Мы привыкли ночевать под открытым небом и, отыскав в лесу впадину, разместились в ней вместе с вещами. Повсюду лежал снег, и мы решили прибегнуть к своему давнему способу маскировки, расстелив палатку над своей ямой.

Небо благоволило нам и, пока мы спали, припорошило белый хлопок снегом; таким образом, наше убежище оказалось надежно скрытым от глаз, и в то же время было тепло.

На следующее утро, когда мы заканчивали завтракать на берегу широкой реки, снова появились супруги с коровой. Они объяснили, что накануне задержались у друзей, и еще раз пригласили нас погостить в их доме несколько дней. Мы отправились дальше вместе, и они вновь стали просить у Йонгдена советов как у провидца, вероятно решив заранее вознаградить себя за гостеприимство. Один из их вопросов касался здоровья некоего больного: их волновало, будет ли еще жив этот человек, когда мы придем в Дашинг? Обычно Йонгден проявлял предельную осторожность в своих предсказаниях, но ему надоели бесконечные вопросы крестьян, и он резко ответил:

— Ваш знакомый умер.

Я не знаю, отчего супруги проявляли такое нетерпение: являлись ли они наследниками предполагаемого покойного или его любящими родственниками и огорчило ли их заявление ламы или порадовало. Они сказали что-то друг другу шепотом и замолчали.

Полчаса спустя нам встретился один из жителей Дашинга. Наши спутники тотчас же осведомились у него о здоровье больного.

— Ему гораздо лучше, — ответил путник.

Авторитет Йонгдена немедленно упал, и, как только показалась позолоченная крыша монастыря Дашинга, супруги прибавили шагу и удалились, не удостоив нас взглядом.

Мы не стали напоминать им о том, что они обещали. По правде говоря, мы могли обойтись без их гостеприимства. В ту счастливую пору моей жизни меня нисколько не заботило, где придется провести ночь и другие подобные мелочи!

Место, где мы оказались, было красивым уголком: густые леса, расположенные поблизости, придавали ему некоторую суровость, но оно не было лишено очарования. Очевидно, ламы Дашинга давно признали его своеобразную прелесть и построили здесь несколько тсхам хангов[132] на склоне скалы, возвышавшейся над дорогой. Казалось, что белые домики отшельников цеплялись за выступы черных утесов и удерживались на них каким-то чудом, а отважные ели, которые росли в горных расселинах, окружали беспорядочно разбросанные жилища пустынников. Зрелище было восхитительным.

Схимники в Тибете в большом почете. Я не могу слишком задерживаться на этом вопросе и подробно рассмотрю его в своей следующей книге, посвященной миру тибетских мистиков. Поистине, этот мир представляет собой настоящую загадку, хотя весь Тибет окутан атмосферой тайны.

Возможно, Страна Снегов вскоре перестанет быть запретной зоной, но маловероятно, что секреты скитов будут когда-нибудь открыты для широкого круга.

В то время, когда я сидела на траве, прислонясь к огромному эрратическому валуну, и пыталась представить жизнь и мысли людей, скрытых за белыми стенами крошечных хижин, мимо проходила большая группа паломников. Они возвращались из Лхасы домой, в долину реки Наг-Чу. Мы попытались выяснить у них информацию о дорогах, которыми они следовали, и краях, которые они видели, но узнали мало интересного.

Когда паломники удалились, мы еще раз перешли через Полунг-Цангпо по очень красивому деревянному мосту и оказались на левом берегу реки. Подходя к монастырю, я заметила впереди наших недавних попутчиков.

Они стояли на вершине дороги, поднимавшейся к селению, и смотрели на нас, не решаясь подойти ближе.

— Это не злые люди, — сказала я Йонгдену, указывая на супружескую чету. — Я уверена, они раскаиваются в том, что не сдержали обещания, и теперь хотят проводить нас в свой дом.

Лама посмотрел в сторону крестьян и заявил:

— Больной умер.

— Откуда вам это известно? — удивилась я.

