– Ну? – не понял Деннис. – Я так и сказал.

– Ничего подобного, – вмешался Билл. – Ты сказал «Женаты и счастливы». Вместо «Женаты и счастливы? Под Знаком Вопроса, хо‑хо‑хо».

– Сам же знаешь, знак вопроса убрали, – отозвался Деннис. – Паразит, вот ты кто.

– Никогда не вредно напомнить тебе о былых преступлениях, – сказал Билл.

– При чем тут «Женаты и счастливы», – вклинился Тони, – если они еще не женаты? Нет, понятно, если мы вытянем на сериал, то они поженятся в самом начале, но у нас-то он еще только западает на нее в пабе и полчаса убалтывает. Это в первоначальном варианте они у нас были женаты.

– Верно, – подтвердил Билл. – Мы только при одном условии сможем оставить название «Женаты и счастливы»: если старина Слоун даст гарантию, что после «Дома комедии» закажет нам сериал. А если у нас одноразовый скетч, такое название будет звучать странновато.

– А вот и она, – заметил Тони. – Может, предложишь нам подходящее название?

– «Барбара», – выпалила Софи.

К ее смущению, Деннис призадумался (или сделал вид).

– Хммм, – протянул он. – Здесь не полностью отражена другая… другая сторона отношений.

– Деннис, она же пошутила, – сказал Билл.

Секунд через двадцать до Денниса дошло, и он благодарно посмеялся:

– Неплохо.

Тони перехватил взгляд Билла. Все они полюбили Софи, но Деннис – больше всех.

– Может, задействуем имена обоих персонажей? – предложил Деннис. – «Барбара и Джим»?

– Уж не вернул ли ты на прежнее место клятый вопросительный знак? – встрепенулся Билл.

– Я просто задал вопрос, – сказал Деннис.

– «Барбара и Джим», – повторил Тони. – «Барбара и Джим».

– Завлекательно, правда? – подхватил Билл. – О чем умалчивает Великая Британская Публика – хит одноразовой комедии. «Ой, умираю – хочу узнать, кто такие Барбара и Джим».

– Представляешь, о чем мы на днях толковали? – обратился Деннис к Софи. – О том, что у нас получается твой бенефис.

– Правда? – изумилась Софи.

– Впрочем, тебе об этом знать не положено, – заметил Тони, многозначительно глядя на Денниса.

– А почему – мой бенефис? – спросила Софи.

– Забудь, – сказал Билл.

– Не попробовать ли нам каким-нибудь способом отразить это в названии? – задумался Деннис.

– Об этом сейчас речь не идет, – напомнил ему Билл. – Тем более в присутствии актеров.

– Почему мой бенефис? – не унималась Софи.

– Вот заладила, – фыркнул Билл. – Да потому, что вот этот кондовый обыватель запал на твою симпатичную мордашку и отдает тебе все коронные реплики.

– Ох, – только и сказала она.

– А то ты сама не заметила.

Она, конечно, заметила, что на репетициях ее часто награждали смехом, но приписывала это своему превосходству над Клайвом, которого смогла переиграть. Ей даже в голову не приходило, что ей просто-напросто дают больше коронных реплик.

– Видимо, это нужно закрепить официально, – не сдавался Деннис. – Я знаю, вы будете смеяться, но у меня возникла новая идея насчет пунктуации.

– Я смеяться не буду, – сказал Билл. – Обещаю.

– «И Джим» нужно взять в скобки. «Барбара (и Джим)». Барбара, скобки открываются, и Джим, скобки закрываются.

Билл заржал.

– Смешно? – с надеждой спросил Деннис.

– Только потому, что Клайв до смерти обидится, – ответил Билл. – Вот это и в самом деле будет умора.

– Эх, – расстроился Деннис, – такого я не предвидел.

– А мы до записи ему не скажем.

– Нет, это нехорошо, – возразил Деннис.

– Выражусь точнее: до записи ничего говорить нельзя. Я его знаю. Он просто не явится.

– А разве так можно? – спросила Софи. – Взять и не явиться?

Ей такое даже в голову не приходило, но тут было над чем поразмыслить.

– Конечно можно, – сказал Билл. – Если не собираешься больше работать на телевидении.

У Софи тут же пропала охота размышлять. Она решила, что ее личные проблемы не должны касаться членов съемочной группы, и пошла переодеваться для генеральной репетиции.

