Разве это происшествие не было до сих пор злободневным? Разве Тхагс-Янг и его сородичи не продолжают слоняться вокруг жилищ человека, подстерегая людей и животных, не умеющих защитить себя от их козней?

По большой кухне, слабо освещенной пламенем очага, над собравшимися пронеслось дуновение тоскливой жути. Одна из женщин невольно подняла глаза на расклеенные по стенкам листы бумаги с магическими, ограждающими от злой силы знаками, будто желая убедиться, на месте ли они. Старик пошел в соседнюю комнату посмотреть, горит ли на алтаре вечерний жертвенный светильник, и весь дом наполнился благоуханием зажигаемых им ароматических палочек.

Можно было бы подумать: таинственные происшествия во время совершения такого рода обрядов – частое явление, но на самом деле они представляют исключение. Невольно напрашивается мысль, что ученик, посещавший в течение некоторого времени бесовские логова, вызывавший демонов, предлагая им на съедение собственное тело, в конце концов начинает сомневаться в реальности созданий, ничем своего существования не проявляющих. Я спрашивала об этом многих лам.

– Такие сомнения, – сказал один из них, геше из Диржи, – иногда действительно возникают. Их следует рассматривать как одну из целей, преследуемых учителями-мистиками. Но если ученик обретает неверие прежде, чем оно может быть ему полезно, то часть упражнений, рассчитанная на воспитание в нем бесстрашия, останется безрезультатной.

– Наставник-мистик, – прибавил он, – не примет в ученики человека, исповедующего вульгарное неверие. Оно противоречит истине. Ученик должен понять, что боги и демоны существуют только для тех и могут причинить добро и зло только тем, кто в них верит, им поклоняется и боится. Очень немногие впадают в неверие на первой стадии духовного совершенствования. Большинство учеников действительно видят страшные образы.

Не беру на себя смелость оспаривать это мнение, но многочисленные примеры служат доказательством его обоснованности. Ночной мрак и характер местности, специально выбираемой для сношений с демонами, уже сами по себе могут породить галлюцинации. Но все ли явления, наблюдаемые совершающими обряд тшед учениками, следует отнести к галлюцинациям? Тибетцы утверждают, что не все.

Мне представилась возможность беседовать с отшельником из Га (Восточный Тибет), кушогом Вантшеном о случаях скоропостижной смерти во время заклинания злых духов.

Этот лама не обнаружил ни малейшей склонности к суеверию, и, думая найти в нем единомышленника, я сказала:

– Все они умерли от страха. Их видения – просто объективизация собственных мыслей. Демоны не могут победить того, кто в них не верит.

К моему величайшему изумлению, анахорет ответил необычным для него тоном:

– По-вашему, достаточно не верить в существование тигров и можно спокойно возле них прогуливаться – ни один тигр никогда вас не тронет?

Он продолжал: объективизация умственных представлений очень таинственный процесс, безразлично, проходит ли он сознательно или бессознательно. Какова участь этих созданий? Может быть, подобно младенцам, рождаемым от нашей плоти, они – дети нашего духа – ускользают из-под контроля и с течением времени или же сразу начинают жить самостоятельной жизнью.

– Не следует ли также предположить, раз мы можем порождать их, что есть на свете и другие существа, не похожие на нас, но обладающие такой же способностью? Если подобные магические твари существуют, то нет ничего необычайного в том, что мы приходим с ними в соприкосновение – либо по воле их создателей, либо потому, что собственные наши мысли и действия создают условия, позволяющие этим созданиям дать знать о своем присутствии и проявлять активность. Возьмем для сравнения реку и представим себе, что вы живете на суше на некотором расстоянии от берега. Рыба никогда не приблизится к вашему жилищу. Но проведите от реки до вашего участка канаву, а в конце канавы выройте пруд. Тогда вы увидите, как вместе с водой из реки в пруд попадет рыба. Остерегайтесь создавать такие канавы необдуманно. Немногие имеют представление о том, что таится в недрах вселенной, куда они опрометчиво заглядывают.

Затем, уже менее серьезным тоном, он закончил:

– Необходимо уметь защищаться от тигров, созданных вами или порожденных другими.

