– Ты не заболел? – заботливо спросил Павел Петрович.

– Нет. Все в порядке.

– Ах да! Ты же сам теперь врач! Сам диагноз поставишь, сам вылечишь. Ну что ж. В общем и целом, я доволен.

Аркадий долго еще не мог уснуть. У него в голове все смешалось: ночное происшествие, Женькины издевки, спор за столом, явное противостояние Базарова и дяди, статья в Инете… Аркадий понимал только, что ничем хорошим это не кончится. Слишком уж они разные: отцы и дети. У первых еще не пропала охота молодежь учить, а вторые давно уже не хотят ничему учиться. Тем более у поколения, выросшего при «совке», открывшего для себя Инет уже на старости лет, испытывающего страх перед всем новым. Какие такие ценности они могут передать? Октябрятскую звездочку и лозунг «от каждого по способностям – каждому по труду»? Ага! Сейчас! Прав Женька, сто раз прав. Уважают того, кто больше украл.

На этой мысли Аркадий и уснул.

Когда он проснулся, ему показалось, что огромный дом как будто вымер.

«Куда все делись?» – удивился Аркадий и схватил со стола айфон. Еще так рано! Всего девять утра! Аркадий вскочил и торопливо натянул футболку и шорты.

– Женька! – закричал он, толкнувшись в комнату друга. Базарова там не было, кровать оказалась пуста. – Папа! – закричал Аркадий. – Дядя Паша!

Ответом ему было молчание. Вспомнив события вчерашнего вечера, Аркадий понесся вниз. А не разругались ли все, пока он спал?!

В гостиной Феня собирала со стола посуду. Шестимесячный ребенок сучил ножками на диване. Утро было солнечным, в открытые окна с раздернутыми занавесками лился яркий свет, и в этом свете Феня была так хороша, так свежа и румяна, что Аркадий невольно застеснялся. Красивая, здоровая молодая женщина, которая кормит ребенка грудью, а не подсовывает ему молочные смеси, боясь испортить формы, что может быть прекраснее? И хотя светские львицы, которые составляли круг общения Аркадия Кирсанова, презрительно назвали бы Феню деревенщиной, в ее простеньком ситцевом сарафанчике, с волосами, заплетенными в толстую косу, Аркадий разглядывал эту «деревенщину» с откровенным удовольствием и даже почувствовал приятное волнение.

«Когда я в последний раз был с женщиной?» – подумал он.

– Вам не дует? – испуганно спросила Феня. – Вот, решила проветрить, пока никого нет. Хотите, я окна закрою?

– Феня, почему же на «вы»? Мы с тобой ровесники.

Она мило покраснела.

– Я знаю, тебе неловко, что ты живешь с моим отцом. Он ведь намного старше. Но ничего такого особенного в этом нет. Так что обращайся ко мне, пожалуйста, на «ты» и не парься насчет того, что ты мне мачеха. Так ведь получается? – подмигнул Аркадий.

– Мы с Николаем Петровичем никогда не поженимся, – тихо сказала Феня. – Так что я вам… тебе никто.

«Если бы она была мне никто, я бы за ней приударил», – подумал Аркадий и преувеличенно бодро спросил:

– А где все?

– Павел Петрович на пробежке, Коля в саду, поливает яблони, а ваш друг отправился на озеро, – Феня сбивалась и опять называла его на «вы».

– Зачем?

– Купаться, я думаю, – пожала плечами Феня.

– Ну так и я пойду купаться!

В саду Аркадий увидел отца. Николай Петрович стоял у яблони, держа на весу толстый шланг, из которого лилась вода.

– А… встал… – сказал он, увидев сына. – А вот мы, деревенские, с шести утра на ногах. Трудимся не покладая рук. Хотя твой друг говорит, что мы бездельники.

– Это он не о тебе, он же ясно выразился.

– Лето нынче сухое, – пожаловался Николай Петрович. – Я даже и не припомню, чтобы была когда-нибудь такая сушь. Настоящая экологическая катастрофа. Так что нет моей вины в том, что яблони засыхают.

– Папа! Да что ты на этом зациклился!

– Так ведь вы молодежь, вам виднее. Поучите нас, стариков, как жить?

