– Обыскать и поджечь! – отрывисто скомандовал Кодрингтон.

Он бросил беглый взгляд на другие доу. Одно уже горело: в рассветной мгле ярко блестели языки пламени, поднимаясь высоко вверх почти без дыма; парус почернел, как сухой лист, слышался треск сухих досок корпуса и кормовой каюты. Матросы из десантной команды прыгали в воду и пробирались к следующему судну.

– Горит, сэр, – доложил запыхавшийся боцман.

В лицо Клинтона ударил порыв горячего ветра, а воздух над главным люком задрожал от жара.

– Пора уходить. – Капитан спустился по трапу на утоптанный влажный песок. Пламя за спиной ревело, как стая диких зверей.

Впереди было самое большое доу водоизмещением тонн в двести. Клинтон добрался до него первым, на пятьдесят шагов опередив всех.

– Проверьте, нет ли кого-нибудь внизу, – приказал он.

Один из матросов тащил под мышкой свернутый в рулон вышитый молитвенный коврик.

– Отставить! – рявкнул капитан. – Никакого мародерства!

Матрос неохотно бросил драгоценную добычу в люк, и жаркое пламя алчно поглотило ее, точно подношение Ваалу.

Когда отряд достиг пальмовой рощи, все восемь доу на берегу яростно полыхали. Обгоревшие мачты рушились, свернутые паруса исчезали в ярких вспышках пламени. На одном из горящих судов с грохотом взорвался бочонок с порохом, и на несколько секунд над пляжем висел столб черного дыма, похожий на гигантского осьминога, пока ветер не отнес его за рифы. Ударная волна погасила пламя, но от корабля остались лишь деревянные обломки, раскиданные по всему пляжу.

– На борту никого? – спросил Клинтон.

– Нет, сэр. – Боцман тяжело пыхтел, раскрасневшись от волнения. – Все на месте.

Клинтон сухо кивнул, скрывая облегчение, и потратил несколько драгоценных минут, чтобы построить отряд и дать людям перевести дух.

– Проверить ружья!

Затворы послушно защелкали.

– Примкнуть штыки!

Металл лязгнул о металл, стволы «энфилдов» ощетинились длинными клинками.

– Если будет сопротивление, то в городе.

Капитан окинул взглядом неровную шеренгу. «Они не морские пехотинцы и не солдаты-красномундирники, – подумал он с внезапным теплым чувством. – Может, и не обучены шагистике, но зато сильны духом и сообразительны, не то что куклы, вымуштрованные для парадов».

– Вперед!

Он взмахнул рукой и повел отряд по пыльной улице между глинобитными домиками с плоскими крышами. Над городом стоял запах древесного дыма и сточных вод, риса с шафраном и топленого масла из молока буйволицы.

– Может, подожжем? – Боцман презрительно указал большим пальцем на обшарпанные стены.

– Нет, наоборот, защитим, – сурово сказал Клинтон. – Шейх – наш новый союзник.

– Есть, сэр, – озадаченно буркнул боцман.

Клинтон посмотрел на него и вздохнул.

– Нам нужен лагерь невольников, – пояснил он.

Моряки плотным строем шагали по улице. У развилки дороги они остановились.

Жара стояла удушающая, тишина предвещала надвигающуюся угрозу. В полном безветрии стих даже вечный перестук жестких пальмовых листьев. Издали слабо доносился треск горящего дерева на берегу, над головой кружили с хриплым карканьем вездесущие африканские вороны, но ни в домах, ни в густых кокосовых рощах не видно было ни души.

– Не нравится мне это, – проворчал матрос за спиной Клинтона.

Его можно было понять. Вдали от родной палубы моряк всегда чувствует себя чужим, а здесь их всего четыре десятка, меж тем как вокруг тысячи невидимых, но от этого не менее опасных врагов. Клинтон знал, что времени терять нельзя, иначе эффект внезапности будет потерян, но на мгновение задержался у развилки. Его внимание привлек бесформенный предмет справа у обочины: обнаженное черное тело – раб, затоптанный во вчерашней панике.

«Значит, лагерь работорговцев в той стороне», – решил Кодрингтон.

– Тише! – скомандовал он и, наклонив голову, внимательно вслушался в слабый шорох.

Похоже на шелест ветра – но воздух был недвижен. Пламя тоже осталось далеко позади. Отдаленный гул сотен человеческих голосов – вот что это такое!

