Святой Иоанн Кронштадтский так и сказал: Божественная литургия – рычаг всего мира, ось земли. Недаром святые отцы говорили, что, когда литургия перестанет совершаться на земле, тогда этот мир кончится. Весь мир только и нужен для того, чтобы люди причащались. Для этого солнце светит и еще до сих пор земля взращивает хлеб, а виноградники дают вино. Если бы не было Божественной Евхаристии, все это давно бы уже погибло, потому что стало бы ненужно. Весь мир, вся вселенная существует для того, чтобы мы, такие бедные и грешные, почти ничего не понимающие, имели возможность собраться в церкви и причаститься. И выше этого нет ничего ни на земле, ни на небе. Поэтому если человек добровольно отказывается от причастия, или ему мешает какой-то грех, или ему некогда, или у него в голове какие-то предрассудки – этот человек безумец, он не христианин и не может читать "Отче наш", потому что его слова лживы. Как же ты просишь: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь" – а когда тебе дается, ты, видите ли, правила не прочитал, ты, видите ли, не попостился или впал в смертный грех и поэтому не можешь прикоснуться к чаше. Когда человек сам себя отлучает от причастия, сам себя отодвигает, то он неправильно устроен как христианин.
Вот то главное, что нам надо понять и усвоить, хотя бы умом. На примере апостолов мы видим, что, когда Господь впервые им об этом говорил, они его слова просто приняли на веру. Они чувствовали, что Он человек выдающийся, что Он их любит; они веровали (правда, сомневались), что Он с небес сошел, но что пророк – это уж точно; видели, какие чудеса Он творит, – и они Ему поверили на слово. А потом уже, причащаясь Святых Христовых Таин, получив полноту благодати Святаго Духа, они просветились окончательно. Так и Серафим Саровский говорил: причащайтесь как можно чаще, тогда душа ваша будет светлеть, раз от раза все больше и больше просвещаться, пока не просветится совсем – потому что только таким образом можно исправить в себе что-то. Недаром Христос Тайную вечерю совершил перед самой Своей смертью. Тайная вечеря, Божественная литургия была Его духовным завещанием. Значит, есть воля Божия к тому, чтобы службу, которую Он заповедал Своим ученикам, мы творили в Его воспоминание. Только таким образом можно жить, это есть источник нашей жизни. Поэтому будем всегда к этому стремиться.
Но Иуда тоже причастился, и в Писании сказано, что после этого вошел в него сатана. Почему? Потому что он приступил к таинству со злобой в сердце, без веры, зная, что идет на предательство; он был в смертном грехе и в этом состоянии причастился. Апостол Павел пишет: кто причащается "недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем". Старец Таврион говорил: разве я не вижу, какие вы к Чаше подходите? Действительно, Сам Бог здесь, а человек лезет, толкается. Да мы должны от остановки на четвереньках, на животе ползти, сдирая на себе пуговицы! Вот каким образом надо к Чаше приступать, понимая, что мы все, от первого до последнего, не просто недостойны причаститься, а нас на пушечный выстрел не то что к храму, но и к Москве-то, где этот храм Богу возносится, нельзя подпустить. Если Василий Великий молитву такую оставил: "Вем, Господи, яко недостойне причащаюся… и суд себе ям и пию", то что о нас говорить. Неужели же во время Божественной литургии, в присутствии Самого Христа Спасителя, Который здесь находится не только Духом, но и Телом Своим, можно кого-то, избави Бог, толкнуть, или о ком-то злое подумать, или что-то злое совершить, или как-то посуетиться, или хотя бы на волос помыслом отклониться, отвлечься от того, что здесь происходит? От чего отвлечься? От Царствия Небесного.
Какое еще нужно нам Царствие Небесное? Оно здесь. Вот престол Божий, и мы соединяемся со Христом Иисусом, Плоть Его и Кровь входят в нас. Какая нам еще нужна благодать, какие нам нужны еще святые места, чудотворцы, прозорливцы, когда вот у нас Христос живой, Который нас причащает Своим Телом. Он здесь. А мы что? Мы как бараны, а должны быть овцами, послушными, кроткими, смиренными. Господь говорит: "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать". Поэтому надо нам искать смирения, надо стараться понять, почувствовать, что же это за одеяние Божества. И все время стремиться к причастию Святых Христовых Таин, чтобы обожиться, освятиться. А когда причастимся, стараться эту благодать хранить, чтобы принимать благодать на благодать.