– Делать мне больше ничего! У тебя своя жизнь, а у меня своя. Я давно уже вырос, папа. Нравится тебе жить здесь – живи. Но давай не будем рассуждать на тему, где лучше, в городе или в деревне и кто полезнее для общества? А? Папа? Я сегодня здесь, завтра на Ибице, через месяц еще бог знает где. Такая уж у меня жизнь. Я не думаю о том, что будет завтра, у меня нет никаких планов. Тем более глобальных жизненных планов, – с улыбкой сказал Аркадий.

– Ну а работать ты собираешься? – с опаской спросил Николай Петрович.

– Собираюсь. Сначала в интернатуру. Мне еще учиться и учиться. А учеба – это относительная свобода. Со студента какой спрос? Как и с интерна.

– Как-то это, Аркаша… безответственно, – пожевал губами Николай Петрович.

– Пойду гляну, как там Женька? – беспечно сказал Аркадий и, насвистывая, пошел к озеру.

Спускаясь с горы на засыпанный песком берег, он увидел в темной воде Женькину голову. Базаров заплыл далеко. Щурясь на солнце, Аркадий стал спускаться на пляж. Торопливо сбросив одежду на песок, он взбежал на мостки и лихо сиганул с них в воду.

– Уф! – выдохнул он, вынырнув. – Холоднющая! Да, это тебе не Мальдивы… Базаров! Ты псих! – заорал он.

Женька развернулся на голос и рванул к берегу. Аркадий поплыл ему навстречу. Выпендриваться было не перед кем, поэтому плыл он обычным брасом, хотя, чтобы покрасоваться перед девочками, мог метров тридцать проплыть роскошным баттерфляем. Бассейн входил в обязательную программу Аркашиного воспитания наравне с изостудией и репетиторами английского и французского. Но Аркадий был ленив, у него имелись так называемые «парадные» выходы, на публику, в домашней же обстановке он предпочитал не надрываться. Базаров, у которого ни один стиль плавания не был поставлен, проигрывал Аркадию на первых двадцати метрах, но потом легко обгонял за счет своей выносливости.

– Вода, говорю, ледяная! – отфыркиваясь, сказал Аркадий, когда поравнялся с другом.

– Так уж и ледяная! Нормальная. – И Женька размашисто поплыл к берегу. Аркадий, который давно привык к тому, что проигрывает, лениво погреб следом.

Тут он увидел, как к озеру спускается дядя. Павел Петрович был в одних спортивных трусах, мокрую от пота футболку он держал в руке. Аркаша не мог не восхититься дядиным торсом, мускулатура была небольшой, но удивительно функциональной, что называется, рабочей. Живот подтянут, плечи развернуты, кубики пресса не оставляли сомнений в том, что Павел Петрович в отличной форме. Аркадий увидел, как дядя неторопливо снимает кроссовки. Женька тоже это заметил и погреб быстрее. Павел Петрович разогнулся и внимательно за ним наблюдал.

Женька вылез из воды и по мосткам лихо сбежал на песчаный берег. Теперь они стояли рядом. Базаров был на голову выше, но из-за своей худобы заметно проигрывал Кирсанову. Павел Петрович был замечательно красив, а Женька еле-еле дотягивал до так называемого среднего уровня. Волосы его намокли, и узкое вытянутое лицо теперь особенно поражало своей диспропорцией: лоб слишком большой, губы очень уж тонкие, нос длиннее, чем надо бы.

Они с Кирсановым сдержанно друг другу кивнули, и Павел Петрович неторопливо ступил на мостки. Подождав, пока Аркадий выйдет из воды, отставной офицер стал на самый край и четко, ласточкой вошел в воду, почти без брызг. Вынырнув метрах в пяти, он поплыл вроде бы неторопливо, но в то же время так быстро, как может плавать только человек, который провел в бассейне долгие часы, тренируясь. Теперь уже Базаров стоял и смотрел на того, кто был в воде.

Аркадий, которому надоело это немое противостояние, хлопнул друга по плечу:

– Ну как?

– Я бы, пожалуй, бросил ему вызов. – Женька кивнул на голову в воде. – Хотя плавает он здорово, признаю. И не выпендривается, просто плывет. Одно слово: царь зверей. Мне уже интересно узнать, почему он один? Уверен: он и трахается так же классно.

– Женька!

– А что? – лениво спросил Базаров. – Я же его похвалил.

– Идем завтракать! Или ты уже поел?

– Поел. Но я бы не отказался еще разок позавтракать. Лишний вес мне не грозит. – Он похлопал себя по впалому животу.