– По-вашему, это… разумно?

– Нет, – признался Кэвено. – Но я так решил.

Он прошелся по комнате и снова сел.

– Я уже говорил с Фелисити, – сказал он. – Я должен остаться там. Даже при германской оккупации у нас будет много работы. Будет не очень-то приятно. Будет нелегко. Но дело того стоит.

– Разве немцы позволят Лиге продолжать работу?

– Нам твердо обещано, что позволят.

– А что думает об этом ваша жена? – спросил Хоуард.

– Думает, что я правильно решил. Она хочет вернуться со мной в Женеву.

– Вот как!

Кэвено повернулся к нему.

– Правду сказать, потому я к вам и пришел, – сказал он. – Должно быть, нам придется трудно, пока война не кончится. Если союзники победят, то победят только применив блокаду. В странах, занятых немцами, будет довольно голодно.

– Да, наверно. – Хоуард смотрел на Кэвено с удивлением. Не думал он, что в этом рыжем человечке столько спокойного мужества.

– Но вот дети… – виновато сказал тот. – Мы подумали… Фелисити пришла мысль… Вы не могли бы взять их с собой в Англию? – И продолжал торопливо, прежде чем Хоуард успел вставить хоть слово: – Надо только отвезти их к моей сестре в Оксфорд. Нет, лучше я дам телеграмму, и сестра встретит вас в Саутгемптоне с автомобилем и отвезет их к себе в Оксфорд. Боюсь, мы просим невозможного. Если вам это слишком трудно… Мы, конечно, поймем.

Хоуард растерянно посмотрел на него.

– Дорогой мой, я бы рад помочь вам. Но, признаться, в мои годы я плохой путешественник. На пути сюда в Париже я два дня был совсем болен. Мне ведь почти семьдесят. Было бы вернее, если бы вы поручили детей кому-нибудь покрепче.

– Может быть, – сказал Кэвено. – Но ведь никого другого нет. Тогда придется Фелисити самой отвезти детей в Англию.

Помолчали. Потом Хоуард сказал:

– Понимаю. Она не хочет ехать?

Кэвено покачал головой.

– Мы с ней не хотим расставаться, – сказал он почти жалобно. – Ведь это, может быть, на годы.

Хоуард широко раскрыл глаза.

– Поверьте, я сделаю все, что в моих силах, – сказал он. – А насколько разумно отправлять детей со мною, это уж вам решать. Если я умру в дороге, это, пожалуй, доставит много беспокойства и вашей сестре в Оксфорде и детям.

– Я вполне готов пойти на такой риск, – с улыбкой сказал Кэвено. – Он невелик по сравнению со всем, чем мы сейчас рискуем.

Старик медленно улыбнулся.

– Ну что ж, я прожил семьдесят лет и пока еще не умер. Пожалуй, протяну еще несколько недель.

– Так вы их возьмете?

– Конечно, возьму, раз вы хотите.

Кэвено пошел сказать об этом жене, оставив старика в смятении. Он-то думал останавливаться на ночь в Дижоне и в Париже, как сделал на пути сюда; теперь, наверно, разумнее поехать прямиком до Кале. В сущности, для этого ничего не нужно менять, ведь он еще не заказал номера в гостиницах и не взял билет. Изменились только его планы; что ж, надо освоиться с новой мыслью.

А справится ли он с двумя детьми, может быть, разумнее нанять в Сидотоне какую-нибудь деревенскую девушку, пускай доедет с ними до Кале в качестве няни? Еще неизвестно, найдется ли такая девушка. Может быть, мадам Люкар знает какую-нибудь…

Только позже он сообразил, что Кале уже заняли немцы и лучше всего переправиться через Канал из Сен-Мало в Саутгемптон.

Потом он спустился в гостиную и застал там Фелисити Кэвено. Она сжала его руку.

– Вы очень, очень добры, вы так нас выручаете, – сказала она.

Хоуарду показалось, что она недавно плакала.

– Пустяки, – сказал он. – Мне веселей будет ехать с такими спутниками.

Она улыбнулась:

– Я только что им сказала. Они просто в восторге. Ужасно рады, что поедут домой с вами.

Впервые он слышал, что она называет Англию домом.

Он поделился с нею своими соображениями насчет няни, и они пошли поговорить с мадам Люкар. Но оказалось, в Сидотоне не сыскать девушки, которая согласилась бы отправиться в такую даль, как Сен-Мало или хотя бы Париж.

