Наконец Лукас свернул с шоссе и примерно через , милю повернул на заснеженную дорогу. Вскоре показался дом, — высокий, с плоской крышей, с пристройкой сбоку. Над крыльцом горел яркий фонарь. Бело-черные ставни на окнах по обе стороны крыльца придавали дому уютный и гостеприимный вид.

Она надеялась, что первое впечатление не изменит ей.

Въехав на подъездную дорожку, Лукас глянул на ее кроссовки. Они вышли из машины и по заснеженной дорожке направились к дому. Неожиданно Оливия поскользнулась, и Лукас поймал ее за локоть. Прежде, чем она успела сообразить, что он собирается делать, он подхватил ее на руки.

— Лукас, что все подумают?

— Ты слишком часто заботишься о том, что подумают другие. Лучше будет, если ты упадешь? Она знала, что он беспокоится о ребенке.

— Нет. Но в любом случае ты же не будешь носить меня на руках весь уикенд?

— Думаю, у Мим есть запасная пара старых ботинок, у вас с ней приблизительно один размер. — С этими словами он донес ее до самого дома и опустил, только поднявшись на крыльцо.

Шапка закрывала его глаза, и она не могла понять, какое у него настроение. Ей было очень тяжело оттого, что они поссорились.

Лукас не стал звонить или стучать, просто открыл дверь и вошел. Не успели они зайти внутрь, как она услышала топот несущихся ног и детский голосок:

— Лукас, это ты?

Через несколько секунд они уже стояли в окружении четырех мальчишек, которые внимательно ее разглядывали.

— Это Оливия, — сказал Лукас. И, взъерошивая волосы каждому из мальчиков по очереди, перечислил:

— Это Джерри, Русс, Курт и Тревор.

Подошла женщина, которая обняла Лукаса и протянула руку Оливии:

— Мим Карсон. А это мой муж — Уатт. Мы очень рады, что вы смогли к нам приехать.

Волосы Мим были черными, как агат, с прожилками седины и собраны в хвост. Высокие скулы говорили о том, что ее предками были индейцы, коренные американцы. Она крепко пожала руку Оливии. Ее рука была теплой, а темно-карие глаза светились добротой.

— Приятно познакомиться, — ответила Оливия, и ей действительно было приятно. Уатт взял ее руку и потряс-:

— Лукас, ты не сказал нам, что она настоящая красавица, — его карие глаза блеснули под густыми бровями. Он был высоким, такого же роста, как Лукас, сильным мужчиной с бородой.

Прежде, чем она успела ответить на приветствие, самый маленький из мальчиков, Русс, повис на руке у Лукаса:

— Ты покатаешься с нами завтра? Пожалуйста! Мальчик, который стоял с краю — Тревор, она помнила, — шмыгнул носом:

— Не будь дураком. Уж если он с кем-то и поедет, то с ней.

Воцарилось молчание. Лукас снял шапку и повесил ее на вешалку, затем повернулся к Тревору:

— Я обещал, что возьму вас всех на прогулку, когда приеду в следующий раз, если будет хорошая погода. На завтра обещали ясную погоду, значит, после того, как вы закончите свои домашние дела, мы сможем ехать.

— Но это уже будет полдень, — заныл Тревор.

— Возможно. У тебя что, другие планы? — улыбнулся Лукас.

Джерри, самый старший из мальчиков, сказал:

— Не обращай на него внимания. Он так ведет себя, потому что не смог остаться сегодня подольше со своей мамой. Она нашла работу, и ей нужно было выходить на нее.

— Да что ты знаешь! — огрызнулся Тревор и, развернувшись, направился к лестнице.

— Тревор… — окликнула его Мим.

— Пойду поговорю с ним, — предложил Лукас. Уатт обменялся взглядами со своей женой, и она кивнула.

Оливия почувствовала себя неловко, когда Лукас ушел. Оставшиеся мальчики не сводили с нее глаз.

— Ну и встреча получилась, — пробормотал Уатт. — Добро пожаловать, Оливия. Снимайте пальто. У вас, должно быть, руки замерзли. Сейчас разожжем огонь, и вы согреетесь, пока мальчики помогут Мим накрыть стол к ужину.

Мим похлопала ее по плечу:

— Мы действительно рады, что вы приехали. Чувствуйте себя как дома.

