Высказанная британским офицером мысль отнюдь не является уникальной: сам Адольф Гитлер не раз сожалел, что его немцы во многих отношениях не похожи на англичан…[83] «Единственная ошибка Гитлера состоит в том, что он не был рожден англичанином», — заявил один из британских эсэсовцев.[84] Эрнст фон Вольцоген, веривший в звезду немцев, в заключение своих мемуаров 1922 г. привел следующий завет, обращенный «к немцу»: «Как политик учись… у англичанина… как прирожденному властителю претворять волю к власти в жизнь».[85] Даже во времена Лиги наций англичане открыто говорили о том, что мотивом принятия ими мандата на управление территориями в Африке стал «инстинкт их расы».[86]
И в апогее британского империализма, когда над империей (еще) не заходило солнце, в основе мировоззрения этой расы господ лежала именно расовая гордость. Один из ностальгических панегириков бисмарковскому рейху (содержащий также клевету на республиканскую Германию) так и называется — «Англия как воспитатель». Ведь его автор, М. В. Л. Фосс*, «учился завидовать им <англичанам> в их расовой гордости».[87]
(*Фосс Макс В. Л. (1850—?) — контр-адмирал, автор специальных книг по морской технике.)
Правда, он «смог осознать, что при определенных условиях можно воспитать властителя и из немца… То, что верно для Англии, верно и для Германии».[88] Это означало, что немцам следовало прививать свойственный англичанам расовый инстинкт — «естественное» для англичан чувство своего расового превосходства, сознание расовой чистоты благодаря тому, что от «цветных» их отделяет расовая дистанция (по-английски «colour bar»**.
(** Цветной барьер (англ.).)
Уже в одной из своих ранних речей (1920) Гитлер приписывал успех, которого Англия добилась в управлении колониями, не только осознанию собственного расового превосходства перед туземцами, но и дистанции, на которой англичане удерживали местных жителей: по отношению к туземцам они вели себя как господа, а не как братья. Всему этому национал-социалисты стремились научить немцев. Гитлеру была свойственна «агрессивная… реакция на чувство неполноценности». Ведь он исходил из нехватки расовой гордости у немцев: «Гордости, основанной на расовой принадлежности, немцы по сути не знали».[89]
Германия должна стать страной господ, где живут подлинные господа… по расе.
Ханс Гримм
ОТ РАСЫ ГОСПОД, ПОВЕЛЕВАЮЩЕЙ ТУЗЕМЦАМИ, ДО «ОКУРИВАНИЯ» ГЕРМАНИИ РАДИ РАСОВОЙ ОЧИСТКИ
Несомненно, что уже в основу колониальной расовой политики кайзеровской Германии было заложено подражание британским колониальным образцам: Карл Петерс, один из первых немецких захватчиков Африки, «впитал кое-какие из самых радикальных постулатов британской колониальной идеологии», находясь в Англии[90] — во время «полезного обучения… когда в нем и созрело решение… основать где-нибудь немецкую колонию». «Настала пора как можно скорей усвоить английский принцип:…его нужно рассматривать как безусловно умный и практичный, и было бы близорукостью не учиться у них этому», — призывал Карл Петерс. Система воззрений, которая сформировалась у него во время долгого пребывания в Англии, помогла ему стать видным политиком и теоретиком колониализма. В результате была основана Германская Восточная Африка:[91] «Мост… соединивший лондонские устремления с немецкой колониальной политикой, в конечном счете и привел к созданию Германской Восточной Африки».
«Я всегда ссылался на британскую колониальную политику как на важнейший фактор».[92] «Каждый день пребывания» в лондонском Сити — центре тогдашнего финансового мира — «давал мне новый конкретный урок колониальной политики». Так например, Карл Петерс, который стремился перейти из парий во властители, с восторгом принял положение о том, что «многие сотни тысяч людей в Англии могут наслаждаться досугом, потому что на них работают многие миллионы представителей чужих рас».[93] А «происходящее в Британской империи всегда интересует нас в первую очередь: ведь там… наши наставники…»
Таким образом, Пангермания, бросившая вызов «более великой» всемирной Британии, вряд ли могла выбрать более впечатляющую модель, чем британская. Бисмарк утверждал, что период германского «колониального брака с Англией» существовал (в 1889 и 1890 гг.).[94] Но таких людей, как Карл Петерс, хоть он и был пионером немецкой колониальной политики, намного выше оценили англичане, чем его соотечественники: английские «строители им
36 перии» получали от своей нации свободу действий, а Карл Петерс — нет. Ведь в 1897 г. он стал жертвой «травли в Германии»:[95] за злоупотребления властью, выразившиеся в жестоком отношении к туземцам, Карла Петерса уволили со службы кайзера Германской империи.
«Англичане, имеющие опыт Южной Африки», не отрицают того, что «учитывая характер… туземцев, необходимо применять самые жесткие средства их подавления для поддержания дисциплины и порядка» — такой довод еще в 1919 г. выдвинуло имперское колониальное ведомство Германии в ответ на версальский диктат.[96] И именно в лондонском министерстве колоний (Colonial Office) начал изучение английской практики колониального управления заведующий отделом колоний в министерстве иностранных дел Германии, Бернхард Дернбург.[97]
Тем не менее известно, что еще в 1911 г. от судебных чиновников в Германской Юго-Западной Африке требовали «больше проявлять расовое сознание».[98] Там до 1905 г. не запрещались браки между немцами и неграми.[99]
Один колониальный журнал в позднее кайзеровское время негодовал по поводу «отсутствия расового инстинкта» у немецкой публики: немецкие женщины якобы «увивались» вокруг африканских музыкантов из колоний, гастролировавших по Германии, настолько активно, что колониально-политические поборники расового инстинкта указали немкам на англосаксонский образец. Прозвучали упреки такого характера: немецкие женщины способны считать иностранца — «даже какого-нибудь бразильца» — интереснее земляка, а вот «англичанки, особенно из мещан», считают позором, если их увидят с иностранцем.[100] Так, в 1899 г. британская общественность была возмущена тем, что англичанка Китти Джюэл пожелала выйти замуж за южноафриканского «принца» Лобенгула. «Англосаксонские расы уже давно считают смешение рас бичом цивилизации», — заявила газета «The Spectator». A «Daily Mail» поздравила священников, отказавшихся венчать эту пару, с тем, что они отказались быть «сообщниками… телесной безнравственности». По-видимому, после этого скандала Китти покончила жизнь самоубийством, а Лобенгула был вынужден зарабатывать себе кусок хлеба трудом на шахте.[101]
Именно подобные случаи имел в виду Ханс Гримм («немецкий Киплинг»),[102] требовавший захвата колониальных пространств для лишенных пространства немцев, когда вновь и вновь ссылался на пример Британской империи: там «браков между белыми англичанками и даже очень хорошими мужчинами другого цвета кожи до сих пор никогда не наблюдалось».[103] «Мы не хотим смешения, и это совпадает… с убеждением… всех британских колониальных политиков, <с> мнением большей части британского народа». Об этом напоминали и национал-социалистские «колониальные пионеры».[104] Ведь во времена расцвета британского империализма расовая дистанция, которую соблюдали британцы по отношению к своим «цветным» подданным, считалась «источником имперского могущества». Предполагалось, что такая дистанция поможет избежать возникновения «расового смешения», существовавшего в «вечно мятежной латинской Америке». Поэтому уже в 1869 г. для каждого «англичанина, способствовавшего появлению на свет… смешанной расы» требовали сурового наказания, о чем и сообщалось в «Anthropological Review».
