— Я не вполне понимаю, сэр Клементс.

— О, не вполне? Берите перевод, завтра жду вас в три часа пополудни,- сказал президент, вручая офицеру листки, вынутые из цилиндрического кожаного футляра.

С ликующей душой Роберт Скотт шел по тихой улице Лондона. Можно ли было мечтать о большем счастье! Он подберет надежных спутников, верных товарищей, неустрашимых исследователей. Лучшие из лучших пойдут с ним к Южному полюсу — двое или трое, как подсказал Маркем. Да, они двинутся никем не виденным, никем не хоженным путем.

«Мужество и осторожность!»-не раз напоминал сэр Клементс. Так и будет!..

Скотт зашел в ресторан, уселся в уголке, заказал немного бренди и развернул сложенные вчетверо листы английского перевода античных записей.

«Бессмертные боги благожелательны ко мне, эллину Менандру, сыну афинского торговца Эсхила, да будет долгой добрая память о нем! С малых лет слушал я сказания эллинских и чужестранных купцов о неведомых народах. А став постарше, задался мыслью узнать, как устроена Земля. На деньги, оставленные отцом, я скупаю трактаты философов, ищу в них драгоценные плоды древа познания. Без изучения природы нельзя понять происходящее на Земле. Внимая возвышенным мыслям скромных мудрецов, наслаждаюсь подобно истомленному жаждой путнику, припавшему к чистому источнику.

Старики Анаргир и Амелий, истинные ученые мужи, прозябают в нужде и безвестности. Захотелось им снова побывать в городе Александра Великого, где жили юными. С радостью д^л я учителям моим три кошеля: один с драхмами, два с динариями. Просил Анаргира и Амелия узнавать у сведущих людей, правда ли, что далеко на юге лежит обширная плодородная земля. Все мои мысли о ней. Говорил некий восточный купец, будто живут там люди без злобы, жестокосердия, без кровавых войн, в довольстве и счастье. Верно ли, не знаю…»

Лейтенант выпил рюмочку бренди. В чем же все-таки дело? Ведь не случайно дал ему сэр Клементс этот перевод!..

«Вернулись Анаргир и Амелий. Пришли в запыленных белых плащах и потрепанных сандалиях. Анаргир говорил, что мои щедроты сделали путешествие даже более удобным, чем в годы их молодости, Александрия же прекрасна, как невеста на брачном пиру. Повидали они чужестранных торговцев, корабельщиков, погонщиков верблюжьих караванов. Араб-мореход, за старостью удалившийся на покой, поведал старикам: эллин Клавдий Птолемей, александрийский ученый муж, рисует чертежи разных частей Земли, и есть у него большое изображение всей нашей планеты. Пошли они к Птолемею, просили дать им это изображение. Клавдий Птолемей приказал вольноотпущенному рабу перенести чертеж на папирус. Анаргир и Амелий привезли его и отдали мне. Все изведанные людьми земли, также и малоизвестные показаны на папирусе. Отыскал я хранимую богами Элладу. К югу от моря нашего нарисованы иноземные берега, небольшой остров Африка, омываемая морем Индийским Аравия, а еще дальше на юг — полуденная Земля. Протянулась она широко с запада на восток, благодатная страна. Три века толкуют ученые мужи — и афинские, и александрийские,- что планета наша шарообразна. А потому, говорят, должна быть далеко на юге обширная Земля — для равновесия с большими странами полночными. Анаргир и Амелий спрашивали о ней у многих, но никто той Земли не видал, неведома она…»

Роберт Скотт поднял глаза. Есть связь античного папируса с Антарктидой! Несомненно, афинянин Менандр писал именно о ней, этой Terra australis incognita…

Начальник экспедиции «Дискавери» быстро дочитал перевод:

«Старики верят, что Земля южная заселена. Амелий говорил: священным книгам индийцев несколько тысячелетий, и там написано, что в полночных странах месяцы незаходящего солнца сменяются столькими же месяцами мрака, и у персов священная книга рассказывает о райской стране, на которую злые и завистливые боги напустили холод и снег. А наш Гомер писал о народе, живущем в стране туманов, около моря, в безотрадной и бесконечной ночи; длителен и день в той стране — возвращающийся вечером пастух встречает утреннюю зарю. Есть люди в полночных странах, должны быть и на Земле южной. Но я не знаю, существует ли она. Откроют мне истину всеведущие боги и когда, тоже не знаю. Один Клавдий Птолемей может сказать о Земле южной…»