— Это нетрудно понять, — ответил мой сын. — Разве вы не видите, как смиренно они себя ведут? Не то что раньше, когда бросили нас! Они наверняка считают, что оскорбили великого пророка, и опасаются последствий за свое непочтительное отношение к нему. Это значит, что по возвращении в деревню они узнали: больной умер.

Скорее всего, недоверчивый лама был прав. Как бы то ни было, он отправился к монастырю с важным видом и вошел туда, не удостоив двух грешников даже взглядом… Я же скромно присела на каменистый косогор на краю дороги, окаймляющей монастырь, и стала дожидаться, когда Йонгден сделает покупки у местных трапа и вернется со съестными припасами.

Гомпа Дашинга, расположенный в долине, выглядит не так величаво, как монастыри, гордо возвышающиеся на вершинах. Однако река с зеленой водой, вьющаяся у подножия его древних крепостных стен, и увенчанный деревьями утес напротив него создают великолепный романтический фон для его позолоченных куполов.

За монастырем раскинулась обширная, местами возделанная долина. Здесь начинается тропа, которая через множество перевалов ведет в Южный Тибет. Часть ее ответвлений тянется к границе с Индией на севере Ассама, а другие ведут в Бирму и Юньнань.

По противоположному берегу Полунг-Цангпо, на некотором удалении от Дашинга, пролегает другая тропа, которая устремляется на север, через горы. Она соприкасается с почтовой дорогой из Лхасы в Чамдо, а затем встречается с несколькими дорогами, ведущими в степные районы и в Жакиендо, тибетскую факторию, расположенную на пути караванов, доставляющих чай в Лхасу. Отсюда, следуя на север через пустынные просторы, можно добраться до больших китайско-тибетских рынков Сининга и Данкара в провинции Кансу, а затем попасть в Монголию. Вся эта местность к северу от дороги по направлению к Чамдо мне хорошо знакома, и множество воспоминаний оживало в моей памяти при виде тропинок, которые могли бы привести меня в те края.

Между тем, когда я сидела на обочине дороги, машинально перебирая четки и глядя на реку, мимо проходили несколько женщин. Они направлялись за дровами в лес, который мы миновали по пути в Дашинг, и, видя, что я одна, остановились поболтать со мной. Узнав, что мой сын-желонг отправился в монастырь и мы были в дальних краях, они задержались и принялись меня расспрашивать.

Йонгдена приняли в гомпа так же радушно, как и в Сунг-дзонге. Волею случая он встретил здесь одного трапа из тех мест, где его дед некогда занимал довольно важное положение как лама, входивший в секту «красных колпаков». Мой спутник знавал там немало людей если не лично, то по имени; хотя у него не было от них вестей уже много лет, он удовлетворил любопытство своего собрата, рассказав ему обо всем и вся.

Столь радостная встреча никогда не обходится в Тибете без последующей трапезы. Пока мой сын развлекался в стенах монастыря, зашло солнце, и старая мамаша, сидевшая на камнях, стала дрожать от холода.

Между тем женщины, отправившиеся в лес, вернулись обратно, нагруженные дровами; они очень удивились, застав меня на том же месте. Это послужило поводом для новой беседы, в ходе которой одна из крестьянок пригласила меня переночевать в ее доме и подробно объяснила, как гуда добраться. Как только мои новые знакомые ушли, появился Йонгден вместе с послушником, оба сгибались под тяжестью продуктов.

Молодой монах собирался проводить нас к крестьянам, чтобы передать им приказ одного из лам приютить нас. Но я решила остановиться у доброй женщины, с которой только что познакомилась, и мы направились к ее жилищу.

Хозяин дома был простым крестьянином, но отличался недюжинным умом; кроме того, он много путешествовал и долго жил в Лхасе. Все, что он нам рассказывал, было крайне интересно, но к удовольствию, которое нам доставляло это общение, примешивались некоторые опасения: не раскроет ли сообразительный крестьянин — с более живым, чем у большинства односельчан, умом — наш обман?