– Сюда! За мной!

Они кинулись бегом по дороге направо и попали в тщательно приготовленную засаду. Ружейный залп грянул с обеих сторон. Стволы пальм и деревьев кешью тяжелой перламутровой завесой окутал пороховой дым. В нем мелькали призрачные фигуры, закутанные в бурнусы. Они размахивали длинноствольными джезайлями и кривыми, как полумесяц, ятаганами и пронзительно вопили:

– Аллах акбар! Аллах акбар!

Нападавшие, числом около сотни, настроены были решительно. Обнаженная сталь ятаганов зловеще сверкала, холодя кровь в жилах.

– Сомкнуть ряды! – отдал приказ капитан. – Дадим залп, потом возьмем в штыки.

Первая шеренга бегущих арабов неслась прямо на вскинутые штыки. Клинтон обратил внимание, что многие подоткнули полы бурнусов, почти до бедер обнажив ноги, цвет которых варьировался от слоновой кости до табака. Воинов вели седобородые морщинистые старики, что визжали и выли от ярости и жажды крови. Все их жизненное достояние обратилось в кучки пепла на берегу, и они защищали последнее – содержимое бараков, спрятанных среди кокосовых пальм и деревьев кешью.

– Пли! – рявкнул Клинтон.

Грохот винтовок на мгновение оглушил его. Дым повис в полном безветрии плотным непроницаемым облаком.

– Вперед! В штыки!

Капитан бросился в дымовую завесу, споткнувшись о тело араба. Размотавшийся тюрбан, пропитанный кровью, походил на алое знамя султана, развевавшееся впереди.

Перед Кодрингтоном возникли смутные очертания человеческой фигуры. Свист ятагана напоминал шелест крыльев дикого гуся. Клинтон пригнулся, и лезвие пронеслось в дюйме над головой. Прядь волос упала на лицо. Капитан бросился вперед, нанося ответный удар.

С мертвящим хрустом острие клинка вторглось во влажную плоть, скрипнув о кость. Араб выронил оружие и голыми руками ухватился за лезвие абордажной сабли. Клинтон с усилием выдернул клинок из тела. Лезвие скользнуло по бесчувственным пальцам араба – с треском лопнули сухожилия. Воин рухнул на колени, изумленно рассматривая изуродованные ладони.

Капитан догнал своих бойцов. Моряки собрались кучками среди деревьев, смеясь и возбужденно переговариваясь.

– Они удирали, как призовые рысаки, сэр, – окликнул его боцман. – Главный забег, десять к одному на всех! – Он схватил оброненное знамя султана и яростно взмахнул им, пунцовый от радостного волнения.

– Потери есть? – спросил Клинтон.

Воинственный азарт овладел и им. Убийство араба вызвало не отвращение, а, напротив, душевный подъем. В таком состоянии он вполне мог бы вернуться и снять с убитого скальп. Однако ответ боцмана отрезвил его:

– Джедроу ранен в живот, но может идти. У Вильсона разрублена рука.

– Пускай возвращаются на берег, они смогут поддерживать друг друга. Остальные – за мной!

Лагерь невольников обнаружился в четверти мили впереди. Охранники давно разбежались.

Бараки тянулись на полмили по берегам небольшого ручья, служившего одновременно источником питьевой воды и сточной канавой. Убогие строения нисколько не походили на те, что Клинтону приходилось уничтожать на западном побережье, – европейского порядка здесь не чувствовалось. Ограда из древесных стволов, не очищенных от коры, была переплетена веревками из пальмовых листьев. За ней располагались открытые бараки с тростниковыми крышами, где скованные рабы укрывались от зноя и дождя. Однако запах здесь стоял тот же самый. Под навесами гнили трупы – по-видимому, жертвы эпидемии тропической дизентерии. Верхушки пальм на фоне ярко-голубого утреннего неба пестрели зловещими черными силуэтами – вороны и прочие стервятники терпеливо ожидали своего часа.

Кодрингтон встретил правителя нового государства Элат у кромки воды. Прилив постепенно заливал груды дымящихся головешек – места последнего упокоения восьми отличных доу. Шейх неуверенно семенил по песку, опираясь на крепкое плечо раба, и, не веря своим глазам, обводил потрясенным взором картину постигшего его бедствия. В каждой кучке пепла ему принадлежала одна треть.