Исследование множества биографий смертников показало, что, как правило, люди, совершающие террористические акты по религиозным мотивам, происходят из семей с более высоким образованием и более высоким достатком по сравнению со средним уровнем. То есть ясно, что они не за гуриями отправляются на тот свет. И ясно, что уж меньше всего на свете их волнует то, что их семьям останется 10, 15, 20 или 200 тысяч долларов. У них совсем другая мотивация.

Почему граждане со всего мира отправляются в горячие точки? Чтобы там гибнуть? Как хорошо известно – и это, в частности, показал вооруженный конфликт на Юго-Востоке Украины, – наемники с готовностью воюют за деньги, но совершенно не собираются за деньги умирать. Почему же вчерашние шахтеры, слесари, учителя, сельскохозяйственные рабочие как с одной, так и с другой стороны берут в руки оружие и стреляют друг в друга за, казалось бы, какие-то абсолютно абстрактные вещи. Ну неужели из-за того, на каком языке говорить людям на территории своего государства, стоит идти и друг друга убивать? Наверное, все-таки у них совсем иная, гораздо более глубокая мотивация.

И уж никак не объяснить этого деньгами Ахметова, Януковича, Коломойского, Порошенко. Да, можно себе врать и говорить, что с одной стороны там российские бандиты, а с другой – украинские бандиты. Да бандиты не пойдут умирать! Бандиты ходят грабить. Умирать они не собираются. Бандиты не организовывают оборону городов, не выносят на себе обстрелы «Градами» и не борются за то, чтобы были предоставлены гуманитарные коридоры для выхода мирного населения. Бандиты не выступают по телевизору, объявляя: «Меня зовут так-то и так-то, это моя земля, и я буду стоять до конца». Бандиты этим не занимаются. Бандитам это неинтересно.

Да, бывает, что кто-то с той или другой стороны отбирает или угоняет чужую машину, и сразу в социальных сетях раздается хор возмущенных голосов. Омерзительный поступок? Конечно. На войне, к слову, такое часто происходит. Но ведь для того, чтобы угнать машину, воевать идти не обязательно. Мародерства, грабежи, изнасилования случаются на любой войне. Но это отнюдь не причина, по которой люди идут воевать, и уж точно не причина, ради которой люди готовы умирать. Так что же происходит? Почему до сих пор на планете происходят войны? Почему в противовес, казалось бы, простым и понятным политологическим истинам то тут, то там вспыхивают конфликты такого уровня и такого значения, что страшно просыпаться по утрам? Все просто. Дело в религиозном характере всех этих конфликтов.

Но эта простота совсем не та, какой кажется.

Наша проблема в том, что, как только мы слышим термин «религиозный», мы представляем себе традиционные религии, глубокомысленно киваем и говорим: «Ну да, конечно». Вот и сейчас, прочитав выше слова о религиозном характере конфликтов, вы наверняка тут же подумали, что я вам буду рассказывать про, с одной стороны, воинственные экстремистские направления ислама, а с другой – про христианскую цивилизацию.

Вы не угадали.

Не угадали даже близко. Это всего лишь один из аспектов. Но давайте посмотрим на проблему под другим углом. И в первую очередь обратим внимание на действующие принципы государственного устройства. Начнем, например, с такой основополагающей для современного мирового развития страны, которой являются Соединенные Штаты Америки. И посмотрим на те войны, которые ведут Соединенные Штаты, распространяя свой образ жизни, в течение последних хотя бы 30 лет. При этом я призываю вас сразу отказаться от заштампованного взгляда на мир, никого не проклинать, не считать империями зла, а просто спокойно проанализировать факты и слова, зачастую предваряющие эти факты или сказанные сразу после них.

Для начала – небольшой исторический экскурс.

Начну с серии вопросов, а вы, уважаемые читатели, будете мне на них давать умные ответы.

Скажите-ка мне, пожалуйста, кто у нас в России олицетворяет власть?

После небольшой паузы – правильный ответ: Путин.

Президент Российской Федерации; в настоящий момент – Владимир Владимирович Путин.

