– О, Джейк, – произнесла она прерывистым шепотом, и его острой болью пронзила мысль, что именно сейчас и именно здесь она готова принадлежать ему, прямо на черном скалистом берегу реки Аваш, рядом с неостывшим еще львом.
В этом он был совершенно уверен, и его руки, двигавшиеся по ее телу, получили мгновенное подтверждение – оно чутко отвечало ему, лицо потянулось к его лицу. Губы ее дрожали, он чувствовал ее дыхание.
– Что там, черт побери, стряслось? – Голос Гарета прорезал мрачное ущелье. Он стоял на краю обрыва, прямо над ними. Под мышкой у него была винтовка «ли энфилд», и он раздумывал, не спуститься ли к ним.
Джейк повернул Вики и загородил ее своим большим телом, одновременно стягивая с себя молескиновый пиджак, чтобы она прикрыла свою наготу. Пиджак доходил ей до середины бедра и сильно топорщился под мышками. Она все еще дрожала, словно котенок в снежной вьюге, и тяжело, прерывисто дышала.
– Успокойся, – крикнул Джейк Гарету. – Ты вовремя не подоспел на помощь, а теперь уже ничего не нужно.
Он сунул руку в карман брюк и вытащил большой не слишком чистый носовой платок. Вики взяла его с улыбкой, но губы ее подрагивали, а в глазах стояли слезы.
– Высморкайтесь, – сказал Джейк, – и наденьте трусы, а то скоро вся компания сбежится помогать вам.
Грегориус был потрясен. На несколько минут он лишился дара речи. В Эфиопии ни один мужественный поступок не ценится так высоко, как успешное единоборство со взрослым львом. Воин, который совершил этот подвиг, носит с той поры львиную гриву как символ своей храбрости и пользуется всеобщим уважением. Уважением пользуется и тот, кто застрелил льва, того же, кто убил его копьем, глубоко почитают. Но никогда Грегориус не слышал, чтобы человек убил льва обычным камнем да бутылкой нашатырного спирта.
Грегориус собственноручно снял шкуру с убитого льва. Не успел он закончить, как над ним стали описывать большие круги стервятники. Он оставил розовую тушу в реке и потащил влажную шкуру наверх, в лагерь, где Джейк уже суетился, торопясь отправиться в путь к Колодцам Халди. Пренебрежительно отнесясь к своему трофею, он проявил неуважение, бестактность, и Грег попытался объяснить ему это.
– Ты будешь пользоваться большим почетом у моего народа, Джейк. Где бы ты ни оказался, люди будут указывать на тебя друг другу.
– Ну и чудесно, Грег. Просто прекрасно. Будь добр, приподними свой зад.
– Из этой гривы я закажу тебе головной убор воина, – упорствовал Грег, приторочивая свернутую львиную шкуру к бортовому выступу броневика Джейка. – Если выпустишь волосы, это будет великолепно.
– Нынешнюю стильную прическу Джейка это только облагородит, – сухо бросил Гарет. – Я согласен, подвиг был хоть куда, и Джейк прекрасный парень, но давайте все же двигаться, пока я совсем не разозлился.
Когда они направились к своим автомобилям, Грегориус догнал Джейка и показал ему раскрытую грибом пулю в медной оболочке, которую он вытащил из тазовой кости льва. Джейк остановился и внимательно рассмотрел пулю, покатав ее на ладони.
– Калибр девять или девять и три, – определил он. – Это спортивная винтовка, не армейская.
– Я почти уверен, что во всей Эфиопии такой винтовки не найти, – сказал Грег серьезно. – Это какой-то иностранец.
– Пока не стоит поднимать шум, – решил Джейк и выбросил пулю. – Но иметь в виду будем.
Грегориус почти отвернулся и нерешительно произнес:
– Джейк, даже если лев был уже ранен, все равно ничего подобного я никогда не слышал. Я на них много охотился, но никогда ни одного не убил.
Джейк был тронут восхищением юноши. Он расхохотался и похлопал Грега по плечу.
– Следующего я оставлю тебе, – пообещал он.
Они ехали по саванне, следуя изгибам реки, в направлении гор, которые с каждым часом пути становились все ближе и отчетливее на фоне неба. Нагромождения скал и заросшие лесом ущелья постепенно вырастали, перегораживая горизонт.
