Йенс спокойно посоветовал:

— Слушай-ка, притащи пару жердей, подтолкнешь их по льду, вот и будет у нас что-то вроде моста.

— Тоже мне, мост! И почему «нам»? — снова вмешался в разговор Кашек. — Жерди разъедутся, и уж тогда он наверняка провалится под лед…

— А мы их чем-нибудь свяжем…

— «Свяжем, свяжем»! — раздраженно передразнил Кашек.

Марийн сбегал к навесу, вытянул из штабеля несколько жердей и приволок их к реке, а ребята принялись шарить в карманах. Но ни у кого при себе не было ни толстого шнура, ни бечевки. Жаль, что они не захватили с собой портфели, на них есть ремни, вот и пригодились бы… Но портфели они спрятали в зарослях ежевики у шоссе…

— Может, твой ремень? — сказал Йенс, обернувшись к Росси.

— А без него нельзя обойтись? — смущенно спросила Росси.

— Если связать жерди, вернее будет, — ответил Йенс.

В самом деле, оставалось одно — пожертвовать поясом, который Росси носила под курткой; на нем и держались ее широченные брюки. Это был желтый плетеный кожаный пояс с медной пряжкой — подарок отца, ездившего в Польшу с делегацией.

— Давай ремень, не бойся: никто на него не наступит! — заверил ее Йенс. Забинтованной рукой он с трудом нахлобучил свою вязаную шапку. — Мы осторожно переступим через него, вот увидишь! Царапины не останется!

— Мы? — недоуменно переспросил Кашек.

Круглое, румяное, как яблочко, лицо Росси залилось густой краской. Даже шея у нее покраснела. Нехотя она проговорила:

— Да я же не из-за того…

— Уж как-нибудь не свалятся с тебя штаны за две-три минуты! — зашептала ей на ухо Ликса. — Можешь не стесняться — никто смотреть не станет!

— Ну ладно, загороди меня!

Росси расстегнула пояс, не заметив, что драгоценный мешочек с бутербродами выскользнул из-за пазухи и упал в снег.

На той стороне Марийн уложил рядком четыре жерди, и Ликса перебросила ему пояс. Малыш стянул посередине тонкие жерди, получилась плотная связка. Потом стал толкать эти самодельные мостки на лед. Поначалу дело шло туго, жерди двигались плохо — мешал рыхлый, свежевыпавший снег.

Марийн склонился чуть не до самой земли; весь дрожа от напряжения, он что было сил налег на связку. Вот жерди чуть-чуть подвинулись к другому берегу. Но Марийн совсем уже выдохся. Он даже не мог распрямиться. Капюшон сполз ему на глаза.

Кашек с непроницаемым лицом ждал, что будет дальше.

Росси обеими руками поддерживала брюки и не могла поспешить на помощь к Марийну.

— Ну, что вы стоите как истуканы? — крикнула она остальным.

Кашек выдерживал характер. Он, видимо, считал, что Марийн должен получить хороший урок за то, что он бездумно полез на лед.

— Один он не справится, это и слепому ясно! — снова крикнула Росси. Она была возмущена упрямством Кашека, а кроме того, стремилась поскорее заполучить свой пояс. — Что, если Хильмар надорвется?..

Йенс подбежал к камышам, встал на колени, и Ликса, хоть он и не звал ее, мгновенно оказалась рядом с ним. Это произошло как бы само собой, без долгих размышлений. А ведь всего минуту назад она постеснялась помочь ему надеть шапку. Они ни словом не обмолвились и не смотрели друг на друга. Распластавшись на льду, они вытянули руки и, наконец, ухватили конец связки. С немалыми усилиями они подтянули ее по волнистому снегу. Теперь это был надежный мостик, которому можно было довериться.

На одной из жердей сверкала медная пряжка польского ремня.

Кашек по-прежнему молчал. Не хотел вмешиваться — пусть сами управляются.

Теперь Марийну оставалось только перебраться назад, к ребятам. Он все не мог перевести дух, а может, побаивался Кашека, посулившего ему трепку. Ветер подобрался под куртку мальчика, надул ее как огромный воздушный шар. Снег кругом завихрился. Казалось, ветер вот-вот подхватит малыша и поднимет его к темным тучам, стремительно бегущим по небу.

И вдруг Марийн замер на месте.

Устремив взгляд на землю, он тоненьким, тихим голоском отчетливо произнес:

— А вот здесь тоже кровь!

