Аркадий внезапно проснулся, отбросил в сторону одеяла, сунул ноги в ботинки, нащупал нож и рванулся к двери. Это был не приступ клаустрофобии, им двигало такое чувство, будто его хоронят заживо; не было никакого смысла покидать койку, если он по-прежнему находился внизу, под палубами.
Слепящий свет фонарей был ослаблен туманом, густым, как дым пожара. Значит, он проспал до самого вечера, значит, прошло уже полтора дня с того момента, когда он впервые увидел мертвое тело Зины Патиашвили. Он и себя самого чувствовал полуживым. В его распоряжении оставалось всего двенадцать часов для того, чтобы прийти к каким-то выводам, которые смогли бы, к всеобщему облегчению, объяснить загадочную смерть Зины и позволить команде судна сойти на берег. Вцепившись рукой в леер, Аркадий медленно пробирался с траловой палубы к носу судна. Спасательные шлюпки куда-то исчезли, звезд видно не было, по глазам больно бил свет прожекторов «Полярной звезды».
Палуба была пуста: видимо, люди сейчас ужинали. Теперь, когда плавучая фабрика прекратила забор рыбы и на всех парах устремлялась к порту, вся команда начинала действовать как один. Он еще крепче сжал в руке поручень. Сейчас ему предстояла не просто коротенькая прогулка по палубе. Времени были достаточно для того, чтобы хорошенько подумать о бездонной пучине под ногами, о страхе, который мокрой и липкой завесой окутывал душу. Он медленно приближался к машинному отделению, а дальше, размытые туманом, виднелись очертания капитанского мостика…
— Влюбленный поэт.
На голос Сьюзен Аркадий обернулся. Он не услышал, как она подошла.
— Вышел подышать? — спросила она.
— Люблю морской воздух.
— Очень похоже.
Она облокотилась на поручень рядом с ним, резким движением головы скинула капюшон, закурила, поднесла горящую спичку к его глазам.
— Господи!
— Красные, да?
— Что с тобой случилось?
Мышцы все еще продолжали ныть, его бросало то в жар, то в холод. Он схватился за поручень, надеясь, что со стороны жест будет выглядеть более или менее небрежным. Он ушел бы, если б мог положиться на свои ноги, если бы был уверен, что походка его не выдаст.
— Просто попытался посмотреть на вещи под другим углом зрения. Переутомился.
— Ага, до меня начинает доходить, — ответила она, окидывая взглядом палубу. — Здесь-то все и произошло. Ты решил еще раз посмотреть на место своими глазами. Несчастный случай, так?
— Совершенно необъяснимый.
— Я так и знала, что ты найдешь ему грамотное наименование. Тебя и на борт не взяли бы, если бы ты не смог этого сделать.
— Приятно слышать. — Он почувствовал, что колени предательски подгибаются. Что же она не уходит, если так уж презирает его?
— Интересно, — сказала Сьюзен.
— Что интересно?
— Ну вот ты опрашивал рыбаков. Но ведь никого из них не было на борту, когда все это случилось с Зиной. Они же все сидели в лодках.
— Это только кажется так.
Похоже, ей и в самом деле хочется знать, подумал Аркадий.
— Ты и вправду так считаешь, да? Я слышала, как Слава бегал повсюду в поисках ее предсмертной записки, как будто это было самоубийство, ты же ходил с таким видом, будто хотел дать понять: ты должен разобраться, что произошло. В чем тут дело?
— Это загадка для всех нас.
Аркадию казалось, что рот его превратился в бензобак, но тем не менее страшно хотелось курить. Он похлопал себя по карманам.
— Держи.
Сьюзен вставила меж его губ сигарету и вдруг отпрянула от поручней. Сначала ему подумалось, что отшатнулась она от него, но тут же он увидел, как сквозь туман к их борту чуть ли не вплотную подошел «Орел». По мере приближения траулера, он уже мог различить на его мостике фигуру Джорджа Моргана. На освещенной палубе два рыбака в непромокаемых плащах связывали порванные сети и сбрасывали за борт мусор. Аркадий узнал угрюмый взгляд Колетти и открытую улыбку Майка. Алеут выглядел именно так, как на Зининой фотографии: невинным агнцем без всякого намека на суровость.
Палуба под ногами двух мужчин была мокрой, тут и там на ней можно было увидеть камбалу и ползающих крабов. Хотя «Орел» качало больше, чем «Полярную звезду», американцы стояли на палубе не шелохнувшись, чуть согнув ноги в коленях, подав корпус тела вперед. Между судами откуда ни возьмись появилась целая туча птиц: темноголовые крачки с хвостами, как у ласточек, неброские по окраске буревестники и белоснежные чайки проносились над головами людей. Выглядело это так, будто кто-то опорожнил над двумя судами корзинку бумаг, и белые листочки теперь беззаботно порхали в воздухе. Нырок одной птицы вызывал у сородичей желание повторить его, и вся стая начинала чуть ли не в унисон взмахивать крыльями и пронзительно кричать.
Майк приветственно взмахнул рукой, и Аркадий понял, что кроме него и Сьюзен на палубе появился кто-то третий. Незаметно подошедшая Наташа проговорила ему прямо в ухо:
— Я нашла человека, который хочет побеседовать с тобой. Пошла к тебе в каюту, а тебя там след простыл. Зачем ты поднялся с постели?
Пустившись в объяснения преимуществ свежего воздуха, Аркадий вдруг закашлялся, да так, что не мог выпрямиться. Как будто в легкие ему попали замерзшие кусочки морозного воздуха, которые, начав таять, выстужали все вокруг себя.
Кося глазом на Сьюзен, Наташа продолжала говорить с таким видом, будто они втроем сидели за столом, накрытым для чая.
— А теперь пора идти на мою лекцию. Потом нас будет ждать мой друг.
— Твою лекцию? — Сьюзен постаралась дать ясно понять, что она едва удерживается от смеха.
— Я являюсь представителем Всесоюзного общества «Знание» на борту.
— Как же я могла об этом забыть?! — изумилась Сьюзен.
Лучше бы она рассмеялась в полный голос, это было бы не так жестоко, поскольку Наташа чувствовала, что над ней просто издеваются. Как женщина, у которой сзади из-под платья виднеется полоска комбинации, смутно ощущает, что стала объектом насмешек, но никак не может понять почему. Испытывая непонятное раздражение, она вырвала сигарету из его рта.
— В таком состоянии тебе сейчас она нужна меньше всего. — И повернулась к Сьюзен. — Наиболее отвратительная привычка наших мужиков. Что может быть противоестественнее курения?