Капитан Немо остановился. Жестом он приказал нам сделать привал, и, как я ни жаждал преодолеть эти стены, пришлось повиноваться. Здесь кончались владения капитана Немо. Он не хотел переступить их границы. За этой чертой начинался другой мир, в который он не желал ступить и шага!

Мы тронулись в обратный путь. Капитан Немо снова встал во главе нашего маленького отряда и, не колеблясь, повел нас вперед. Мне показалось, что мы возвращались к «Наутилусу» другой дорогой. Новая дорога с чрезвычайно крутым подъемом, а значит, и очень утомительная, скоро вывела нас к поверхности океана. Впрочем, вступление в верхние слои воды совершалось более или менее постепенно и не могло грозить неприятными последствиями, так как резкое изменение давления гибельно отражается на человеческом организме и является роковым для неосторожных водолазов. Вскоре мы снова вошли в освещенные слои воды. Солнце стояло низко над горизонтом, и его косые лучи, преломляясь в воде, окружали радужным ореолом все предметы.

Мы шли на глубине десяти метров. Вокруг нас кружили стайки самых разнообразных рыбешек, более многочисленных, чем птицы в воздухе, и более проворных, но ни одна водяная дичь, достойная ружейного выстрела, не попалась нам на глаза.

Внезапно капитан Немо опять вскинул ружье к плечу и стал прицеливаться в какое-то существо, мелькавшее в кустах. Он спустил курок. Послышался слабый свист, и сраженное животное упало в пяти шагах от нас.

Это была великолепная морская выдра, калан, единственное четвероногое, обитающее только в морях. Мех выдры, достигающей полутора метров, темно-коричневый, на кончиках серебристо-белый и весьма нежного подшерстка, высоко ценится на русском и китайском рынках. По тонкости и шелковистости волоса мех нашей выдры должен был стоить по крайней мере две тысячи франков. Я с интересом рассматривал этот любопытный образец млекопитающего с плоской головой, короткими ушами, круглыми глазами, белыми кошачьими усами, с сильно развитой перепонкой между пальцами лапок, с пушистым хвостом. Это ценное хищное животное, за которым охотятся, устраивая целые облавы, становится чрезвычайно редкой добычей и встречается чаще всего в северной части Тихого океана, где тоже, вероятно, скоро исчезнет.

Спутник капитана Немо взвалил убитое животное себе на плечи, и мы опять двинулись в путь.

Целый час шли мы по песчаной равнине. Местами дно поднималось настолько, что каких-нибудь два метра отделяло нас от поверхности океана. И тогда я видел, как отражение наших фигур в воде бежало в обратном направлении, а другое отражение, повернутое вверх ногами, плыло над нашими головами.

Помимо этого, было еще явление, достойное внимания. Над нами непрерывно проносились облака, мгновенно сгущавшиеся и мгновенно таявшие. Подумав, я понял, что возникновение облаков объясняется постоянным изменением толщи водяного слоя над нами, и, приглядевшись, заметил даже белые «барашки» на гребнях волн. Прозрачность воды была такова, что отчетливо были видны тени крупных морских птиц, пролетавших над океаном.

И тут-то я стал свидетелем самого замечательного выстрела, который когда-либо доводилось наблюдать охотнику.

Над нами парила на широко распростертых крыльях какая-то большая птица. И когда она летела в расстоянии нескольких метров от поверхности моря, спутник капитана Немо прицелился и подстрелил птицу. Птица камнем упала в море, и сила падения была так велика, что, преодолев сопротивление воды, она свалилась почти в самые руки меткого стрелка. Это был альбатрос, великолепный представитель отряда морских птиц.

Импровизированная охота нисколько не замедлила нашего походного марша. В течение двух часов мы шли то по песчаной равнине, то среди лугов морских водорослей. Я буквально изнемогал, как вдруг слабая полоска света рассеяла темноту вод на полумилю. Это был прожектор «Наутилуса». Еще каких-нибудь двадцать минут – и мы на борту судна! Наконец-то я вздохну свободно! Мне начинало казаться, что кислород в моем резервуаре уже истощается. Но я не предвидел, что нечаянная встреча несколько замедлит наше возвращение на «Наутилус».

