Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Надо было видеть лицо этого прыщавого юнца из ХАДа. Размахивая руками, он стал кричать в лицо Хайдару матерные слова. Такого хамства в свой адрес генерал стерпеть не мог. Еле удержавшись от того, чтобы не дать по морде этому выскочке, он рявкнул:

– Если ты, сосунок, будешь совать нос не в свои дела, можешь его лишиться раз и навсегда!

Хадовец изменился в лице, не зная, чем ответить генералу. В Кандагаре он был человеком совершенно новым и еще не до конца разобрался в том, кто здесь делает погоду. Назначенный по личному распоряжению товарища Амина на должность начальника особого отдела ХАДа, он был ответственен за чистку партийных рядов от нежелательных элементов. Помня напутствия генсека, он рьяно взялся за выполнение возложенных на него обязанностей. За первую же неделю были арестованы и расстреляны ряд высокопоставленных чиновников, чье мировоззрение не укладывалось в рамки последних постановлений ЦК НДПА и указов Военно-революционного совета.

Дальше – больше. Из Кабула поступило секретное распоряжение Амина, которое предписывало особому отделу в кратчайшие сроки арестовать всех членов НДПА из крыла «Парчам». Поскольку «парчамистов» больше всего было в самом ХАДе, особист не стал особо мудрствовать, и партийную зачистку начал со своего ведомства. Воспользовавшись грызней, процветавшей в нестройных рядах госбезопасности, и повсеместным стукачеством ее сотрудников друг на друга, он довольно быстро набрал гору «компры», методично используя ее в достижении поставленных перед ним задач. Аналогичные зачистки были проведены во всех властных структурах, в воинских подразделениях, учреждениях и даже в губернаторстве.

Не давался ему только царандой, возглавляемый строптивым генералом Хайдаром…

– Не знаю, лишусь ли я носа, но тебе не сносить головы, – со злобой парировал хадовец.

От этих слов Хайдар побагровел:

– Сначала научись разговаривать со старшим по званию. А то так и останешься до конца жизни безмозглым ишаком.

Развернувшись на месте, Хайдар направился к выходу из кабинета.

Хадовец с ненавистью смотрел вслед удаляющемуся генералу, прикидывая, куда бы стрелял, окажись тот в тюрьме. А сделал бы он это с превеликим удовольствием. Не будь у генерала охраны, дожидавшейся его в коридоре, он уже сейчас, не задумываясь, всадил бы ему пулю в затылок.

Хайдар как будто угадал его крамольные мысли. Обернувшись в дверном проеме, он произнес:

– И не думай даже об этом…

* * *

В этот же день Хайдар собрал в своем кабинете руководителей ведущих служб и сделал заявление о том, что уезжает за пределы города с инспекционной проверкой отрядов самообороны.

Лукавил генерал. Он отлично понимал, что инцидент с хадовцем на этом не завершится. Этот прыщавый карьерист ни перед чем не остановится, и от него теперь можно ожидать любой пакости. Садиться на нары Мабаса, а тем более быть расстрелянным ни за хрен собачий у Хайдара не было никакого желания.

Когда офицеры покидали кабинет Хайдара, он попросил Асада задержаться.

– Сколько лет ты уже в НДПА? – плотно закрывая входную дверь, спросил генерал у Асада.

– Почти четыре. А что?

– Да вот и то. Я тебя как-то раз уже предупреждал, что чрезмерное увлечение политикой ни к чему хорошему не приводит. Хороший ты офицер. И заместитель неплохой. Но, понимаешь, сейчас в стране творится вакханалия, и партия, в которой ты состоишь, имеет к этому самое непосредственное отношение. Мало ей было крови невинных жертв, так теперь, насколько я понял, Амин решил заняться большим кровопусканием в самой НДПА. Извини, но лично я ко всему этому не хочу иметь никакого отношения. Одному тебе я по секрету скажу, что на время вынужден покинуть город. И совсем не по той причине, о которой только что сказал остальным офицерам. Когда вернусь обратно, пока еще сам не знаю. Где буду находиться – даже тебе не скажу, поскольку наслышан о том, как хадовцы умеют развязывать языки. Так что извини, дорогой. Тебе я тоже рекомендую не задерживаться в городе. Я ведь неспроста спросил тебя о политической ориентации. Насколько я понял из визита в вашу партийную контору, в ближайшие дни «парчамисты» пойдут на удобрение. А мне ох как не хотелось бы видеть тебя преждевременно умершим. У тебя есть родственники в других провинциях?

