Литмир - Электронная Библиотека

Это глубокое ощущение исторического процесса, ощущение социальных и психологических перемен, стремление постичь их природу очевидно в его рассказах, многие из которых появились уже после того, как была провозглашена ГДР. Таков, например, цикл рассказов, посвященных второй мировой войне. Бредель осмысляет в них страшный опыт солдата вермахта именно как пример исторической судьбы простого немца, ставшего жертвой ложных представлений, всей историей Германии подведенного к чувству неодолимого страха, к ощущению неизбежности катастрофы. Страшный рассказ «Молчащая деревня» — повесть об одичании и обесчеловечивании как типических чертах Третьего рейха. Наряду с этим в наследии Бределя есть немало юмористических, светлых и забавных страниц, раскрывающих и другую сторону его многогранной личности. Такова книга гамбургских преданий и анекдотов «Под башнями и мачтами», которую сам Бредель называл «историей нашего города в рассказах».

Из большого количества рассказов и новелл Бределя мы помещаем лишь несколько, показывающих его своеобразие как мастера этого жанра. Бредель — продолжатель традиций немецкого рассказа с его обстоятельной изобразительностью и известным элементом дидактики, в данном случае отчетливо политической, напоминающей, что рассказы написаны журналистом, сочетавшим в себе мастера репортажа и опытного агитатора. Это в известной степени «истории», что особенно чувствуется в рассказах «Смерть Зигфрида Альцуфрома» или «Кто же марает свое гнездо?» (в последнем случае характерна даже пословица, взятая в качестве заголовка). Шире и сложнее «Весенняя соната» — фрагмент из романа «Новая глава». Своеобразна повествовательная манера Бределя: в любом его рассказе чувствуется личная интонация автора, так или иначе настраивающего читателя, как бы стремящегося вступить с ним в непосредственный разговор.

Неисчерпаемый боевой и политический опыт Бределя отражен в книге очерков «От Эбро до Сталинграда». В ней в полную меру сказался его талант военного журналиста, вооруженного не только наблюдательностью, но и солидными военно-историческими знаниями, которые помогают ему широко осмыслять события войны. Разностороннее участие Бределя в жизни ГДР нашло отражение и в его острых, боевых выступлениях на литературные темы. Такова его книга статей «Семь поэтов». Среди них особое впечатление на нас, советских людей, производит статья о Шолохове, в которой чувствуется подлинная любовь к советской литературе, и статья о Гете и Пушкине — дань мировому значению великого русского поэта. В речи «О задачах литературы и литературной критики» Бредель, опираясь на опыт мировой прогрессивной литературной мысли, выступил как подлинный представитель и поборник социалистического реализма, всем своим творчеством свидетельствующий об исторической закономерности и значении этого метода в литературе нашего столетия.

Одно из самых непосредственных, самых ярких выражений горячей любви Бределя к его социалистической родине — повесть-репортаж «50 дней», напоминающая советские книги эпохи первой пятилетки. Это рассказ о коллективе, который складывается на объекте, являющемся в нашем понимании ударной стройкой. Надо помнить, что «50 дней» были написаны в начале 50-х годов, когда славная история ГДР только начиналась, когда действительно писалась та ее первая глава, которой был посвящен уже упомянутый нами роман Бределя. Но с какой пламенной верой, с какой любовью вел Бредель свой репортаж с одной из первых социалистических строек ГДР! Какая гордость за новых людей, за граждан молодой республики, формирующихся на глазах Бределя, звучит в этой небольшой книге, каким оптимизмом дышат эти страницы, повествующие о преодолеваемых трудностях, о перестраивающихся душах! Пророческим взором писателя, увлекающего своей верой и пафосом, Бредель видел впереди те великолепные, результаты, которых добилось социалистическое государство немецкого народа потом, во второй половине 50-х годов, в 60-х годах, в наши дни, когда уже нет с немецкой молодежью ее любящего наставника и художника — Вилли Бределя.

