Литмир - Электронная Библиотека

В зале ожидания, неожиданно вынырнув из‑за пальмы, к Джохару подошел высокий широкоплечий мужчина, одетый в классический костюм черного цвета.

— Джохар Ренатович Махмудов? — спросил он, учтиво улыбаясь и буравя предельно жестким взглядом стража.

Если неизвестный точно знает твои имя, отчество и фамилию, значит, он, скорее всего, не из милицейских структур, не из военных и не из Комитета Общественной Безопасности. Значит — это коллега по цеху.

— Да, — сказал Махмудов.

— Очень приятно, — произнес человек в черном, протягивая руку, — Николай Санин. Можно просто Николай или даже Коля.

— Мне тоже очень приятно, — Джохар ответил на рукопожатие.

— К сожалению, ваши коллеги биологи еще не прибыли, поэтому нам придется пробыть в аэропорту несколько часов. Пока что вы можете остаться здесь или пройти в кафе и позавтракать.

Махмудов выбрал второе. Он заказал, а потом не спеша съел картошку фри и выпил две чашечки кофе. Несмотря на то, что Джохар в мгновение ока разгадал свой сон, мысли о Сталинграде не покидали его. Странный, намертво прилипший к Великой реке город. Когда‑то, почти сто пятьдесят лет назад там развернулась самая кровопролитная в мировой истории битва. Город, полностью уничтоженный и возродившийся подобно Фениксу на костях павших защитников и их врагов. Город, у которого были и другие имена: Царицын, Волгоград. Согласно верованиям некоторых народов, душа человека, покинув одно умирающее тело, затем переселяется в другое. Это называется реинкарнация. Человек получает новое имя, у него новая судьба, он живет новой жизнью. Может, также бывает не только с людьми? Наверное, неслучайно в сороковых или в пятидесятых, был бы здесь Влад, он назвал бы точную дату, жители Волгограда проголосовали за переименование родного города. А в Санкт — Петербурге такой же референдум трижды проваливался. Царицын, как бы он не назывался, умер с первым убитым защитником в 1942 году, а Сталинград, как бы его не нарекали в дальнейшем, родился в тяжелых родах, в кровопролитных боях в том же сорок втором.

Через полчаса в кафе появился Марик с перебинтованной рукой. Джохар его сразу заметил. Слава богу, новомодных пальм здесь не имелось. Марик грузно бухнулся на стул. Лицо его имело серый оттенок.

— Привет, — буркнул он, уставившись покрасневшими глазами в недопитую чашку кофе.

— Что с рукой? — спросил Джохар.

— Упал, — Верзер достал сигарету, потом зажигалку.

— Здесь не курят, — Джохар указал на знак на стене.

— Срать я хотел, — сказал Марик, затягиваясь.

"Да, товарищ явно не в настроении, — решил Махмудов, — наверное, нажрался как скотина, а тут срочный вылет. Может, еще и подрался с кем, руку повредил".

К стражам подошла хорошенькая официантка в белой блузе и синей юбке.

— Гражданин, здесь не курят, — строго сказала она.

Марик лениво поднял голову, увидел девушку и неожиданно просиял:

— Милая леди, мне чашечку кофе, пожалуйста, и ваш телефончик на салфетке, если вы не против.

— Если вы немедленно не перестанете хамить и курить, — произнесла официантка со сталью в голосе, — я вызову милицию и вас оштрафуют.

— А сколько штраф? — поинтересовался мгновенно преобразившийся Марик, выдыхая дым.

— Пятьдесят рублей.

— Да… — Верзер полез в карман, извлек оттуда казначейский билет с изображением Ленина и положил ее на стол, — я тут недавно обналичился. Возьмите ваш штраф, милая девушка, и дайте спокойно докурить. И чашечку кофе, пожалуйста.

Серьезность на лице официантки исчезла, сменившись недоумением, но мгновение спустя она вновь надела на себя маску благовоспитанной строгости, взяла купюру и, резко развернувшись, зацокала каблучками.