В день записи Клайв обнаружил, что в гримерную доносятся разговоры публики, стоящей в очереди за стенкой. Заглушить их не было никакой возможности – разве что без умолку петь песни.

– Ладно хоть билеты дармовые, – вещал самый громкий голос, принадлежавший, очевидно, мужчине средних лет.

– А то как же! – вторила ему какая-то женщина. – Нам еще и приплачивать должны! Вы хоть про кого-нибудь из них слыхали?

– Парень-то вроде известный, – вступил другой мужчина. – Клайв, что ли… как там его…

– А где он играл?

– Понятия не имею. Но где-то засветился…

Тут подключилась еще одна женщина:

– На радио была такая постановка – «Нелепый отряд». Вы не слушали?

– Ой, барахло.

– Вам не понравилось?

– Там был капитан какой-то чокнутый, блажил дурацким голосом, под аристократа косил.

– Вот-вот, он самый – Клайв Ричардсон.

– Господи прости. Неужели он?

– Мне показалось, он смешной.

– Ну прямо!

– Нет, в самом деле.

– А голос этот дурацкий, с претензией?

– Это он нарочно. Для юмора.

– Может, хоть сегодня выделываться не станет. Да ладно, полчасика можно и потерпеть.

В дверь гримерной постучали.

– Это я, – сказала Софи. – Ты все это слушаешь?

Клайв открыл.

– Разве у меня есть выбор? Только в Би‑би‑си на такое способны: устроить очередь за стеной гримерки.

– А мне даже интересно.

– Это потому, что на твой счет никто не прохаживается.

Тут, как по заказу, поклонница Клайва вспомнила про Софи:

– Она, говорят, бездарность полная.

– По-моему, дебютантка.

– Нет, что вы. Моя дочь ее в Клактоне{24} видела, в летнем варьете.

Клайв покосился на Софи; та решительно мотнула головой.

– Много о себе понимает. Дочка моя полчаса к ней в очереди за автографом отстояла, а эта нос кверху – и мимо проплыла. На что моей дочери автограф ее сдался – ума не приложу.

– Возможно, на будущее – если эта постановка прогремит, – предположил кто-то из мужчин.

– Ну разве что, да только вряд ли прогремит, – усомнилась женщина. – С этой красавицей.

– А с ним, с красавцем этим, – тем более.

– Они с ней еще наплачутся.

– И с ним тоже.

– Он – еще куда ни шло.

– А я обоих не перевариваю. Ну что ж поделаешь. Хоть чем-то себя потешить.

– Я уже один раз ходила на съемки, – поведала женщина. – Битый час там проторчала: пока все расселись, пока юморист для разогрева байки рассказывал.

– А что за юморист?

– Да как вам сказать. Ни рыба ни мясо. А мнит о себе невесть что.

– Фу ты, – расстроился мужчина, – я уж думаю: не пойти ли домой?

– Ни в коем случае, – сказала женщина. – А вдруг неплохо будет?

Софи надула щеки.

– В коридоре, что ли, постоять? – предложила она.

– Мысль интересная, – ответил Клайв.

– Каждый из нас живет в пузыре, – сказала Софи.

– В каком еще пузыре?

– В красивом, скользком розовом пузыре.

– Будь моя воля, ни за что бы не залез в скользкий розовый пузырь, – сказал Клайв.

– Считай, что цвет можно выбирать по своему вкусу. Казалось бы, мы все сроднились с этой пьесой. Я – безусловно. Том Слоун сроднился с Деннисом. Деннис сроднился с Тони и Биллом. И вдруг бах – все лопнуло. В один миг.

– Пузырям такое свойственно, – заметил Клайв. – По этой причине лучше в них не заселяться.

– Зрители приходят на съемки не из желания тебя поддержать, ты согласен? – продолжала Софи. – Они приходят, чтобы не скучать дома. Или чтобы посмотреть телестудию изнутри.

– Или потому, что записались на билеты полгода назад в надежде увидеть что-нибудь отпадное, – подхватил Клайв. – А им вместо этого подсовывают нас с тобой.

– Мы не так уж плохи.

– Это мы сами так считаем. А они о нас не ведают ни сном ни духом. И теперь себя накачивают. Как-то раз я тоже сидел в публике – когда режиссер отдал роль другому актеру. Я шел с единственной целью: стать свидетелем провала.