Вскоре стало ясно, что интенсивность излучения Сиг Х-3 подвержена сильным колебаниям и что в диапазоне радиоизлучений принимаются и более длинные волны также с меняющейся интенсивностью. На Сиг Х-3 случилось что-то, о чем мы пока не имеем представления. Магнитные поля и горячие газы расходятся от него со скоростью, составляющей ¹/₁₀ от скорости света, за несколько дней вырастают в «пузыри» размером чуть ли не до 20 миллиардов километров (расстояние от Земли до Луны составляет только 380 тысяч километров), то есть нечто невообразимо большое, а затем пропадают.

Но неожиданности этим не исчерпались. Конечно, кое-кому из астрономов приходила в голову мысль покинуть уютную комнату с измерительными и регистрирующими приборами и посмотреть на Сиг Х-3 в нормальный телескоп: не видно ли ее хотя бы в виде крошечной светящейся точки, — но даже в самые сильные телескопы ничего нельзя было разглядеть. И все же «источник света» обнаружился 3 октября 1972 года, но не в видимом, а в инфракрасном спектре. Самый большой сюрприз ждал астрономов в июле 1973 года, когда они установили, что это инфракрасное излучение колеблется, подчас в несколько раз превышая нормальное. Такого еще не было, это было абсолютно новое явление во вселенной!

Если собрать все, что мы теперь знаем о Сиг Х-3, то нам представится невероятно крупное космическое тело: оно имеет очень компактное ядро, окружено со всех сторон горячими массами газа и посылает во все стороны рентгеновское излучение, радиоволны и инфракрасные волны. Может быть, это система «двойной звезды», может быть, она каким-то образом связана с «черной дырой»? И тем не менее Сиг Х-3 отличается от всего, что мы знаем. Поэтому перед нами не только открывается бесчисленное множество вопросов, но ставятся под сомнения и некоторые общепризнанные понятия.

Дискуссия относительно того, влияют ли, например, на погоду и на возникновение гроз солнечный ветер, магнитное поле между планетами, геомагнитные бури, активность солнечных пятен, короче говоря, все колебания в поведении Солнца, становится мелкой и незначительной по сравнению с подобными явлениями.

На рубеже 1973–1974 годов появилась комета Когоутека. «Гигантская комета мчится к нашей Земле!» — восклицала 20 июня 1973 года одна вечерняя газета. Говорилось, что-де один астроном в ФРГ обнаружил «посланца от начал солнечной системы», что уже в сентябре комету можно будет увидеть в подзорную трубу, потом просто невооруженным глазом, а под конец хвост ее закроет шестую часть неба, и к рождеству 1973 года на ночном небе будет светить гигантская «Вифлеемская звезда». А всевозможные Кассандры наших дней немедленно усмотрели приход войн, болезней, дороговизны, распространяли прямо-таки средневековые слухи о том, что произойдет, когда комета ударится о Землю или когда мы окажемся в ее раскаленном хвосте.

При внимательном рассмотрении все эти данные ложны. Для начала — комету открыл не немецкий астроном, а чех Л. Когоутек, работавший в Гамбургской обсерватории. Даже слово «открытие» здесь выбрано неточно, потому что Когоутек вовсе не искал эту комету, у него были совсем иные задачи, и он обнаружил комету только через 10 дней, когда изучал снимки звездного неба. К тому же комета вовсе не устремлялась к Земле, она должна была пролететь мимо.

А когда все страхи прошли, когда комета уже не могла рекламироваться как «импозантное небесное явление», когда лишь самые удачливые астрономы могли с трудом разглядеть ее, разочарование публики было так велико, что про комету почти забыли, а вот этого-то и не следовало делать. Ведь комета Когоутека дала нам несколько важных уроков:

— комета была открыта только случайно, хотя в общем-то летела прямо на нас, и это могло кончиться катастрофой. Ее траектория была рассчитана неправильно;

— неправильно указывалась величина кометы, по меньшей мере ее предполагаемая видимость;

— созданные для изучения кометы исследовательские программы (отнюдь не дешевые) почти не дали результатов.