В полном молчании пересекли они редкую лесную опушку и углубились в ельник. Чуть раньше они переправились через речку — и тоже молча, хотя тогда всем пришлось помогать Росси, которая все боялась, что с нее свалятся брюки, и от этого шла по шатким жердям меленькими шажками, тяжело переваливаясь. Как и было обещано, пояс она тут же получила обратно в целости и сохранности.

Пятна крови, обнаруженные Марийном на снегу, встревожили всех не на шутку. И, точно по сигналу, между ребятами установилось согласие. Кашек перестал сердиться, и Марийн снова пристроился к нему. А Ликса шла рядом с Йенсом, который от волнения дышал часто-часто. За ними вышагивала Росси. Теперь вокруг них были темные ели, над головой висели мохнатые колючие лапы.

Света заметно поубавилось. Шум ветра здесь слышался не так, как на открытой местности. Он походил на гул морского прибоя за гребнем дюны: то нарастал, то стихал. Снежные вихри здесь тоже потеряли силу. В просветах между деревьями тихо кружились пушистые хлопья, сливаясь в полупрозрачную пелену. Мороз куда меньше щипал лицо. В густом лапнике, тоненько попискивая, сновали крохотные корольки.

Косули нигде не было видно. Но в тусклом, почти сумеречном свете на снегу четко выделялся след от проволочной сетки. Он петлял по прогалинам в подлеске. Значит, косуля мчалась здесь без передышки. Как ни странно, на снегу пятен крови не было. И стоны больше не слышались.

Потом они вышли на поляну, густо заросшую лохматыми папоротниками и почерневшей от мороза крапивой. След здесь обрывался: очевидно, примятые сеткой заросли снова потом сомкнулись. Дети остановились и прислушались.

— Зря мы тогда погнались за косулей, — грустно проговорил Йенс.

— Подумаешь, а что было делать? — возразил Кашек, хотя и сам был удручен. — Ну, а потом? Ведь если б не Марийн, нам через речку нипочем бы не перебраться.

Марийн благодарно взглянул на Кашека и подошел поближе к нему. Кашек на это даже не обратил внимания. Все опять прислушались. К шуму ветра примешивался скрип сучьев, надломленных ночным бураном, а временами слышался и смутный, отдаленный рокот. Ветер, однако, заглушал его, и понять, что это такое, было невозможно. Наконец, Кашек, запинаясь, сказал Йенсу:

— Только, если кровь у нее из ноги течет, далеко она не уйдет.

— Если кровь течет…

— …мигом нагрянут хищники, — договорила за Йенса Росси. При этом она беспокойно ощупывала свою куртку: явно что-то искала.

— К примеру, лиса или куница, — пояснил Марийн.

— Пока она жива, вряд ли ее тронут, — сказал Кашек.

— А все-таки нападают, совсем как волки… — захлебываясь, стал уверять Марийн. Он осекся, отчаянно закашлялся. Он так устал, сооружая мостки, что все еще не мог перевести дух, и говорить ему было тяжело.

— Когда косуля обессилеет, хищники ка-а-ак набросятся на нее, — продолжал он. — Только того и ждут, как бы вцепиться ей в горло.

Йенс понурил голову, видно, совсем пал духом. Ликсе стало жалко его. Она лишь поняла, что с самого утра его преследовала одна мысль: если косуле не помочь, ее ждет мучительная смерть.

— Разорвут на куски, без пощады… — глухо проговорил Марийн.

— Ну, заладил! Хватит уж, ты и так охрип, — оборвал его Кашек.

— Все так и есть, как Марийн говорит, — решительно заступилась Росси. — Ну… в природе… Наш папа об этом много рассказывал. А у них такое правило в охотничьем обществе: если кто-нибудь на охоте не убьет зверя, а только ранит, то обязан день и ночь идти по следу. Идет, идет, пока не найдет подранка. Для настоящего охотника это дело чести!

— Подумаешь, дело чести! — пренебрежительно воскликнул Кашек. — Для нас это так важно! Может, в охотничьем обществе графы да бароны, как раньше?

Росси недоуменно уставилась на него. Ее лицо вдруг покраснело от возмущения.

— Это что еще за графы-бароны?! Наш папа не из таких, будто не знаешь! И директор школы тоже, и отец Марийна… Что с того, если они и бродят по лесу с ружьем?.. Наш папа на тракторе работает — ничуть не хуже твоего, хоть твой и строит плотину в горах. А чести у них побольше, чем у кого угодно в прежние времена.