Субб . Служба. Регби; играли с Хэйдоком, под снегом и в грязи. Билл, как всегда, великолепен. После игры ко мне пристал один из так называемых «спортсменов», некто Силкок, с которым я познакомился раньше, на одном из матчей; он всегда крутится где-нибудь поближе к команде. Из того, что я, будучи священником, тем не менее люблю напряжение и пот честной игры, он, похоже, заключил, что меня могут интересовать и более низменные развлечения, и предложил познакомить меня с теми, кто — по его мнению — мог бы представить для меня соответствующий интерес. Я в ответ предложил познакомить его с полицией, и он ушел, потрясая кулаком и грозя отрезать мне голову «прямо по собачьему ошейнику» [27] .

Понед . Служба. Посещение прихожан. Новогодний праздник — и в такой день Чабб делает мне предупреждение, заявляя, будто я опускаюсь в «вертеп скверны». Но ведь этот «вертеп» — весь преисполненный отчаяния род людской!

Четв . Служба. Школа для бедных. Практикуюсь в заброшенной шахте. Нахожусь в ней каждый раз не больше часа, но успеваю пережить за это время такие страдания и муки, каких не испытывал в жизни, и едва способен потом вести вечернюю службу.

Пятн . Чабб в ярости из-за «нарушения субординации» — то есть из-за того, что я съездил в Лондон и выступил там перед парламентским комитетом, в котором группка заговорщиков-реформаторов и профсоюз шахтеров пытаются «спасти» женщин от работы на шахтах. Если бы подобное «спасение» им удалось, у женщин не осталось бы иного выбора, кроме как идти наниматься на фабрики или становиться проститутками. Эрншоу превратился теперь в энергичного парламентария; я знал его еще по Оксфорду. К сожалению, его заинтересованность в этом деле не подкрепляется должным сочувствием к женщинам.

Воскр . Чабб сражен очередным приступом крупа и предоставил читать проповедь мне. В выборе темы я решил положиться на Библию. Открыв ее наугад, я попал на Исаию, 45.3 и в итоге говорил на боговдохновенную тему: «и отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства, дабы ты познал, что Я Господь, называющий тебя по имени, Бог Израилев».

Записи, сделанные в последующие дни, оказались намеренно затуманены и так невообразимо переплетены, что походили скорее на тайнопись, нежели на обычный дневник; прочесть их было практически невозможно. Перевернув страницу, Блэар окунулся в период, непосредственно предшествовавший тем событиям, что вызвали потребность в проводимом им расследовании: неделю, начинавшуюся с 15 января, — последнюю, на протяжении которой Мэйпоула еще видели в Уигане.

«Понед . Песнь Соломона гласит удивительно точно:

Дщери Иерусалимские! черна я, но красива,

как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы.

Не смотрите на меня, что я смугла,

ибо солнце опалило меня.

Царица Савская подвергла Соломона испытаниям, он ответил на все ее вопросы, и она одарила его золотом, пряностями и драгоценными камнями. Она была африканкой: а у Соломона были, конечно, черные наложницы.

Вторн . «От плода уст своих человек насыщается добром, и воздаяние человеку — по делам рук его», — говорит Соломон. Почему же тогда преподобный Чабб обрушивает все проклятия ада на тех шахтеров, которые утоляют свою жажду пивом?

Одно время я и сам был таким же, как Чабб. Восхищался ученостью, целеустремленно готовил себя ко встрече с тем лучшим миром, что должен когда-то настать. Но Уиган изменил мои представления. Теперь я считаю, что самое главное и первостепенное — это тепло семейного очага, дружба, надежда и свет в конце туннеля. Все остальное суета сует!

Здесь у нас сосуществуют рядом два мира. Залитый светом мир домов со слугами и каретами, с походами по магазинам в поисках модных шляпок, перчаток для детей, мир пожизненной ренты и загородных пикников. И рядом с ним — другой мир, возглавляемый племенем тех, кто занимается тяжким трудом под землей или же в шахтных дворах, где воздух настолько насыщен паром и сажей, что любое время дня кажется там сумерками. В обстановке смертельной опасности для жизни и с невероятным перенапряжением физических сил этот второй мир добывает богатство, благополучие, покой и свободу для первого. Обитателям первого мира, однако, мир второй остается в самом прямом смысле слова невидим, если не считать ежедневного шествия черных и изможденных мужчин и женщин, возвращающихся через весь Уиган в кварталы Скольза. (В этом месте почерк снова стал почти нечитаемым.) Но как попасть в этот второй мир, как в него проникнуть? Вот где ключ ко всему остальному.

У кичливого адвоката есть свой дом, свои приемная и гостиная. Шахтер же, говоря словами псалма, «был сотворен втайне и чудным образом спущен трудиться в самые глубины земные». Благородные леди домогаются признания своей красоты от собственных служанок. А простая шахтерка обращает очи к Богу и поет: «Хвала Тебе, Боже, за то, что сотворил меня столь дивной, что красота моя поражает, как чудо, и вызывает благоговение перед Творцом ее!» Какой чудный, неизвестный псалом: мой самый любимый.

Среда . Посетил Мэри Джейксон, вдову. «Дом для женщин». Обязанности викария вдруг показались мне мелкими и не сопряженными ни с какими опасностями. Чувствую себя так, будто я покидаю мир удобных и благополучных судеб и перемещаюсь в другой, более реальный мир. Завтра меня ждет величайшее приключение».

Все последующие страницы дневника остались чистыми. Под обложкой, с внутренней стороны Блэар обнаружил фотографию размером с игральную карту. На ней была изображена молодая женщина во фланелевой, сложенной по-цыгански углом шали, скрывавшей половину ее театрально перепачканного лица. Одета она была в грубые мужские брюки и такую же рубаху. Юбка ее была закатана вверх и прихвачена нитками у пояса, обе руки лежали на черенке лопаты. Позади нее виднелся грубо намалеванный ландшафт: холмы и бродящие по ним стада овец. На оборотной стороне снимка было напечатано: «Фотостудия Хотема. Милгейт, Уиган».