Но самое грустное — это те «вероятно», к которым мы прибегаем, стоит нам заговорить о кометах:

— вероятно, кометы состоят из пыли, частиц металла, льда и «замерзшего» газа;

— вероятно, в солнечной системе имеется примерно несколько миллиардов комет;

— вероятно, они движутся подобно облаку по краю солнечной системы;

— вероятно, большинство из этих комет имеет лишь несколько километров в поперечнике (диаметр кометы Когоутека составлял около 20 километров);

— вероятно, их суммарная масса меньше массы Земли;

— вероятно, это обломки, оставшиеся от созидания солнечной системы;

— вероятно, некоторые из комет отклоняются «пролетающими мимо» планетами настолько, что после этого они устремляются внутрь системы;

— вероятно, огромный светящийся хвост кометы абсолютно безопасен (и не прорежет поверхность Земли на сотни километров, как предполагал один геолог еще в 1974 году);

— вероятно, существует связь между кометами и метеоритами (падающие звезды и микрометеориты).

Можно продолжить этот список вероятностей, но он и так убедительно демонстрирует: мы знаем слишком мало, даже об известном издревле явлении природы мы не знаем почти ничего.

Великий естествоиспытатель Дж. Гальдан (1892–1964) говаривал обычно, будучи свидетелем жарких научных дискуссий: унция алгебры убедительнее, чем тонна ораторских аргументов. Именно этой унции алгебры нам часто и не хватает.

Наша наука может быстро и надежно ответить на тысячи и тысячи вопросов, а в то же время некоторые, казалось бы, несложные, но фундаментальные проблемы остаются открытыми. Но когда-нибудь мы и на них получим ответ. Образно выражаясь, мы видим древо познания и надеемся отведать его плодов. Другое дело, полезны ли они нам.

Разве в прошлом не бывало случаев, когда «прогресс» больше пугал нас, чем приносил удовлетворение? Мы сумели оторваться от естественных процессов природы, и это вселило в нас гордость, но еще более неуверенность. Может быть, твердая вера делала некогда человека счастливее, чем полузнание нашего времени? Идентифицируя науку с техникой, и то и другое с неопределенным понятием «прогресса», мы курим фимиам сегодняшним достижениям. Здесь все поставлено с ног на голову. Мы громко утверждаем, что наука сегодняшнего дня есть техника завтрашнего, вместо того чтобы понять, что техника сегодняшнего дня — результат вчерашней науки и любое предсказание, говорящее, что завтра будет лучше, признает только, что сегодняшний день оставляет желать лучшего. Твердая вера, которая когда-то питала человечество, не только успокаивала, она была и удобнее, чем наши сегодняшние знания.

Но мы любознательны и не боимся приключений, которые таят в себе исследования, путешествие в неведомое влечет нас с непреодолимой силой, стремление накапливать знания дано нам природой, и, следуя ему, мы следуем нашему назначению в эволюции природы. Не нужно понимать это таким образом, что человеческий дух исследования представляет собой нечто особое и уникальное, это высокомерная и невежественная точка зрения. Разве нет животных, которые под конец своей жизни знают о своем мире очень много? Собака, выросшая в большом городе, переходит дорогу, только когда загорается зеленый свет, располагая, таким образом, знаниями, которые неведомы иному человеку до конца дней своих.

Мы заботимся о своих знаниях, а вот познания собаки кажутся нам не стоящими внимания. Так ли это?

Мы только что убедились, сколько пробелов в наших знаниях. По самой химической идее творения было самоочевидно и неизбежно, что на Земле возникает жизнь, более того, неизбежностью была и отработка тех процессов метаболизма, которые ныне имеют место. Достаточно сравнить частоту химических элементов, встречающихся в земной коре и в крови человека, как мы будем поражены совпадением этих параметров. Наша жизнь, как и любая иная жизнь, принадлежит Земле.