Переждав эхо выстрела, Кононов скомандовал:

– Вольно-оооо!

Вместе с ним осталось несколько командиров. Потянулось ожидание, тяжелое, как перед боем. Все были напряжены. У каждого в голове была одна и та же мысль: «Что теперь будет со всеми?»

Кононов, взяв в руки бинокль, выполз на бруствер. Широко расставив локти и не отрывая от глаз бинокль, крутил окуляры – сначала в одну, а затем и в другую сторону, отыскивая ползущую фигуру Дьякова.

Огорченно махнув рукой и цепляя стены узкой траншеи полами шинели, Кононов сполз в траншею и быстро пошел к блиндажу. У входа в блиндаж его ждал ординарец. На его вопросительный взгляд Кононов приказал:

– Ты, Василий, посматривай по сторонам. Как только заметишь Дьякова, немедленно доложить мне.

Медленно тянулись минуты, мучительные, как боль. Сидя у сырого, из неошкуренной ели косяка двери, Кононов поглядывал в траншею.

Наконец через полчаса прибежал вспотевший ординарец.

– Ползеть… ползеть, товарищ комполка.

Обрушивая рыхлые стенки траншеи, Николай Дьяков свалился в окоп. Срывающимся от волнения голосом доложил:

– В лесу вас ждут немецкие офицеры.

На опушке леса стояли три грузовых и одна легковая машины. Кругом был сосновый бор с деревьями в два обхвата. За ним болото. В кустах колючая проволока, вкопанные в землю рельсы.

Влажная земля пахла прелой листвой угасающего лета и грибницей. Коротко простучал где-то вдали дятел. Плавно полетел к земле желтый березовый листок.

Тусклые луча солнца пробивались сквозь зелень сосновых иголок. Вспыхивали и гасли на свету микроскопические пылинки. Шустрая белка, привстав на задние лапы, настороженно наблюдала за движущимися людьми в военной форме. На мгновение замерла, потом молнией метнулась через тропинку и, мелькнув пушистым хвостом, взлетела по стволу дерева.

На дереве, дрожа и раскачиваясь от неуловимого движения ветра, висели сети паутины, усеянные точками мошкары.

«Точь-в-точь как мы, – подумал Кононов. – Кругом паутина, а мы в середине».

Рядом с машинами толпились немецкие солдаты. Они жизнерадостно хохотали, отмахиваясь ветками от полчищ комаров. Подошли немецкие офицеры. На Кононова потянуло запахом одеколона.

Группы сошлись, поздоровались. В немецкой группе было два капитана, три лейтенанта и переводчик.

Кононов заявил, что полк Красной армии переходит на их сторону совершенно добровольно, чтобы с оружием в руках воевать против Сталина. Сразу же поставил условие, чтобы с его подчиненными хорошо обращались.

Подали машины, и Кононова доставили в штаб танковой дивизии.

Командиры по его приказанию вернулись в траншеи, чтобы организовать сдачу.

Всем красноармейцам немцы выдали по буханке горохового хлеба и присоединили к колонне пленных, направлявшихся в лагерь для военнопленных.

Командующий охранными войсками тылового района группы армий «Центр» генерал пехоты Максимилиан фон Шенкендорф очень устал в этот день. Должностные обязанности командующего частями тыла всегда сложны и хлопотны, а здесь, в России, особенно.

Генерал склонился над бумагами. Теперь он читал рапорт командира 197-й пехотной дивизии о том, что на сторону немецких войск перешел 436-й стрелковый полк вместе со всем вооружением и командиром полка майором Кононовым. Генерал-лейтенант Герман Мейер-Рабинген докладывал, что доставленный в Смоленск Кононов заявил о добровольном переходе на сторону германской армии для того, чтобы сформировать вооруженный отряд и вступить в вооруженную борьбу против Сталина.

У русского майора был свой план: собрать полк из красноармейцев разбитых частей, военнопленных и казаков, питавших ненависть к советской власти. Сформировать из них регулярную боевую часть и выступить против Красной армии. Его убежденность завораживала и произвела на немцев столь сильное впечатление, что, несмотря на большое число командиров Красной армии, находящихся в плену и желающих сотрудничать с немецкими властями, он был отмечен как лицо, представляющее интерес для Рейха, и направлен в штаб 4-й полевой армии вермахта.

Генерал Шенкендорф расхаживал по своему кабинету в Смоленске и думал, думал. Внешне и внутренне он совсем не был похож на холодных и чопорных прусских военных с моноклем в глазу. Максимилиан фон Шенкендорф скорее походил на коммерсанта средней руки – полноватой фигурой с небольшим брюшком, круглым лицом, маленькими проницательными глазками. Только лишь красная полоса лампаса на его бриджах и значок Генштаба на мундире говорили о том, что перед тобой не коммивояжер, а один из самых образцовых генштабистов вермахта.

Шенкендорф был весьма неглупым человеком и прекрасно понимал, что война с СССР будет долгой и кровопролитной. Людские ресурсы Германии и ее союзников не безграничны. К тому же союзники – итальянцы, румыны, мадьяры – это… Шенкендорф усмехнулся своим мыслям – это не солдаты. Они мастера пить водку, воровать и тащить все, что попадется под руку, но в бою разбегаются при первом же выстреле.

Шенкендорф вспомнил, как один из командиров итальянских частей вместо того, чтобы окружить партизанскую базу и вступить в бой, отправился в совершенно другой район, где партизанами и не пахло. А потом, когда взбешенный Шенкендорф вызвал его к себе, итальянец долго и очень красноречиво врал, что не получил приказ. Одна из самых точных характеристик итальянского военного – «ловкач». Как там говорил Наполеон? «Если итальянцы заканчивают войну на той же стороне, что и начали, значит, они предали дважды».

Шенкендорф считал, что он хорошо знает русских. Его личный переводчик граф Сергей Сергеевич фон Пален говорил ему:

– У большинства русских, господин генерал, в крови заложена любовь к отеческим гробам, или чтобы вам было понятнее – любовь к родному пепелищу. Это вам только кажется, что русские воюют за идеи фюрера. Ничего подобного. Русские воюют за Россию. Они никогда не смирятся с гибелью своей страны и потому готовы заключить союз хоть с чертом, лишь бы победить большевиков.

Фон Шенкендорф не был национал-социалистом. Происхождение и воспитание предопределили его критическое отношение к теории относительно превосходства одной расы над другой.

Генерал Шенкендорф назначил русского графа Сергея Палена комендантом города Шклова. Но свои обязанности граф Пален исполнял недолго. Напившись, он в присутствии подчиненных сорвал со стены портрет Гитлера и плюнул ему на сапоги.

Природная немецкая воинственность, помноженная на приобретенное русское бунтарство, это действительно страшная гремучая смесь.

Наутро Шенкендорф вызвал Палена к себе.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.