5
Покойся мирным сном, свободный от забот, —
Ведь мысль твоя жива и власть не утеряла,
Реб Лейви-Ицхока свирель еще поет,
Еще лучится твой могучий лоб Марала!
Твоей любви снега не скажут — замолчи!
Твой гнев не заглушит пурги слепая злоба.
Как две зажженные субботние свечи.
Мерцают кисти рук и светятся из гроба.
Ты щуриться привык, обдумывая роль.
Так видел ты ясней, так собирал ты силы;
Теперь под веками ты прячешь гнев и боль,
Чтоб их не выплеснуть из стынущей могилы.
Блистают зеркала, и кажется — вот-вот
Ты вновь наложишь грим к премьере величавой,
Глазами поведешь, упрямо стиснешь рот
И в небо звездное шагнешь, как прежде, "с правой".
6
Распадом тронуты уже твои черты.
Впитай же музыку в себя, ручьи мелодий
Из "Веньямина Третьего", — недаром ты
Любил истоки их, живущие в народе!
Под этот струнный звон к созвездьям взвейся ввысь!
Пусть череп царственный убийцей продырявлен,
Пускай лицо твое разбито, — не стыдись!
Незавершен твой грим, но он в веках прославлен.
Сочащаяся кровь — вот самый верный грим.
Ты и по смерти жив, и звезды ярче блещут.
Гордясь последним выступлением твоим,
И в дымке заревой лучами рукоплещут.
Какой-нибудь из них, светящей сквозь туман,
Ты боль свою отдашь, и гнев, и человечность.
Пред ликом Вечности ни страшных этих ран.
Ни муки не стыдись... Пускай стыдится Вечность!
7
Распахнут занавес... Ты не для смертной тьмы
Сомкнул свои глаза. И дар твой благородный
С благоговением воспримем ныне мы,
Как принял ты и нес бесценный дар народный.
Тебе со сценою расстаться не дано.
Ты прорастешь в века, вспоен родимым лоном.
Исполнен зрелости, как спелое зерно
Под небом благостным, на поле пробужденном.
Мы никогда в твою не постучимся дверь,
Мы больше к твоему не соберемся дому, —
Без стука в сердце мы в твое войдем теперь,
Открытое для всех, доступное любому,
Доступное, как лес, как пена вольных вод,
Как солнце; и с тобой, с мечтой о лучшей доле,
В бескрайний небосвод, в грядущее — вперед!
Всем человечеством, как в золотой гондоле!
Перевод А.Штейнберга
С. МИХОЭЛСУ — ВЕЧНАЯ СВЕЧА У ГРОБА /Перевод В. Слуцкого/
С. МИХОЭЛСУ — ВЕЧНАЯ СВЕЧА У ГРОБА
1
Последний выход твой перед народом
Среди заснеженных руин.
Ни слова твоего, ни голоса — один
Застывший вздох под мерзлым небосводом...
Но и теперь мы слышим, как поет,
Взывая к нам, незримое движенье
Орлиных крыльев. Их вручил народ
Тебе, в ком отзвук бед его и утешенье.
Открыта сцена. Образы живой,
Забвенью не подвластной вереницей
Проходят над твоей, как прежде, яснолицей,
В сон погруженной львиной головой.
К тебе идущим нет конца,
Сюда, где ты дарил, властитель зала,
Слезой Шолом-Алейхема сердца,
Чтобы она алмазом заблистала...
2
Аншлаг. Последнее из действ. Перед тобой
Качнулись лица в скорбном гуле.
Твои герои призрачной гурьбой
Спускаются к одру в почетном карауле.
К чему теперь парик и мантия? Финал
Трагедии твоей величьем равен трону.
Ты сердцем — Лир, который обменял
На мудрость королевскую корону...
В гримерной плачут краски. Там темно.
Без лицедейства смерть, без бутафорской крови...
Лишь Гоцмах падает на полуслове —
Блуждать, не падать звездам суждено.
Они под траурные звуки
Очнутся и, тебя в сиянье облача,
Дрожащий взор опустят в муке
И в вечность гроб внесут на бархате луча.
3
На дорогом лице засыпал раны снег,
Чтоб не были они покрыты мраком ночи,
Но боль взывает сквозь недвижность мертвых век,
И скорбный крик в груди растоптанной клокочет:
“О Вечность, приглядись к кровавому клейму,
Свидетельством стою перед твоим порогом, —
Узнай, так суждено народу моему
Истерзанным брести по всем земным дорогам.
Мой крик в тебя вонзится, омрача
Покой твоей надмирности. Запомни,
Что каждая из ран, рассекшая лицо мне,
Мать и дитя спасла от палача...”
Не скроет снег следов злодейской своры,
И в миг убийства взор твой не погас;
Вздымаясь криком, боль разбитых глаз
Сквозь веки рвется, точно к небу — горы.
4
Поток прошел, и вновь поток. Скорбя,
Людская движется лавина.
Убитые встают почтить тебя,
Шесть миллионов — павшие безвинно.
Как ты почтил их, пав за них тогда
Среди руин пустынного квартала
На минский снег. И вьюга заметала
Осколки обагрившегося льда.
Не побежден злодейскою расправой,
К земле приникший мертвою щекой,
За память их вступившись, их покой,
Бросаешь миру ты укор кровавый.
И траурный поток не убывает, шквал
Народной боли в отворенном зале.
Тебя почтить шесть миллионов встали,
Как ты, чтоб их почтить, на минский снег упал.
5
Спи. Спи спокойно. Кажется, что ты
В раздумьи замер. Вспыхнувшей из мрака,
Еще ты озарен звездою доброты,
Внимая дудочке Леви Ицхака.
Любовь не гаснет в вихре снежной мглы,
И гнев не замести его налету...
Как две свечи, зажженные в субботу,
Над гробом руки трепетно-светлы.
Задумавшись, глаза ты закрывал подчас –
Так взору мысли виделось яснее.
А нынче боль хранишь под сном смеженных глаз,
Чтобы и в смерти не расстаться с нею.
Как в час премьеры, празднично чиста
Лучистость в глубине зеркал, продливших стены...
Еще мгновенье — оживут уста,