Советские люди и их немецкие друзья никогда не забудут Бределя — пролетария-подпольщика, смелого солдата революции, военкома, неутомимого строителя социализма, художника, ставшего у колыбели новой литературы новой демократической Германии.

Р. Самарин

Испытание

Предисловие автора к немецкому изданию

Эта книга, частью набросанная вчерне на бумаге и полностью завершенная мысленно за долгие недели и месяцы одиночного заключения в концлагере, как духовная контрабанда, вместе со мной оказалась на свободе. В Праге оставалось только перенести ее на бумагу, и уже осенью 1934 года в лондонском издательстве «Малик» она увидела свет.

Книга описывает концлагерь в первый год гитлеровского господства. Как известно, гестапо и эсэсовцы систематически совершенствовали технику пыток и убийств. Поход за истребление сторонников мира и свободы, начатый в самой Германии, с помощью новейших средств за десять лет превратился в методическое искоренение народностей и целых наций. Чтобы получить хотя бы приблизительное представление о фабрике уничтожения людей за последние годы нацистского господства, недостаточно даже в десять раз увеличить изображенные здесь факты.

Беспощадная правдивость этих зарисовок вызывала порой отвращение; но я видел свою задачу не в том, чтобы приукрасить или смягчить действительные факты, даже если они являются несмываемым позором для культуры нашего народа. Только ради изображения правды, причем правды документальной, выбрал я форму романа.

В предисловиях к предыдущим изданиям этой книги говорится: «Я изобразил то, что сам испытал и увидел. Кое-что я узнал от хорошо знакомых мне и заслуживающих абсолютного доверия товарищей по заключению. В этом романе нет ни одного вымышленного лица. Фамилии эсэсовцев — подлинные, равно как и фамилии штурмфюрера, коменданта лагеря, имперского наместника. Фамилии же заключенных (и некоторые эпизоды их жизни) я изменил».

Почему я изменил имена моих сотоварищей, не требует объяснения, хотя в настоящее время скрывать их нет необходимости. Так, в честном социал-демократе и эстете Фрице Кольтвице, который с первого дня ареста до своей так называемой «добровольной» смерти прошел путь ни с чем не сравнимых страданий, я пытался показать трагическую судьбу д-ра Сольмица из Любека, в стойком, презирающем смерть коммунисте Генрихе Торстене — героизм депутата рейхстага Матиаса Тезена, который после перенесенных мук первого года просидел в концлагере еще одиннадцать с половиной лет — весь период господства гитлеровской диктатуры — без суда и следствия, и затем, за несколько часов до окончательного краха Третьей империи, был зверски убит наемниками Гиммлера.

Выходившие до сих пор издания этой книги были посвящены антифашистам родного мне Гамбурга; это первое немецкое издание я посвящаю мужественному сыну нашего народа, мученику за свободу и гуманизм: Матиасу Тезену.

Вилли Бредель,

Шверин, январь 1946 г.

Арест

Скорый поезд Франкфурт-на-Майне — Гамбург — Альтона подходит к Гамбургу. Начинается новая полоса деятельности человека, который стоит сейчас в проходе вагона и смотрит в окно. Он едет из Берлина, но выбрал не прямой путь, а в объезд, через Ганновер.

Гамбург!

Будет ли и здесь его работе сопутствовать успех? Задача его трудная; нужны выдержка и осторожность. В Хемнице земля горела у него под ногами. Эти четыре месяца работа в Саксонии шла в атмосфере непрерывной травли, под постоянной угрозой предательства. Но партия жива, несмотря на убийства, аресты, издевательства; организация действует; работа продолжается… Правда, пришлось потерпеть ряд неудач. Провокаторы проваливали явки. Иногда их сразу удавалось разоблачить, но бывало, что под маской друзей и соратников они втирались в доверие и на протяжении недель, месяцев подтачивали организацию. Многие товарищи под гнетом жестокого террора теряли мужество и отказывались работать в подполье. Распадались ячейки, срывалась политическая работа. Какого труда, скольких жертв стоило вновь пустить в ход конспиративный аппарат! Но дело налажено…

4
{"b":"252023","o":1}