Складывая листы, Скотт вздохнул. Ни искателю истины Менандру, ни его правнукам не довелось проникнуть в тайну. Народились и ушли десятки поколений, пока люди, спустя почти два тысячелетия, впервые увидели берега загадочного Южного материка. Было это восемьдесят лет назад. Но и поныне шестой континент — неведомая страна. Мы знаем, что Антарктида есть, однако наши представления о ней немного отличаются от времен, когда Птолемей рисовал на карте Южную землю, повинуясь исключительно своему воображению. Справедливо говорят, что завеса, скрывающая тайны шестой части света, лишь чуть приподнята. Теперь подошла очередь «Дискавери».

Да, экспедиция пробьется в замерзший мир, проложит путь к сердцу Антарктиды — Южному полюсу, поднимет завесу выше!

Зной спадал медленно. Экспедиция пересекла экватор и приближалась к Южному тропику. Принимая вахту у Эрнста Шеклтона, четвертого штурмана «Дискавери», лейтенант Барни уныло оглядел пылающий горизонт и расстегнул китель.

— Ну и жарища!.. Вы бывали в этих широтах, Шеклтон?

Младший лейтенант военного флота, служивший последние годы на торговом пароходе, сделал пометку в судовом журнале и повернулся к располневшему штурману:

— Приходилось, Барни. Помнится, тоже в октябре мы шли из Кейптауна к берегам Австралии, но тогда не страдали от зноя, зато штормило немилосердно. Досадно, что нельзя идти под парусами. За эти две недели штиля топки пожрали массу угля. Хороший ветерок не помешал бы…

Барни запыхтел, вытирая вспотевшее лицо.

— Кажется, меня самого пихнули в топку.

Шеклтон скрыл ироническую улыбку.

— В море вы очень поправились, лейтенант, пожалуй, даже чересчур. Почему бы вам не заняться гимнастикой, как Армитедж и Ройдс? До завтрака они успевают изрядно помахать гирями.

— Думаете, я не понимаю, что там, куда мы идем, толщина ни к чему…

— Большой живот вообще не украшение, а в Антарктике лишний жир даже опасен.

— Вы правы, Шеклтон,- раздался позади знакомый голос, и в рубку вошел Роберт Фалькон Скотт.

Офицеры вытянулись и официальным тоном, в котором начальник экспедиции уловил оттенок подобострастия, приветствовали его. Скотт кивнул, подавляя внутреннюю досаду. Кое-кому из его спутников изменяет чувство меры, либо, что еще хуже, они сознательно держатся так. Надо будет при случае заметить об этом Барни и особенно Шеклтону. Предстоят долгие месяцы зимовки, обширные исследовательские труды, поход к полюсу, и строжайшую дисциплину необходимо сочетать с товариществом, безусловное исполнение приказов — с дружелюбием, взаимопомощью, доброжелательством. Подобострастие, а тем более преднамеренное угодничество — нетерпимы.

Помедлив, Скотт обратился к младшему лейтенанту и повторил:

— Вы правы, Шеклтон. Размеренная и сытая жизнь на корабле способствует вредной полноте. Наш друг доктор Эдвард Уилсон мог бы поделиться соображениями на этот счет и дать полезные советы.

— Я только что рекомендовал Барни взять пример с лейтенантов Армитеджа и Ройдса,- подхватил четвертый штурман.

— Всем нам, а в частности лично вам, Шеклтон, не повредили бы физические упражнения,- сказал Скотт.- Для человека двадцати восьми лет полнота весьма нежелательна, а склонность к ней у вас есть.

— Благодарю за указание, сэр.

Начальник слушал рассеянно. Он провожал глазами летающую рыбу. Выскочив из воды, узкая серебристая полоска неслась по воздуху рядом с судном и вдруг нырнула дугой обратно в глубь Индийского океана.

— Не устаешь любоваться изяществом и стремительностью этих существ,- сказал Скотт.

— Прекрасные создания! — согласился младший лейтенант.