– Почти все мои родственники проживают в Кабуле.

– А вот туда тем более не советую ехать. Наверняка там будет хуже всего.

– У меня есть еще двоюродный брат. В Урузгане живет.

– Вот туда и отправляйся. Да, и документы себе организуй понадежнее. Не мне тебя учить, как это делается. Наверняка твоя фамилия очень скоро попадет в списки врагов, подлежащих уничтожению. И тогда тебя уже ничто не спасет. Заодно подумай, что делать с агентурой. По возможности уничтожь все их личные дела и предупреди, чтобы залегли до поры до времени на дно. Не вечно же будет продолжаться этот идиотизм. Обо мне не беспокойся и не верь никаким сплетням о моей персоне. А теперь – иди и помни, о чем я сказал.

Расставаясь, ни Хайдар, ни Асад не знали, когда им придется свидеться вновь.

Пути господни неисповедимы…

С первых дней пребывания в Кабуле Шакур Джан попал в водоворот стремительных событий, мелькавших перед глазами, словно картинки стробоскопа. Огромный шумный город, разительно отличавшийся от Кандагара более широкими улицами и огромными базарами, ко всему прочему был эпицентром происходящих в стране политических потрясений.

Университет, куда Шакур Джан поступил без особых проблем, был самым политизированным учебным заведением столицы. На площади перед его главным корпусом постоянно проходили митинги, переходящие зачастую в стычки членов группировок различной политической и религиозной ориентации.

Шакур Джан с иронией наблюдал за тем, как, перекрикивая друг друга, выступали маоисты. Затем их сменяли представители сразу двух крыльев НДПА. Их выступления вызывали некое отвращение у Шакур Джана, поскольку ничего путного в выдвигаемых ими лозунгах он так и не услышал. Одна демагогия. Ишь чего захотели – национализировать земли! А кто вы такие, чтобы отбирать землю у моего отца? Вы ее ему давали? Эта земля со временем будет принадлежать мне, и никто ее ни у меня, ни у моего отца не отберет. Руки коротки!

Больше всего Шакур Джану нравились выступления «Инженера» – Гульбеддина Хекматиара.

Среди студентов ходили разговоры, что «Инженер», будучи студентом университета, при короле Захир Шахе почти год сидел в тюрьме «Пули Чархи». А посадили его туда только за то, что он поливал грязью самого короля и все его святое семейство. Пришедший к власти Дауд выпустил из тюрьмы всех политических, в том числе «Инженера», и тот снова вернулся в университет.

Пламенные речи «Инженера» в корне отличались от речей других ораторов. Практически он старался никого не критиковать, дипломатично обходя наиболее болезненные вопросы. Но выступления его были поставлены так, что их можно было принимать как руководство к немедленному действию. «Инженер» ратовал за процветание Афганистана под знаменами Ислама, и только Ислама, поскольку считал, что строгие правила поведения человека, прописанные в Коране, позволят держать в узде и коррумпированных чиновников, и весь горячий афганский народ.

Шакур Джан перестал посещать митинги, проводимые ораторами НДПА и маоистами, отдавая предпочтение только выступлениям «Инженера». Их тезисы он записывал в отдельную тетрадь в зеленой обложке, которую завел специально для этого.

Так, незаметно для себя самого, Шакур Джан и втянулся в политику.

А однажды, после очередного митинга, набравшись смелости, он подошел к «Инженеру» и высказал свое искреннее восхищение его политической прозорливостью.

Хекматиар с любопытством посмотрел на молодого человека с горящими глазами и, безошибочно определив в нем одного из своих фанатичных последователей, предложил вступить в организацию «Мусульманская молодежь». У Шакур Джана едва не перехватило дыхание. Он, не задумываясь, согласился с предложением «Инженера» и в тот же день стал кандидатом в члены этой организации с испытательным двухмесячным сроком.

12
{"b":"252681","o":1}