– Четыре месяца? Какие симптомы? Что давали? – спросил доктор, серьёзный бледный мужчина лет тридцати пяти, спешно собирая необходимые вещи в богато и со вкусом обставленной комнате, являющей неожиданный контраст с узкими тёмными улочками и невзрачными домами еврейского квартала.

Молодые люди взволнованно объяснили ситуацию. Врач покачал головой и заторопился.

Провожать его вышел седой как лунь старик в тёплом халате и домашних туфлях. Отвлекая посетителей от мрачных мыслей, он попытался их разговорить.

– Какой красивый меч, – сказал он, указывая на оружие, принадлежащее Пьетро-приёмышу. Меч находился в ножнах, но эфес и рукоятка поражали благородной красотой и изяществом чеканки.

– Его выковал мой отец Джузеппе Фаббри, – немного успокоившись, с гордостью воскликнул Пьетро, – он лёгкий и удобный. Мне предлагали за этот меч хорошие деньги, но он не продаётся!

Молодой человек вытащил оружие из ножен, и, держа за лезвие, осторожно подал старику. Крошечными яркими молниями сверкнули драгоценные камни, прочно вделанные в эфес.

– Моя огранка! – старик вдруг поднес меч к глазам и прищурился. – Я обработал так всего несколько камней. И камни эти мне знакомы.

Меч выпал из рук Бартоломео Переса. Он растерянно посмотрел на Пьетро, потом на Джованни.

– Мы искали, узнавали через знакомых, – сказал Пьетро тихо, – но в Антверпене о вас никто не слышал. А потом и нам пришлось бежать.

Хладнокровный лекарь быстро оценил обстановку. Он довёл старика до кресла и бережно усадил.

– Останься с отцом, – обратился он к Пьетро, – а мы поспешим спасать нашего племянника. Знаешь, не буду себя хвалить, но твой старший брат – почти волшебник!

Мать Кошурочки была благородного происхождения, а вот за отцом не проследили, убежала однажды кошечка. Из всех беспородных котят Кошурочка дольше всего побыла с матерью. Та часами вылизывала бело-серый пятнистый комочек, напевала колыбельные, учила понимать язык хозяев. Те приходили, умилялись, а старая хозяйка говорила напевно: «Ах, кошурочка, кошурочка». Раньше так никто ее не называл. А кличка понравилась. И теперь для всей семьи она была Кошурочка, загостившаяся кошечка.

Но настал час расставания: к хозяевам пришли двое – муж и жена, искали игрушку-компаньонку для сына-подростка. Мать замяукала жалобно, схватила дочку, затащила в домик. Пришла старая хозяйка: «Ой, не плачь кисонька, в хорошие руки отдаем!» Вытащила из домика, поднесла гостям.

Руки у новых хозяев были теплые, добрые. Кошурочка сморщила носик, обнюхала.

– Ну вот, – сказала новая хозяйка, – будет Тёмочке радость!

Тёмочка на Кошурочку взглянул, пробормотал что-то и пошел к компьютеру, в войнушку играть. Часами сидел, сгорбившись, а родители думали, кошка отвлечет, заманит мяуканьем, прельстит шелковой шерсткой. Приходил из школы, не кормил, не разговаривал. А Кошурочка старалась понравиться, угодить, из школы встречала, бежала к двери радостно. Один раз Тёмочка рассердился, хотел кошку пнуть – вот, приставучая тварь, под ногами вертится! Кошурочка больше его не встречала, а старалась корм, который с утра хозяева давали, куда-нибудь припрятать, чтобы днем не голодать.

Хозяева ничего не знали, они Кошурочку полюбили, но времени на нее мало было. Сыну родному все-таки больше забота нужна. Тёмочка стал днем друзей приводить: дымили противным дымом приятели, пили что-то из металлических банок. Но родителей еще боялся, к их приходу все оболтусы из квартиры выметались и мусор выносили. А так вообще свинарник был, Кошурочка впервые тогда тараканов увидела. Они по кухне бегали, хохотали нагло. Думали, робкая кошка, запуганная, не будет с ними воевать. Даже в корм Кошурочкин залезли, глумились. Она тут же нескольких агрессоров поймала, пристукнула. «Эй, ты, полегче! – ей один от плинтуса крикнул. – Всем места хватит. Корм твой трогать не будем. Только не надо хозяйские вещи защищать, им на тебя плевать!»