Я шел шагах в двадцати от спутников. Вдруг капитан Немо круто повернулся и быстро направился ко мне. Мощной рукой он пригнул меня к земле, его спутник поступил так же с Конселем. В первую минуту я не знал, что и подумать об этом внезапном нападении, но, увидев, что капитан лежит неподвижно подле меня, я успокоился.

Я лежал распростертый на земле, под прикрытием водорослей. Взглянув вверх, я увидел, что над нами проносятся какие-то огромные фосфоресцирующие туши.

Кровь застыла в моих жилах. Я узнал страшных морских хищников. Это были две акулы, ужасные акулы-людоеды с огромным хвостовым плавником, тусклыми стеклянными глазами, с глазчатыми, пропитанными светящимся веществом пятнами на морде. Чудовищная пасть, способная одним движением своей железной челюсти раздробить человека! Не знаю, занимался ли Консель классификацией акул, что касается меня, я смотрел на их серебристое брюхо, грозную пасть, ощеренную зубами, скорее как жертва, чем как ученый-естествоиспытатель.

К нашему великому счастью, у этих прожорливых животных плохое зрение. Распустив свои темные плавники, они пронеслись мимо, не заметив нас; и мы каким-то чудом избавились от опасности более страшной, чем встреча с тигром в глухом лесу.

Через полчаса мы подошли к «Наутилусу», яркий прожектор которого указывал нам путь. Люк был открыт, и, как только мы вошли в кабину, капитан Немо захлопнул наружную дверь. Затем он нажал кнопку. Насосы внутри судна заработали, что было видно по тому, как спадает уровень воды вокруг нас. Через несколько секунд в кабине не осталось и капли воды. Тогда распахнулась внутренняя дверь, и мы попали в гардеробную.

Не без труда сняли мы свои скафандры, и я, измученный, полусонный, падая от усталости, но совершенно очарованный чудесной подводной прогулкой, добрался наконец до своей каюты.

Проснувшись утром, 18 ноября, я почувствовал себя вполне отдохнувшим. Выйдя на палубу «Наутилуса», я услышал, как помощник капитана произносил свою традиционную фразу. И вдруг я понял ее смысл. Речь шла, конечно, о состоянии моря, вернее, об отсутствии опасности: «На море спокойно!»

Необозримая водная ширь! Ни паруса на горизонте. Ни утесов острова Креспо! За ночь они исчезли из виду. Перед глазами синее море! Море поглотило все краски солнечного спектра, осталась одна лишь синь! Морская гладь, вся в переливах легкой зыби, живо напоминала муаровую ткань.

Я залюбовался волшебным видом океана. Но тут поднялся на палубу капитан Немо. Он приступил к астрономическим наблюдениям, не замечая, казалось, моего присутствия. Потом он облокотился на штурвальную рубку и погрузился взглядом в бескрайнюю даль.

Тем временем на палубу поднялись человек двадцать матросов «Наутилуса». Они начали выбирать сети, закинутые накануне ночью. Это были здоровые крепкие люди различных национальностей, но все европейского типа. Я без труда узнал ирландцев, французов, славян, одного грека, или критянина. Они были скупы на слова и объяснялись между собой на каком-то непонятном наречии, происхождения которого я не мог угадать. Стало быть, я не мог говорить с ними.

Сети вытащили на борт судна. Они представляли собой подобие нормандского невода, огромного мешка, который благодаря верхним поплавкам и цепи, продетой в нижние петли, держится полуоткрытым в воде. Мешок этот, прикрепленный к корме стальными тросами, скребет дно океана и вбирает в себя все, что попадается на пути судна. В это утро в сети попали любопытные образчики океанской фауны: лягва – рыба из семейства рукоперых, прозванная за свои комичные движения клоуном, спинороги, опоясанные красными лентами, способный раздуваться ядовитый скалозуб, оливковые миноги, среброчешуйчатые сарганы, нитехвосты с сильно развитыми электрическими органами, не уступающими в силе органам гимнота и ската, зеленоватые тресковые бычки различных видов и, наконец, несколько более крупных рыб: толстоголовка с выпуклой головой, длиной в целый метр, множество отличных макрелей, разряженных в серебро и лазурь, три великолепных тунца, которых не спасла от невода быстрота их движений.