Препятствием к причастию является только одно – грех смертный. Человек в смертном грехе не может причащаться. Если у тебя в сердце есть к кому-то зависть, ты не можешь причащаться. Если ты в блуде, в злобе или с кем-то в ссоре, если ты держишь на кого-нибудь обиду, ты тоже не можешь причащаться. Это невозможно, потому что иначе войдет в тебя сатана. Подумай, к Кому ты приступаешь! Тропарь Великого Четверга, который Великим постом входит в чинопоследование подготовки к Христовым Тайнам, напоминает о том, что каждый раз, когда мы идем к Чаше, мы должны задавать себе вопрос, кто мы: Петр или Иуда?
Апостол Петр сказал: Господи, куда бы Ты ни пошел, что бы с Тобой ни случилось, я за Тебя жизнь отдам. И он действительно был мужественный человек: когда их окружила толпа воинов, Петр достал меч и готов был жизнь положить за Христа, драться за Него, но потом, уже во дворе архиерея, смалодушничал и трижды отрекся, то есть, несмотря на храбрость, ему были свойственны те же малодушие и трусость, что и нам. А другой апостол, Иуда, предал Христа. Если бы он раскаялся, то Господь, конечно, его бы принял, но он не раскаялся и поэтому удавился. Был однажды такой случай в 30-х годах: читал лекцию священник, отрекшийся от Бога, и один раб Божий у него спросил: а вы как отреклись, как Петр или как Иуда? Тот смутился и не стал дальше выступать. Да, по-разному может быть: и грех бывает разный, и отношение к нему. Одно дело, когда человек слезами обливается и этими слезами ноги Христу умывает и власами главы своей отирает – а другое, когда человек грешен, и упорствует в своем грехе, и раскаиваться не хочет, и считает еще себя правым.
Поэтому, когда мы вступаем в храм, мы должны всегда помнить, что это не просто место молитвы, не просто очень красивое сооружение, оставленное нам нашими предками, а это есть небо, и никакого другого Царствия Небесного не существует. Если мы здесь, в храме, не постигнем, не почувствуем, не познаем это небо, то и после смерти нашей нам его не познать и не видать, потому что жизнь божественная начинается на земле. "Кто Духа Христова не имеет, тот и не Его". И надо стараться постоянно приобщаться этому Духу. Источник всякой благодати, всякой святости есть Святые Тайны Христовы. Поэтому каждый раз, готовясь к причащению, будем не просто правила отбарабанивать, а стараться думать над теми словами, которые составили святые отцы. Ведь только представить на секунду: молитва, которую мы читаем, принадлежит Симеону Новому Богослову. Он был человек удивительнейший, один из самых величайших святых Православной Церкви, и вот он говорит: "От скверных устен… от нечистаго языка". Это не для красного словца – Симеон, постоянно пребывая на небе, видел всю свою нечистоту. А ведь он от юности был монах, и с детства почти жил под руководством великого старца Симеона Благоговейного, от которого научился духовной жизни, и достиг в ней величайших высот богопознания – поэтому его Церковь и называет Богословом. И тем не менее он называет свои уста скверными, потому что видит эту огромную разницу между собой и Богом.
А как мы относимся к Христовым Тайнам?! У нас нет ничего похожего на это благоговение, а надо его в себе воспитывать, растить, только тогда можно приобщиться воистину духовной жизни. А так мы причащаемся, но ничего не чувствуем, потому что не рассуждаем, не размышляем – чисто механически жизнь идет, а самое главное от нас ускользает. Поэтому постараемся, чтобы отныне не было так. У нас ничего почти не осталось: ни храмов, ни мощей, ни чудотворных икон; духовников нет, хороших священников нет – мы оскудели. У нас есть только главное – Святые Христовы Тайны. И вокруг этого мы должны все собраться. Когда Церковь начиналась, у нее тоже ничего не было: не было чудотворных икон – ни Владимирской, ни Казанской, ни Смоленской; не было мощей святых угодников – ни Даниила Московского, ни Александра Невского, ни Алексия, человека Божия. Все святые еще были живы: Матерь Божия, двенадцать и семьдесят апостолов и другие пятьсот учеников.
