В квартире человека, куда мы перешли жить, стояла ванна.

Печь и колонку Джим продал скупщикам краденого, а ванну — не успел.

Пришел хозяин квартиры. Попросил Джима сохранить ванну. Сосед, пообещал. Но в тот, же день явился к нам, сказал: «Ванна здесь моя!» И унес ее к себе. Семья Нуры из любопытства, сразу явилась.

— Где ванна? — нас спрашивают.

Он пропил эту ванну на другой день. Нас «подставил».

Нет, не будет нам здесь покоя!

К нам, на второй этаж, забраться нашим же соседям — легко. Поэтому мы поставили всюду железные решетки. Вбили в края балкона гвозди, чтобы те, кто полезет к нам, поранили руки. И еще я спрятала канат на балконе — чтоб самим можно было спуститься по нему — на случай, если ворвутся в дверь. Входная дверь слабая. На помощь звать некого.

Во дворе живут две чеченских семьи. Их близкие родственники и друзья расселились рядом, по целым чужим квартирам и частным домам.

Мы одни.

Всем нравится наш старинный книжный шкаф. Джим уже требовал его себе. Говорил: куплю или заберу так. Но мы не отдали. Попутно соседи заглядываются и на два коврика. Пятиметровый ковер вынесли, а эти, маленькие, остались.

Обиженный за алебастр Джим в хорошем подпитии громко рассуждал, что я не мусульманка. А мусульманин у меня один дед.

Только вчера последний кусок нашего хлеба я отдала его беременной жене. Больше у нас нет ни денег, ни хлеба. Просто мама сказала, что женщине в положении не в чем отказывать нельзя!

Читала Мережковского «Тутанхамон на Крите», о жрице Дио, и «Юлиан отступник».

Когда я прочла, как христиане разбили храм языческих богов и убили ребенка, я заплакала. Вообще плачу я редко. Юлиан дал обещание заботиться о ребенке умирающему старику, который не видел, что мальчик уже мертв. Я знаю, чего стоит давать обещание умирающим. Мне понятна вера цезаря в языческих богов. Он просто увидел, каково новое «гуманное» движение.

Мы похоронили маленького кота.

Мир ему!

Он нашел и съел что-то несъедобное, сильно болел.

Людей честных, справедливых, смелых почти не осталось вокруг.  В скорбном хаосе, невежественном и злом.

Сегодня мимо наших окон все движутся какие-то венные колонны.

До встречи! Целую тебя, Дневник!

Люди из семьи Нуры убили нового кота Лины.

Вместе сплетничают против нас. Вместе воруют. И одновременно ненавидят друг друга.

Мама права: жить в мире лжи и раздора — хуже, чем погибнуть от бомбы.

Будур.

24 августа 2001

Написала письмо маминой однокласснице из г. Ростова-на-Дону. Ее зовут Наталья.

Не знаю, хватит ли смелости его отправить.

Вообще я стесняюсь просить людей о помощи.

«Это письмо из города Грозного.

Я — Полина, дочь Елены, вашей давней подруги и одноклассницы.

Пишу вам о нашем отчаянном положении.

Дом наш разбит. Бумаги на компенсацию (говорят, за квартиру она положена) не можем оформить — денег нет.

Скитаемся. У мамы был инфаркт. Я сама делаю ей уколы.

Имущество наше почти полностью украдено и уничтожено.

Я была ранена осенью 1999 г. на рынке. Гуманитарную помощь мы не получаем, так как не подходим по «категориям» нуждающихся в ней. Справки об инвалидности маме тоже не можем сделать, чтобы оформить пенсию по инвалидности. В войну часть документов пропала. Я закончила 9 классов. У меня три отметки «хорошо»,  остальные — «отлично»!

Я продаю на рынке свои старые книжки, но это мало что дает.

Со школы едой помогают учителя и директриса.

Самое главное было бы для нас выехать из Грозного с остатками вещей, так как отношение к людям с русскими фамилиями все более жестоко.

Что бы вы нам посоветовали?

Может быть, где-нибудь принимаются на работу люди из Чечни, и им предоставляется комната?

Ответьте нам, пожалуйста.

Грозный, главпочтамт, до востребования».

Вечер

Подумала и поняла — не отправлю.

Никто не может мне помочь.

Никто.

П.

28 августа 2001

Сосед Джим ежедневно пьет водку. Вчера он устроил ночной концерт. Громко орал, что мы — «русские твари» и нас давно пора зарезать, а он — умеет!

Явно присутствовало желание нахамить, испугать.

Аладдин и Джинн, редкие, лишенные пошлости люди. По стечению обстоятельств, родные Джинна, были соседями этим же Борзовым в Ингушетии. Ежедневно угощали их молоком. Вот бы они послушали это!

Сосед кричал в ночи. Мы записали его голос на дедушкин диктофон.

Джим был в сильном опьянении, он не стучал в нашу дверь. Брал на понт.

Утром мы пошли к его маме и братьям.

Поклялись, что кроме пары носок, одного старого свитера и коричневого халата, мы никогда, ни у кого ничего не брали. Мы пользовались подушкой и одеялами, но оставили их в том месте, где жили.

Продукты — брали. Но никогда не забирали все! Оставляли для других голодных.

По фамилии многие принимают нас за русских людей. Но разве это можно рассчитать?

Мать моей мамы — армянка.

Отец моей мамы — донской казак.

Мать моего отца — польская еврейка.

Отец моего отца — чеченец.

В родословной мамы были татары, грузины, осетины, армяне, украинцы, черкесы.

В родословной отца – французы, испанцы, поляки, чеченцы.

Кто по каплям вычислит состав моей крови?

Прабабушка Юля-Малика часто повторяла: «Мы — кавказский народ!»; «Мы — люди Мира!»

Мать и сестра Борзовы бежали к Джиму со скандалом. «Сынок» и «братик» их прогнал. Грубо вытолкнул из своего жилища. На наших глазах пихнул ногой мать, старую чеченку!