К немалой радости Джохара Марик не был расположен к болтовне. Стражи сидели молча. Верзер, отпивая из чашечки, изредка косился на хорошенькую официантку, а Махмудов разглядывал посетителей. Особенно его внимание привлек столик, за которым завтракали четыре пожилых японца. Гости столицы, иногда перебрасываясь друг с другом отрывистыми фразами, поглощали какую‑то свою национальную еду. Суши, наверное, или еще что‑то в этом роде. Глядя на них, Джохар подумал, что его друг Серега Соколов в чем‑то, конечно, прав. Западную часть страны действительно можно было назвать диоклетиановской Русью. За последние годы автономии и вольные города окончательно лишились своей независимости и название "Советская Конфедерация" теперь фактически превратилось в фикцию. Никакая это уже была не конфедерация. Казалось бы, можно радоваться. Вновь возникло сильное государство, или вернее нечто похожее на государство, поскольку вся власть была сконцентрирована не в руках совмина, генсека или Совета народных депутатов, а у малозаметных руководителей ВАСП. Однако города европейской части страны, подобно городам Западной Римской империи, приходили в постепенный упадок. Их, с числом жителей больше одного миллиона человек, в восточной части Советской Конфедерации осталось только четыре, вместе с Уралом — пять. Пройдет несколько лет и Минск, скорее всего, покинет этот список. Но Сибирь и Дальний Восток, наоборот, незаметно наращивали свою мощь. Более половины всех белых европейских беженцев направлялись именно сюда. При посредничестве японских технарей и силами неграждан китайского происхождения, с помощью принудительного труда этнонацистских преступников, непримиримых либерал — шовинистов, мелкой уголовной шушеры и нелегалов, а также наемных рабочих из Маньчжурии, Синьцзяна и прочих независимых республик Поднебесной были возведены многие заводы, фабрики, атомные электростанции, трансконтинентальные магистрали и гигантские теплицы — плантации.

И вот глядя на завтракающих японцев (бизнесменов, инженеров или, может быть, каких‑нибудь консультантов) Джохар внезапно почувствовал, что будущее Советской Конфедерации если и рождается, то именно здесь в Новосибирске, в Томске, Омске, Хабаровске, Владивостоке с их научными городками, деловыми центрами и испытательными полигонами. А слабеющая на глазах, хоть все еще и самая большая по численности населения Москва, музейно — рокерский Санкт — Петербург, утопающий в развлечениях Киев, сибаритствующий Сочи и даже бессмертный город Сталинград — это прошлое. Пускай славное и великое, но прошлое. А еще Махмудову почему‑то подумалось, что в один прекрасный день Советская Конфедерация без всякого насилия, без противостояния, без войн и без каких‑либо особых возражений, может разделиться на две части по Уральскому хребту. И орды усмиренных варваров, к которым еще полдня назад Джохар в припадке слабости относил сам себя, вновь восстанут и прорвут южную границу, охраняемую иностранным легионом, а на подмогу им, раззадоренные кровью европейских постхристиан, устремятся оголтелые фанатики, сметая на своем пути Польшу, Венгрию, Независимую Республику Галицию, Литву и прочие буферные государства. И банды насильников, убийц, религиозных психопатов и прочих деградантов опять заполнят пустеющие города, как сто, как пятьдесят лет назад, но на этот раз прогнать их будет некому. Так бесславно кончится диоклетиановская Русь…

От этих мыслей Джохару стало не по себе. Но в то же время он почувствовал и некоторое облегчение, ведь теперь все вновь встало на свои места. Он точно знал на чьей стороне будет сражаться.

"Нет, — решил Махмудов, — стражи такого не допустят, я не допущу", — и чтобы хоть как‑то отвлечься от неприятных раздумий, он заказал кофе с двойной порцией коньяка.

Примерно через полчаса было объявлено о прибытии рейса из Киева. Вскоре появились Леша и Влад. Стражи поздоровались, усевшись за стол.

— Лепик, расскажи‑ка, что стряслось? — спросил Марик. — Какого хрена ты тревожишь мой покой среди ночи?

— Не знаю, — огрызнулся Планкин, — Роберт прилетит, все расскажет. И отсылал я не ночью, а вечером.

— Какой‑то ты злой сегодня, Лепик, — заметил Верзер, разглядывая хмурое лицо товарища, — это знаешь отчего? Оттого что у тебя нет постоянной подружки.

45
{"b":"252354","o":1}