Теории такого рода и определяют выбор местности, подходящей для совершения таинства тшед. Отдается предпочтение кладбищам или пустыням с диким, легко возбуждающим ужас ландшафтом, когда с ними к тому же связаны странные предания или трагические происшествия, имевшие место в действительности.

Такое предпочтение объясняется тем, что эффективность обряда зависит не только от чувств, пробуждаемых в душе священнодействующего мрачными словами заклинаний или же страшным впечатляющим ландшафтом, на фоне которого он их произносит. Нужно, прежде всего, расшевелить таинственные силы или сознательные существа, привлекаемые в такие места совершенными здесь злодеяниями или настойчивой концентрацией мысли многих индивидов на нереальных воображаемых фактах.

Как следствие, во время отправления обряда тшед – драмы, исполняемой одним-единственным актером, – этот актер, в результате ли процесса объективизации, самовнушения или же веры, как верят тибетцы, благодаря вторжению на сцену существ оккультного мира вдруг оказывается в окружении коллег, порой начинающих играть в спектакле не предусмотренные режиссером роли. Последнее обстоятельство приветствуется, потому что, усложняя упражнение, делает его тем самым особенно полезным. Но нервы некоторых неискушенных адептов не выдерживают слишком интенсивной нагрузки, и вот тогда-то (я уже об этом говорила) и настигает их безумие или внезапная смерть.

Тот, кому предстоит совершить обряд тшед, должен прежде всего, как и подобает всякому лицедею, выучить свою роль наизусть. Затем ему нужно тренироваться в ритмическом танце, вырисовывая геометрические фигуры ногами на земле, научиться вертеться на одной ноге в обе стороны, постукивать по земле пяткой в такт и подпрыгивать. Наконец, он должен уметь манипулировать особым способом различными предметами культа и играть на тамбурине и на трубе из человеческой бедренной кости.

Это не так-то просто, а за время моего ученичества мне самой пришлось не раз попыхтеть до полного изнеможения.

Руководящий репетициями наставник-лама отдаленно напоминает балетмейстера. Но его окружают не сияющие улыбки балерин в розовых трико: перед ним пляшут исхудавшие от самоистязания и лишений молодые подвижники, в рубищах, с пылающими исступлением и диким упорством глазами на грязных воспаленных лицах. Они готовятся к чреватому опасностями испытанию, и их неотступно терзает мысль об ужасном банкете, когда тело их будет служить угощением для изголодавшихся демонов.

Нет ничего удивительного, что при таком положении вещей эта забавная репетиция становится зловещей.

Полный перевод таинства тшед занял бы здесь слишком много места: он содержит длинные подготовительные заклинания; произнося их, священнодействующий «попирает ногами» все разновидности страстей человеческих и распинает свое себялюбие. Но главная часть обряда состоит в пиршестве. Вкратце всю программу его можно изобразить следующим образом:

Священнодействующий трубит в канглинг (труба, сделанная из человеческой бедренной кости), приглашая демонов на пир.

Он воображает («воображать» – по-тибетски – доводить концентрацию мысли до объективизации субъективных представлений (образов). Такая концентрация мысли достигается в состоянии транса, когда воображаемые факты и местность полностью заслоняют реальные образы, воспринимаемые при нормальном состоянии сознания) божество женского пола, олицетворяющее его собственную волю. Его образ устремляется из головы его, через макушку, с саблей в руке. Одним быстрым взмахом оно отрубает ему голову. Затем, в то время как со всех сторон в ожидании лакомого угощения слетаются стаи вампиров, оно отсекает от тела руки и ноги, сдирает с туловища кожу и вспарывает живот. Из живота вываливаются внутренности, ручьями течет кровь, а омерзительные гости раздирают, грызут и смачно чавкают. Между тем священнодействующий монах сам натравливает их на добычу следующими ритуальными заклятиями: «На протяжении беспредельного ряда веков, в процессе повторяющихся существований я заимствовал у бесчисленных существ – за счет их благоденствия и их жизней – мою пищу, мою одежду и всевозможные блага, чтобы содержать мое тело в добром здравии, в радости и защищать его от смерти.