А является ли президент Российской Федерации также высшей религиозной властью в стране? Высшим религиозным или моральным авторитетом?

Тут, конечно, могут быть разные ответы, но, немножко подумав и вспомнив, что мы живем в России, все в конце концов придут к одному выводу: «Нет, у нас за это отвечает Патриарх всея Руси».

И я скажу: молодцы!

А теперь следующий вопрос: кто является руководителем церкви в Великобритании?

И вы, мои маленькие друзья, а также их родители, дадите на это умный ответ: «Действующий монарх». И добавите: «Но это же англиканская церковь!»

Ну да, что-то мы припоминаем. Там, кажется, когда-то жил король, который очень-очень любил женщин. Звали его Генрих, и стояла при этом имени какая-то довольно большая цифра. И кажется, этому Генриху в очередной раз не повезло с женитьбой, но Папа Римский ему сказал: «Дружище, хватит уже разводиться!» А Генрих обиделся и сказал: «Ах, так! Тогда у меня будет своя англиканская церковь».

Точно, воскликнете вы. Англия, Генрих VIII, Анна Болейн… Как же, как же. Но в современной Британии – тут же уточните вы – есть проблема с королевской властью. Там же премьер-министр отвечает за все. Значит, власть уже не сосредоточена в одних руках, как было раньше.

Но давайте-ка вспомним начало XIX века, когда Наполеон Бонапарт встретился с Александром I. По большому счету, в то время именно русский царь и возглавлял Православную церковь – после того как еще прапрадед Александра, Петр I, запретил избирать патриархов. Наполеон тогда позавидовал Александру. Сказал: «А вот у меня есть некий Папа Римский».

С тех пор прошло очень много лет. В Россию вернулся институт патриархов, в Англии вообще все стало совсем по-другому: королевский титул остался, по большому счету, замечательным атрибутом монархии, но перестал олицетворять собой власть – она теперь принадлежит премьер-министру. А вот что происходит в Соединенных Штатах Америки?

Бесспорно, мы с вами много раз слышали, что Америка – очень набожная, религиозная страна. Это, кстати, соответствует действительности. Чуть ли не каждый третий дом будет церковью, особенно где-нибудь в южных штатах. По воскресеньям можно с удовольствием наблюдать, как красиво одетая публика направляется в храм, чтобы по окончании службы всей семьей собраться за обеденным столом. Практически в каждой американской семье совместная трапеза начинается с благодарственной молитвы. И никакая политкорректность и толерантность не в состоянии лишить большинство американцев четкого ощущения, что слова «одна нация под Богом» – «one nation under God» – чистая правда. Не случайно на долларе написано «мы в Бога верим». И одновременное наличие большого количества масонских знаков на той же купюре никого не лишает душевного равновесия и не заставляет говорить: «Ну, это не совсем то, что вы думаете…» Нет. Американцы действительно верят в Бога. И, к примеру, мусульманское население Соединенных Штатов до сих пор гораздо менее многочисленно, чем многим из нас может показаться после просмотра фильмов и знакомства с биографиями известных американских спортсменов, ставших приверженцами ислама.

Но в чьих руках сосредоточена главная сила в Америке?

И вы, конечно, мне скажете: в руках президента.

А кто является главным моральным авторитетом?

И вот тут вы с ужасом отметите, что в глубоко верующей стране США такого единого религиозного авторитета даже близко нет. И вдруг поймете, что на самом деле для подавляющего большинства американцев такой религиозной фигурой во многом является президент.

Почему?

Давайте разбираться.

Выборы президента Соединенных Штатов всегда помимо всего прочего подразумевают вопрос о верованиях кандидата. Как мы помним, перед выборами Барака Обамы общественность долго выясняла, кто он, христианин или мусульманин, и кем был настоятель церкви, в которую он ходил (с этим настоятелем тоже был связан громкий скандал из-за его высказываний). За всю историю Америки ни разу президентом не становился атеист. Мало того, нам с вами известен лишь единственный случай, когда президентом стал католик – это был Джон Кеннеди. Все остальные американские президенты принадлежали к протестантской конфессии. И это тоже очень важно для понимания того, о чем пойдет речь дальше.