– Ничего, – сказал Хоуард. – В конце концов, через двадцать четыре часа мы будем дома. Я уверен, что мы отлично поладим.

Миссис Кэвено посмотрела на него.

– Хотите, я поеду с вами до Парижа? Провожу вас, а потом вернусь в Женеву.

– Пустяки, – сказал он, – пустяки. Оставайтесь с мужем. Только расскажите мне, как их одевать и что они говорят… м-м… когда им нужно выйти. И можете за них не беспокоиться.

Вечером он пошел с нею взглянуть, как дети укладываются спать.

– Ну, как, поедешь со мной в Англию к тетушке? – сказал он Рональду.

Мальчик посмотрел на него сияющими глазами:

– Да, пожалуйста! Мы поедем поездом?

– Да, мы долго будем ехать поездом, – сказал Хоуард.

– А нас паровоз повезет или электричка?

– Э… м-м… паровоз, я думаю. Да, конечно, паровоз.

– А сколько у него колес?

Но на это старик уже не умел ответить.

– И обедать будем в поезде? – пропищала Шейла.

– Да, – сказал Хоуард, – вы пообедаете в поезде. И выпьете чаю и, надеюсь, позавтракаете.

– О-о! – недоверчиво протянула девочка. – Завтракать в поезде?

Рональд посмотрел удивленно:

– А где мы будем спать?

– В поезде, Ронни, – вмешался отец. – В отдельной кроватке.

– Правда, будем спать в поезде? – Ронни повернулся к старику. – Мистер Хоуард, можно мне спать поближе к паровозу?

– И мне. Я тоже хочу поближе к паровозу, – сказала Шейла.

Мать оставалась с ними, пока они не уснули. Потом спустилась в гостиную к мужчинам.

– Я попросила мадам Люкар приготовить для вас корзинку с едой, – сказала она. – Вам будет проще накормить их в спальном вагоне, чем водить в вагон-ресторан.

– Очень признателен, – сказал Хоуард. – Это гораздо удобнее.

Миссис Кэвено улыбнулась:

– Я-то знаю, каково ездить с детьми.

В тот вечер он поужинал с ними и рано лег спать. Усталость была приятная, и он отлично выспался; проснулся, по обыкновению, рано, полежал в постели, перебирая мысленно, о чем еще надо позаботиться. Наконец он поднялся; чувствовал он себя на редкость хорошо. Причина была проста – впервые за много месяцев для него нашлось дело, – но об этом он не догадывался.

День прошел в хлопотах. У детей было совсем мало вещей на дорогу, только одежда в небольшом портпледе. С помощью матери старик изучил все сложности их одевания, и как укладывать их спать, и чем кормить.

В какую-то минуту миссис Кэвено остановилась и посмотрела на него.

– По совести, – сказала она, – вы бы предпочли, чтобы я проводила вас до Парижа, правда?

– Совсем нет, – ответил Хоуард. – Уверяю вас, детям будет вполне хорошо со мной.

Короткое молчание.

– Не сомневаюсь, – медленно сказала она. – Не сомневаюсь, конечно же, с вами им будет хорошо.

Больше она о Париже не заговаривала.

Кэвено уехал в Женеву, но к ужину вернулся. Отвел Хоуарда в сторону и вручил ему деньги на дорогу.

– Не могу выразить, как мы вам благодарны, – пробормотал он. – Совсем другое дело, когда знаешь, что малыши будут в Англии.

– Не тревожьтесь о них, – сказал старик. – Вы их отдаете в надежные руки. Мне ведь приходилось заботиться о собственных детях.

Он не ужинал с ними в тот вечер, рассудил, что лучше оставить их одних с детьми. На дорогу все уже приготовлено: чемоданы уложены, удочки упрятаны в длинный дорожный футляр. Делать больше нечего.

Он пошел к себе. Ярко светила луна, и он постоял у окна, смотрел за поля и леса, вдаль, на горы. Было так безмятежно, так тихо.

Он с досадой отошел от окна. Несправедливо, что здесь, на Юре, так спокойно. За двести или триста миль севернее французы отчаянно сражаются на Сомме… Спокойствие Сидотона вдруг показалось ему неприятным, зловещим. Хлопоты и новая ответственность за детей заставили его на все посмотреть по-другому: скорей бы вернуться в Англию, быть в гуще событий. Хорошо, что он уезжает. Мир и покой Сидотона помогли ему пережить тяжкую пору, но настало время уехать.