— Это Зинина, — Наташа Чайковская показала на Джаггера.

Остальными соседями оказались: «мамаша» Мальцева, старейшая работница из цеха Аркадия, и маленькая узбечка по имени Динама, названная так в честь электрификации Узбекистана. Тем самым родители подложили большую свинью невинному ребенку, потому что в более утонченных местах Советского Союза «динамами» звали кокетливых девиц, которые пьют и едят с мужчинами за их счет, потом отправляются якобы в туалет и исчезают. Подруги, зная об этом, звали ее Динка. Ее черные глаза беспокойно бегали на плоском лице. Волосы были собраны в два хвоста, смахивающие на черные крылья.

По таком важному случаю Наташа даже не стала мазать губы помадой. За глаза ее называли «чайкой» в честь одноименного лимузина с широким капотом. Она могла раздавить Стаса Намина одной рукой, а Джаггера — одним пальцем. Наташа занималась толканием ядра, но имела душу Кармен.

«Мамаша» Мальцева сказала:

— Зина была хорошей девочкой, душевной, ласковой. — В честь гостей она надела шаль с бахромой, а сейчас сидела и штопала сатиновую подушку с вышитыми волнами и приглашением: «Добро пожаловать в Одессу». — И еще смешливая такая, — добавила она.

— Зина была добрая, — вставила Динка. — Часто спускалась в прачечную и приносила мне бутерброды. — Как большинство узбеков, Динка говорила по-русски с акцентом, проглатывая окончания.

— Она была честной советской труженицей, которой будет очень не хватать в коллективе. — Наташа, как и всякий член партии, обладала привычкой вещать, словно радиоприемник.

— Это ценные показания, — заметил Слава.

Верхняя койка была убрана. В картонный ящик из-под мороженой рыбы уложили вещи Зины: одежду, обувь, магнитофон, кассеты, бигуди, щетки для волос, серую записную книжку, ее фотографии — в купальном костюме и вместе с Динкой, индийскую коробочку для бижутерии, обтянутую цветной тканью с нашитыми стекляшками. Над койкой в переборку был вделан динамик, оповещавший команду об авралах и пожарных тревогах. Зина состояла в пожарной команде камбуза.

Аркадий безошибочно мог сказать, кто на какой койке спит. Пожилые женщины всегда занимают нижнюю, а на одной из них лежали подушки из разных портов — Сочи, Триполи, Танжера, — «мамаша» Мальцева любила отдохнуть на мягком. На тумбочке Наташи лежали брошюры типа «Последствия социал-демократического уклона» и «Как сделать кожу чистой». Вероятно, одно вытекало из другого — немалое пропагандистское достижение. На верхней койке Динки стоял игрушечный верблюд. Они превратили свою каюту в настоящий дом, что никак не удавалось мужчинам, и Аркадий чувствовал себя здесь непрошеным гостем.

— Нас интересует, — сказал он, — почему исчезновение Зины осталось незамеченным. Вы были ее соседками. Как же вы не заметили, что ее нет целые сутки?

— Она была такая непоседа, — ответила Мальцева. — Да и работаем мы в разные смены. Сам знаешь, Аркаша, что мы вкалываем ночью, а она — днем. Временами мы не встречались сутками. Трудно поверить, что мы никогда больше ее не увидим.

— Я понимаю, вы расстроены. — Аркадий не раз видел, как «мамаша» Мальцева плакала, если в фильмах про войну убивали немцев. Остальные орали: «Получи, фашист, гранату!», одна Мальцева тихо рыдала в платочек.

— Она взяла мою резиновую шапочку для душа и не вернула ее. — Оказалось, что глаза Мальцевой на этот раз сухи.

Слава предложил:

— Неплохо взять свидетельские показания у других ее приятельниц.

— У Зины были враги? — спросил Аркадий. — Кто-нибудь желал ей зла?

— Нет! — хором ответили женщины.

— Задавать подобные вопросы нет необходимости, — предупредил Слава.

— Тогда не буду. Что еще принадлежало Зине? — Аркадий оглядел фотографии на дверце шкафа.

— Вот ее племянник. — Динка уверенно показала на снимок темноволосого мальчика, который держал огромную виноградную гроздь.

— А вот — любимая актриса. — Наташа махнула на фото Мелины Меркури. В облаке сигаретного дыма та выглядела недовольной. Значит, Зина хотела подражать темпераментной знойной гречанке?

— А мужчина у нее был? — поинтересовался Аркадий.

Женщины переглянулись, словно их оскорбили. Потом Наташа промолвила:

— Нет, иначе мы бы знали.

— Нет, мужчины не было, — хихикнула Динка.

— Не было, — подтвердила Мальцева.

— Самое верное — это ровные товарищеские отношения со всеми, — отчеканил Слава.

— Вы видели ее на танцевальном вечере? Вы сами там были?

— Нет, Аркаша. В моем-то возрасте! — застенчиво сказала Мальцева. — Ты разве забыл, что мы тогда разделывали рыбу? Наташе, кажется, нездоровилось, верно?

— Да. Когда Слава начал играть, я только чуть-чуть посмотрела.

Наверное, все-таки надела платье, подумал Аркадий.

— А ты, — спросил он Динку, — там была?

— Да. Американцы плясали, как обезьяны. Только Зина умела танцевать, как они.

— Она танцевала с ними?

— По-моему, в американских танцах есть какая-то нездоровая сексуальность, — заметила Мальцева.

— Значение танцев в том, чтобы укреплять дружбу между народами. Какая разница, с кем она танцевала, раз позднее произошел несчастный случай? — сказал Слава.

Аркадий вывалил содержимое коробки на койку Зины. Одежда была заграничной, но изношенной до дыр. В карманах пусто. На кассетах были записи «Роллинг Стоунз» и «Дайер Стрейтс», магнитофон — марки «Саньо». Никаких документов, но так и должно быть. Трудовые книжки и паспорта с визой находились в корабельном сейфе. Губная помада и духи лежали в глубине ящика. Сколько времени запах духов Зины Патиашвили продержится в каюте? В шкатулке лежала нитка искусственного жемчуга и игральные карты: сплошь дамы червей. Еще пачка «красненьких» — десятирублевых банкнот, — обвязанная резинкой. Чтобы все внимательно рассмотреть, потребуется время, которым Аркадий сейчас не располагал. Он сложил вещи обратно в коробку.

— Здесь все собрано? Все ее кассеты?

Наташа фыркнула.

— Да уж, драгоценные кассетки. Она всегда надевала наушники. Никому слушать не давала.

— Что ты там все ищешь? — возмутился Слава. — Совсем про меня забыл…