Эллин оставалась рядом с ним, пока он не затих, а потом вышла на полуразрушенное крыльцо, где ее ждала Глори.

— Я должна прибраться в этом доме. Можешь принести метлу, швабру и мыло?

Глори поспешила в главное здание, в то время как Эллин и Фрэнклин устало прислонились к провисшим перилам крыльца.

— Он будет жить?

— Думаю, да, хотя надо попросить деда осмотреть его, как только он вернется из Мемфиса, — сказала она, и Фрэнклин одобрительно кивнул. — Его зовут Прайс Ричардсон.

Они наслаждались, подставив лица теплому утреннему солнцу. Эллин, расслабившись, лениво отмахнулась от надоедливых мошек.

— Мисс Эллин! — Их покой нарушил громкий крик Глори.

— В чем дело? — спросила Эллин, сбегая с крыльца.

— Ох уж эта миссис Констанс! Она говорит, что я не смею ничего брать для проклятого янки! Она вырвала метлу из моих рук! — негодующе сообщила Глори.

Эллин вздохнула и обняла девушку.

— Не волнуйся. Я сама позабочусь об этом. Ты сделала все, что могла. Возвращайся домой со своим отцом, а я поговорю с моей матерью.

Глори присоединилась к Фрэнклину, а Эллин, распрямив плечи и высоко подняв голову, направилась к большому дому, приготовившись к сражению. Мать была серьезным противником, и ее трудно было переубедить, если она вбила себе что-то в голову. Эллин хорошо представляла, какая нелегкая задача стоит перед ней. Единственной надеждой была поддержка деда, когда он вернется из города. Эллин вошла в дом и направилась прямо на кухню, чтобы взять то, что ей было нужно. Дарнелл предусмотрительно удалилась, не желая оказаться меж двух огней. Эллин уложила в корзину еду и чистые медицинские принадлежности, после чего вышла наружу.

— Минуточку.

Резкий, повелительный тон матери заставил Эллин остановиться. Она поставила корзину.

— Да, мама?

— Что у тебя там? — спросила Констанс, преграждая ей дорогу.

— Еда и чистое белье.

— Для чего? — В голосе ее появились язвительные нотки.

— Я поместила янки в домике надсмотрщика, поскольку ты отказала ему в удобствах нашего дома.

— Я уже высказалась по этому поводу. — Глаза Констанс были холодными и неумолимыми.

— Извини, мама, но дед учил меня ценить любую жизнь, и я не позволю этому человеку страдать.

— Тогда убей его и избавь от страданий! — прошипела Констанс. — Как ты смеешь заботиться о человеке, который, возможно, застрелил твоего отца и брата?

Эллин не хотела продолжать разговор и повернулась, чтобы уйти.

— Ответь мне, юная леди! — не унималась Констанс, лицо ее покраснело от гнева.

— Мне нечего сказать тебе. Поговори об этом с дедом.

— Я не стану говорить с ним! Это последняя капля, переполнившая чашу моего терпения! Раз ты поступаешь как последняя дрянь, я буду соответственно относиться к тебе. Убирайся из моего дома!

Эллин посмотрела в лицо матери, храня спокойствие и достоинство.

— Сообщи деду, как только он вернется, что мне надо немедленно увидеться с ним.

Констанс ничего не ответила и, повернувшись спиной, пошла прочь. Эллин была потрясена таким поведением матери, охваченной слепой ненавистью, и ужасно разозлилась на нее. Она устало села на ступеньки лестницы, ведущей на галерею, и долго смотрела на хлопковые поля невидящим, полным тревоги взглядом.

Если бы отец был жив, неужели он среагировал бы так же, как мать? Эллин не допускала мысли, что этот отзывчивый, мягкий человек мог отказать кому-то в беде. Нет, ее мать была слишком мстительной женщиной. Она не могла успокоиться, так как ее жизнь оказалась разрушенной и ничего уже нельзя вернуть назад. Пытаясь как-то оправдать поступки матери, Эллин тем не менее испытывала неприязнь к ней. Она медленно встала, подняла корзину и пошла по тропинке, не представляя, что ждет ее в будущем.