Снимая пальто, Оливия подумала: вот так должен выглядеть настоящий дом. Длинная софа, стул с высокой спинкой и кресло-качалка по обе стороны от нее. На грубом деревянном полу тут и там разноцветные плетеные коврики. Камин сложенный из камня, добавлял комнате колоритности.

— Я надеюсь, вы простите Тревору его грубость, сказал Уатт, отодвигая черный защитный экран от камина. — Я не знаю, говорил ли вам Лукас что-нибудь о мальчиках…

Оливия подошла к камину и повесила свой вязаный жакет на спинку кресла-качалки.

— Он рассказал мне об их прошлом.

— А говорил ли он, что между ним и Тревором установилась связь, особое доверие? — (Она покачала головой.) — С Тревором были большие проблемы. Но в прошлый свой приезд Лукас взял его на верховую прогулку, а когда они вернулись, мальчика как будто подменили. С тех пор Тревор уже не такой колючий. — Уатт положил в камин поверх щепок два длинных полена. — Как вы себя чувствуете? Лукас говорил нам, что вас беспокоит тошнота по утрам.

— Теперь уже получше, — пробормотала Оливия, озадаченно думая, что еще Лукас рассказал им.

— Лукас объяснил нам, что произошло, Оливия. И сказал, что вы переехали к нему. Она покраснела от неловкости:

— Мы пытаемся получше узнать друг друга. Лукаво улыбаясь, Уатт вынул спички из коробки:

— Ну, и как успехи?

Оливия поняла, что в этом доме прежде всего ценится честность, поэтому ответила:

— Иногда хорошо, иногда не очень.

— Но ведь есть надежда?

Она вспомнила о поцелуях Лукаса, о его нежной заботе о ней и о своем растущем чувстве к нему и ответила:

— Да, безусловно.

— Только не позволяйте парню давить на себя, он может быть чертовски упрямым. — Уатт помолчал. — Но у него доброе сердце.

— Мне хочется задать вам тысячу вопросов. Но я знаю, что должна узнать о Лукасе от самого Лукаса.

— Вы мудрая женщина. — Уатт зажег щепки под поленьями.

Оливия улыбнулась — она поняла, что Уатт одобряет ее.

— Пойду посмотрю, может, вашей жене нужна помощь.

Уатт поставил каминный экран на место и, сев в кресло-качалку, показал ей на стул:

— Свои обязанности по дому Мим и мальчики довели до автоматизма. Останьтесь и поболтайте со мной немного.

Минут через пятнадцать Мим позвала их.

— Идите на кухню, а я позову Лукаса и Тревора, — сказал Уатт.

Он очень понравился Оливии. Они поговорили о Флагстаффе, о том, что Флагстафф в основном привлекает туристов, которые едут смотреть Гранд-Каньон. Она также узнала, что пристройка сбоку от дома — это офис Уатта: он был не только хозяином ранчо, но и бухгалтером.

Оливия толкнула дверь в кухню. Посредине стоял большой обеденный стол, по периметру — длинный рабочий стол с кухонной утварью. Мебель, пол, занавески — все было выдержано в голубых тонах, что делало кухню приветливой и уютной.

— Добро пожаловать, — сказала Мим с улыбкой, неся к столу огромную чашу с толченой картошкой. — Джерри покажет вам ваше место.

Сидя между пятилетним Руссом и семилетним Куртом, Оливия улыбнулась Лукасу, когда он и Тревор занимали свои места. «Интересно, он такой хмурый из-за меня или из-за разговора с Тревором», — подумала Оливия.

За столом текла неторопливая беседа, когда Мим сняла блюдо с жареной курицей с жаровни и поставила его на середину стола. Возле каждого стояли стаканы с молоком.

Уатт разговаривал с Лукасом о ценах на фураж, когда Русс потянулся за своим молоком и нечаянно опрокинул стакан Оливии. Молоко разлилось по столу и потекло на джинсы Оливии. Вскочив с места, Русс испуганно смотрел на нее широко раскрытыми зелеными глазами.

— Извините. Простите меня. Я не хотел. Не сердитесь на меня. — Оливия услышала даже страх в его голосе и поняла, что этого мальчика раньше жестоко наказывали за малейшие проступки.

За столом все притихли.

— Я и не сержусь, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче. — Помоги-ка мне собрать молоко салфеткой.

Долю секунды Русс смотрел на нее раскрыв рот, затем схватил салфетку. Мим принесла полотенца. Через минуту и стол и пол были чистыми.