Внезапно они пересекли старую караванную дорогу как раз там, где крутые берега немного понижались. Брод был так разбит за долгие века тяжело груженными вьючными животными и их погонщиками, что множество выбитых в красной земле ногами и копытами тропинок на обоих берегах превратились в глубокие колеи в красной земле, идущие в обход крупных камней и скал.
Трое мужчин работали под жарким солнцем, кирки и лопаты мелькали в красной пыли, которая припорошила их волосы и тела.
Они засыпали слишком глубокие колеи землей, откатывали с дороги валуны и сбрасывали их в реку. Устав до изнеможения, ночью они спали как убитые, не чувствуя боли в мышцах и стертых до волдырей руках.
На следующее утро Джейк разбудил их еще до восхода солнца, они расчищали, утрамбовывали, перекидывали тяжелую спекшуюся землю, пока не устроили на обоих берегах достаточно удобные подъезды.
Гарету выпало вести свою машину через брод первым, он стоял в башне броневика, каким-то образом умудряясь выглядеть жизнерадостным и элегантно одетым даже под слоем красной пыли. Он улыбнулся Джейку и театрально провозгласил:
– Noli illegitimi carborundum. – И исчез в стальном чреве броневика.
Взревел мотор, автомобиль осторожно пополз по только что подготовленному съезду, подпрыгивая и трясясь, преодолел реку по каменистому дну и вылетел на противоположный берег.
Когда броневик забуксовал на красной земле, выбрасывая тучи песка и гальки, Джейк и Грегориус налегли на него, и этого оказалось достаточно, чтобы он двинулся дальше. Медленно, но упорно машина взбиралась по чуть ли не отвесному склону, задние колеса подскакивали на камнях, ее страшно трясло, но в конце концов она все же оказалась наверху. Гарет выключил мотор, и, смеясь, выскочил из машины.
– Ну вот, теперь остальные машины мы можем подтянуть на канате.
И он на радостях достал сигару.
– Что за чертову латынь ты тут декламировал? – спросил Джейк, беря у него сигару.
– Старинный фамильный боевой клич, – объяснил Гарет.
– Суэйлзы издавали его в бою при Гастингсе, Ажанкуре, а также в публичных домах во всех частях света.
– А что он значит?
– Noli illegitimi carborundum? – Гарет улыбнулся, поднес огонь к обеим сигарам. – Это значит: не давай ублюдкам себя одолеть.
Они переправляли остальные машины по очереди, сначала опуская в ущелье, затем подтягивая на тот берег. Вики садилась за руль, Гарет тянул ее на буксире, Грегориус и Джейк были наготове с лопатами, и таким образом все автомобили оказались наверху, на выжженной солнцем земле Эфиопии. День уже склонялся к вечеру, когда все, тяжело дыша, рухнули в тени «Мисс Попрыгуньи», чтобы перевести дух, покурить и выпить наскоро заваренного чая из дымящихся кружек.
Грегориус сказал:
– Дальше никаких препятствий не будет. До самых Колодцев путь открыт. – И он улыбнулся всем троим, блеснув белыми зубами на гладком лице цвета меда. – Добро пожаловать в Эфиопию!
– Откровенно говоря, старина, я бы предпочел оказаться в баре Гарри на рю Дону, – рассудительно заметил Гарет. – Впрочем, я не премину туда заглянуть, как только Ириска Сагуд вложит мошну с золотом с мою молочно-белую ладонь.
Внезапно Джейк вскочил на ноги и стал вглядываться в волны раскаленного воздуха, переливавшегося над землей, словно вода в омуте. В следующее мгновение он подбежал к своей машине, влез в люк и тут же показался с биноклем.
Остальные тоже поднялись и напряженно следили, как он наводит бинокль.
– К нам гости, – сказал Джейк.
– Сколько? – спросил Гарет.
– Один. Скачет сюда во весь опор.
Гарет потянулся за своим «ли энфилдом» и вставил магазин.
Теперь уже они все видели, как всадник несется галопом сквозь жаркое марево, и в какую-то минуту им показалось, что оба – лошадь и всадник – свободно парят над землей; потом они снова спустились и стали непостижимым образом увеличиваться, вырастая в перекрученном зноем воздухе до размеров слона. Пыль стелилась за лошадью, и вот наконец всадник стал уже ясно виден.