Родители верили, что кошечка нормально питается, даже не глядели, что и как с кормом. Кончится, новый покупали. Кошурочка понимала, что у них другие дела, но грустно и обидно было, зачем тогда из-под материнского бока увели?!

Тёмочка все хуже и хуже делался. Когда друзей не было, сидел перед экраном, иногда часами – челюсть отвислая, взгляд мутный. Кошечка с ним старалась не общаться. Однажды она на кухне на стуле сидела, а Тёмочка вошел с приятелем. Оба чем-то противным пахнут, хихикают. Тёмочка в руках пузырек держит, а друг его с зажигалкой рядом трется. «Ну-ка, иди сюда, сейчас устроим охоту на ведьм!» – ласковым голосом Тёмочка говорит. А приятель деловой, серьезно так заявляет: «Надо ее в большую миску положить или на противень! А то потом пепел не соберем!»

Они-то не знали, что Кошурочка их язык понимает, поэтому думали, дурочка на сладенькую интонацию купится. Но не тут-то было! Кошурочка, благо окно было приоткрыто, на подоконник скакнула, в щель худенькое тельце просунула и с третьего этажа вниз!

Они окно распахнули, что-то кричали, но Кошурочка уже не слышала, так бежала, сердечко из груди чуть не выпрыгнуло. И понимала она, нет назад дороги. Родителям Тёмочка опять что-нибудь наврет, и будет Кошурочка дикарка виноватая.

На улице тепло, хорошо было, погожие осенние денечки. Кошурочка душой оттаяла, даже с листиком кленовым поиграла, а потом пошла разведывать окрестности, что и как.

Прибилась она скоро к стае, которая на большой свалке обитала. Верховодила там старая кошка, тоже когда-то хозяйская, из беглых. Кошечка вроде небольшая, но взгляд такой, что насквозь прожигает. Диной ее звали. Она уже не шибко бегала, но все перед ней трепетали, даже кормом делились, вот такая кошка авторитетная. А она советы разные молодым-зеленым давала. Где лучше еды найти, как с людьми не ссориться, школа выживания вроде. Кошурочку она полюбила, и та у нее на побегушках была. Она же бело-серенькая, умильная, а глазки голубые. «Ой, какая сиамочка!» – люди говорили, и что-нибудь иногда за красоту ей перепадало.

Вскоре ухажер у Кошурочки появился. Она его про себя Мурзиком назвала. Красивый, рыжий, морда в шрамах. Любил подраться, даже не за кошку, а просто так, для куража. Но Кошурочка себя с ним строго держала. И было почему. Увидела она как-то на свалке кота – черный, здоровенный, глаза зеленые так и сверкают. Говорили, бандит он и отчаянный котяра. Кошурочка слушала, а сердце тук-тук-тук, прыгает, как сумасшедшее. Кот этот в другом месте жил, но охотился везде – о нем легенды слагали – он де и на рынках разбойничает, и даже несколько раз магазин огромный грабил. А уж палатки всякие продуктовые для него плевое дело было раскурочить. Поэтому всегда сыт и весел, шальной кот, геройский. Даже Мурзик его избегал, против черного вдвое меньше казался. И случилась у Кошурочки с ним любовь. Она особо нежничать боялась, новый друг сюсюканья не любил. Про себя назвала его Кошурочка Мявсиком. Если бы узнал – надавал бы ей по мордочке, такой суровый кот!

Котят у нее почему-то не родилось, но Мявсик вроде к ней привык, часто заходил. С бандитских налетов ничего не приносил, но Кошурочке и не надо: «Вот какой, строгий он у меня», – думало нежное сердце.

Но Мявсик никогда с ней не оставался, всегда уходил к вечеру. Дина его не любила, предостерегала: «Несерьезный он, не пара скромной кошечке».

И Мурзик к Кошурочке как-то подошел, понаушничал: «Эй, белянка-серебрянка, ты на него не надейся, он такой, да у него в каждой подворотне по зазнобе! И я могу тебе еще не такое рассказать!»

Кошурочка посмотрела строго: «Чтобы я больше от тебя ничего не слышала!»

И ушел Мурзик не солоно хлебавши.

Но время быстро летит. Зима уже на носу, вечера темные, так хочется к теплому черному боку ночью прижаться: защитник любимый! Кошурочка вся измаялась, похудела, осунулась, глаза на полмордочки стали от терзаний. Сама к Мурзику подошла: «Что ты там про черного моего знаешь?»