«Но это — бред! Ты слышишь, это — бред!

Поди сюда, Бабанов, ты свидетель!

Смотри: вот я встаю на табурет!

На мне халат без пуговиц и петель!

Ну, Горбунов, узрел меня ты?» «Нет».

«А цвет кальсон?» «Ей-Богу, не заметил».

«Сейчас я размозжу тебе портрет!

Ну, Горбунов, считай, поднялся ветер!

Сейчас из моря будет винегрет!

Ты слышишь, гад?» «Да я уже ответил».

«Ах так! Так пустим в дело кулаки!

Учить, учить приходится болванов!

На, получай! А ну-ка, прореки,

кто вдарил: Горчаков или Бабанов?»

«По-моему, Гор-банов». «Ты грехи

мне отпускаешь, вижу я! Из кранов

сейчас польет твой окиян!» «Хи-хи».

«А ты что ржешь?! У, скопище баранов!»

«Чего вы расшумелись, старики?»

«Уйди, Мицкевич!» «Я из ветеранов,

и я считаю, ежели глаза

чувак закрыл — завязывай; тем боле,

что ночь уже». «Да я и врезал за,

за то, что он закрыл их не от боли».

«Сказал тебе я: жми на тормоза».

«Ты что, Мицкевич? Охренел ты, что ли?

Да на кого ты тянешь, стрекоза?»

«Я пасть те разорву!» «Ой-ой, мозоли!»

«Эй, мужики, из-за чего буза?»

«Да пес поймет». «На хвост кому-то соли

насыпали». «Атас, идут врачи!»

«В кровати, живо!» «Я уже в постели!»

«Ты, Горбунов, закройся и молчи,

как будто спишь». «А он и в самом деле

уже заснул». «Атас, звенят ключи!»

«Заснул? Не может быть! Вы обалдели!»

«Заткнись, кретин!» «Бабанов, не дрочи».

«Оставь его». «Я, правда, еле-еле».

«Ну, Горбунов, попробуй настучи».

«Да он заснул». «Ну, братцы, залетели».

«Как следует приветствовать врачей?»

«Вставанием… вставайте, раскоряки!»

«Есть жалобы у вас насчет харчей?»

«Я слышал шум, но я не вижу драки».

«Какая драка, свет моих очей?»

«Медбрат сказал, что здесь дерутся». «Враки».

«Ты не юли мне». «Чей это ручей?»

«Да это ссака». «Я же не о ссаке.

Не из чего, я спрашиваю — чей?»

«Да, чей, орлы?» «Кубанские казаки».

«Мицкевич!» «Ась?» «Чтоб вытереть, аспид!»

«Да, мы, врачи, заботимся о быте».

«А Горбунов что не встает?» «Он спит».

«Он, значит, спит, а вы еще не спите».

«Сейчас ложимся». «Верно, это стыд».

«Ну, мы пошли». «Смотрите, не храпите».

«Чтоб слышно, если муха пролетит!»

«Мне б на оправку». «Утром, потерпите».

«Ты, Горчаков, ответственный за быт».

«Да, вот вам новость: спутник на орбите».

«Ушли». «Эй, Горчаков, твоя моча?»

«Иди ты на…» «Ну, закрываем глазки».

«На Пасху хорошо бы кулича».

«Да, разговеться. Маслица, колбаски…»

«Чего же не спросил ты у врача?»

«Ты мог бы это сделать без опаски:

он спрашивал». «Забыл я сгоряча».

«Заткнитесь, вы. Заладили о Пасхе».

«Глянь, Горчаков-то, что-то бормоча,

льнет к Горбунову». «Это для отмазки».

«Ты вправду спишь? Да, судя по всему,

ты вправду спишь… Как спутались все пряди…

Как все случилось, сам я не пойму.

Прости меня, прости мне, Бога ради.

Постой, подушку дай приподниму…

Удобней так?.. Я сам с собой в разладе.

Прости… Мне это все не по уму.

Спи… если вправду говорить о взгляде,

тут задержаться не на чем ему —

тут все преграда. Только на преграде.

Спи, Горбунов. Пока труба отбой

не пропоет… Всем предпочту наградам

стеречь твой сон… а впрочем, с ней, с трубой!

Ты не привык, а я привык к преградам.

Прости меня с моею похвальбой.

Прости меня со всем моим разладом…

Спи, спи, мой друг. Я посижу с тобой.

Не над тобой, не под — а просто рядом.

А что до сроков — я прожду любой,

пока с тобой не повстречаюсь взглядом…

Что видишь? Море? Несколько морей?

И ты бредешь сквозь волны коридором…

И рыбы молча смотрят из дверей…

Я — за тобой… но тотчас перед взором

всплывают мириады пузырей…

Мне не пройти, не справиться с напором…

Что ты сказал?!.. Почудилось… Скорей

всего, я просто брежу разговором…

Смотри-ка, как бесчинствует Борей:

подушка смята, кончено с пробором…»