Мне опять пришлось бежать.

Я даже на несколько минут выскочила под обстрел, с мыслью, что тут мне и настанет конец.

Но потом вспомнила о тебе, Дневник, одумалась и зашла обратно.

Мамаша кричала, что смерть — избавление! От голода и болезней. Избавление от недостатков и пороков! У нее случилась истерика!

Она говорила чужим, незнакомым голосом:

— Не могу видеть людей. Никого! Никаких!

Твердила, что хочет в лес или на остров. Туда, где цветы, деревья и ласковые звери, песок, вода. И главное — нет людей!

А у меня после всего еще сильнее заболели сердце и печень. Я еле двигаюсь. Сил нет!

Очевидно, в госпиталь мы поплетемся завтра.

 Царевна.

18 февраля 2000

Утро

Солнце. Тает снег. Настоящий весенний день!

Я сделала зарядку: дышала по системе йогов.

Для такой жизни нужны крепкие нервы.

Страх словно рассыпался и пропал.

Потом мы выпили чай с кусочком обгоревшей лепешки без масла.

Я еле-еле прожевала ее, позавчерашнюю. Вчера не пекли.

Лепешка твердая, как обувная подошва.

Я взяла свою палку-клюку.

Пора в путь!

Будур.

19 февраля 2000

Вчера, 18 февраля, мне сделали операцию.

Врачи снова «фотографировали» мою ногу. Сделали метки-ориентиры зеленкой.

Вокруг стреляли, где-то шел бой.

Я чувствовала уколы, их было четырнадцать: «Блокада из новокаина».

Но мне было больно, и я кричала. Поэтому, помучившись, не удалив осколок и разрезав ногу в нескольких местах, врачи МЧС все-таки решились на полный наркоз. Они боялись делать его первоначально из-за сердца, думали, что оно не выдержит.

Операция длилась около двух часов.

Пока меня готовили к наркозу, я познакомилась с худенькой медсестрой Наташей и моим хирургом Сулейманом-Бауди. Он доктор из московской больницы № 9.

Врач — чеченец. Медсестра — русская. Оба из Москвы.

Единственное, что оказалось плохо, — я требовала свой большой осколок. Но его мне не отдали. Зато дали справку о ранении с печатью МЧС.

Потом нам немножко повезло: «скорая помощь» везла какую-то женщину в город Моздок, в госпиталь. Больную спасали. Врачи на ходу делали ей уколы. Поэтому на обратном пути машина подвезла нас ближе к дому. Высадили за три квартала — дальше не могли проехать из-за завалов.

Мы передохнули на скамье, под горячим солнышком и поплелись домой.

Доктора предупредили:

- Через день следует приходить, менять повязку!

Дали салфеток и бинтов. Бесплатно!

Сказали:

- На случай боев, если не сможете добраться к нам.

К ночи обезболивание ушло. Горели раны! Я принимала лекарство.

Мама одна пошла за кашей. Она попросит для меня питание — домой.

Вечер

Все в порядке. Мама пришла. Еда еще теплая. Можно не греть.

Бабушкам мы дали в честь моего выздоровления какао с молоком, а соседу Валере — немного каши на тарелке.

Будур.

21 февраля 2000

Сынишка пожилой чеченки, которая учила Раису молитвам, оказался русским! Он не родной, а усыновленный. Ему 23 года. Принял ислам в 1993 году. Работал на стройках.

Этот парень слышал от дворовых кумушек об Аладдине.

Рассказал, что никогда не думал обо мне, но однажды я явилась в его сон и представилась: «Я — царевна Полина-Будур!»

Его ночное виденье особенно поразило меня. Об этом имени знали четверо: Аладдин, я, Джинн и мама.

Алкаш Вовка сегодня отколол такую штуку: взял и поцеловал мою маму в макушку. Какой позор! Невыносимо терпеть такое нахальство!

Мама рассмеялась и почесала это место.

Подруга Аладдина.

24 февраля 2000

Швы мне не сняли. Сделали перевязку.

Доктора посмотрели ногу и сказали:

— Там большая пустота. Нельзя поднимать тяжести, много ходить — опасно.

В другой палатке пластырем на указательный палец руки приклеили маленькую батарейку, как от часов. Объяснили:

— Она ускорит заживление. Точка на твоем пальце, соответствует ране на ноге!

Мне сделали укол с сердечным лекарством, и мы отправились в столовую.

По справке получили в отдельной очереди четыре баночки паштета. Они очень маленькие, железные! Но как раз по две, удобно делить.

О моем новом друге позволь, Дневник, замолвить слово: Алик — его чеченское имя. Он человечен. Много рассказывает о себе. О прошлом. О наркотиках. Тюрьме. Алик признался, что несколько раз был доведен до крайнего отчаянья отношениями в семье своих русских родителей. Пытался покончить с жизнью. Вскрывал вены. Вешался. Его чудом спасли.

Будур.

26 февраля 2000

Вчера у нас сидел Алик. Мне было скучно! Временами жаль его.

Сегодня я поссорилась с мамой.

Вернее, не ссорилась. Просто так получилось. Мама долго искала ручку.

Не могла ее найти. А «писатель» в доме — только я. Она рассердилась!

Сразу покрыла меня матом. Когда мы вышли за кашей — продолжила свою речь на улице.

Я прошла с ней рядом немного, потом плюнула и повернула назад, домой.

Полезла под кровать, ища проклятую ручку, а там здоровенная дохлая крыса! Но ручку я нашла! Сосед Алик проследил — мамы нет. Явился в гости и заговорил со мной про «замуж». Я честно сказала:

— Нет! Но приходить и общаться — можно.

Алик заявил, что не настаивает. Будет проведывать нас, как сосед. Хорошо, что он есть. Мне не так одиноко. Спасибо ему за это.