то рассказ, это случилось с ним самим!
Коллинза охватывало все большее недоверие как к сторонникам тридцать пятой поправки, так и к ней самой, а уж выступать в ее публичную защиту по телевидению ему и подавно не хотелось. Но было уже поздно.
«С какой стати, — думал Коллинз, сидя в гримерной телестудии, — я оказался здесь, защищая мину, подведенную под Билль о правах? Что привело меня в стан таких врагов свободы, как президент Уодсворт и Вернон Тайнэн? Как я вообще оказался на стороне тридцать пятой поправки?»
Под ярким светом расположенных вокруг зеркала гримерных ламп вдруг пришла неожиданная ясность. До с их пор он последовательно и ловко оправдывал свою позицию: решил остаться членом кабинета, потому что считал обязанным найти свой собственный путь борьбы с преступностью, путь достойный и гуманный. Но не сделал этого. Он убедил себя, что у министра юстиции есть дела поважнее какой-то поправки, но сейчас понял, что важнее этого вопроса не могло быть ничего. Короче говоря, все его прежние доводы оказались всего лишь дерьмовой пустой болтовней. Он знал, почему оказался здесь. Знал, что привело его в компанию президента и директора ФБР — честолюбие! Честолюбие, желание стать важной персоной, добиться этого любой ценой. Но что это за цена?..
— Все в порядке, мистер Коллинз, — сказал гример. — Можете идти.
Куда же теперь идти? Он встал с кресла.
— Разрешите представить вас ведущему Бранту Ванбруку и Тони Пирсу, — сказала продюсер телепередачи «Поиски истины» Моника Эванс.
Коллинз сразу же узнал Пирса по многочисленным газетным фотографиям: обаятельного, располагающего к себе человека, светловолосого, веснушчатого, с открытым моложавым лицом.
— Очень рад познакомиться с вами, мистер Коллинз, — сказал Пирс. — Я немного знаю о вас от вашего сына Джоша. Отличный парень.
Коллинз в ответ промямлил какую-то любезность. Ванбрук усадил их по обе стороны от себя и заговорил:
— Работать будем следующим образом. Я внесу предложение обсудить вопрос: «Следует ли Калифорнии ратифицировать тридцать пятую поправку?» И в порядке вступления напомню зрителям предысторию вопроса. Затем представлю аудитории министра юстиции Коллинза, вкратце расскажу о нем. Потом камера вернется к мистеру Пирсу и ко мне, и я представлю вас, мистер Пирс, как бывшего сотрудника ФБР, а ныне руководителя группы, выступающей против тридцать пятой поправки в защиту Билля о правах. Потом я снова вернусь к вам, мистер Коллинз, и дам две минуты, чтобы вы вкратце изложили свою позицию. Затем снова ваша очередь, мистер Пирс. Вам тоже дается две минуты. Воздержитесь пока от спора с мистером Коллинзом, ограничьтесь лишь изложением причин, побуждающих вас выступать против поправки. Ну а дальше будем действовать по обстановке. Можете перебивать друг друга, но так, чтобы не говорить одновременно. — Он глянул в сторону оператора. — Сейчас начнем.
Услышав свое имя, произнесенное Ванбруком, Коллинз с трудом выдавил в камеру жалкую улыбку. Затем он услышал имя Пирса и посмотрел в его сторону. Открытое, веснушчатое лицо Пирса приобрело суровое выражение. Коллинз снова услышал свое имя, а затем заданный ему вопрос. И как бы издалека свой голос:
