— Совсем немного, миссис Мун-Барт, и очень редко.

— В галерее проводят занятия семинарного типа. Вы могли бы прочитать несколько лекций о мастерах эпохи Возрождения. Думаю, желающих будет предостаточно. Мы можем пригласить и класс Эдуарда. Вы ведь знакомы с сыном Сэма?

— Ну, хватит уже нести эту чушь.

Я шагнул к ней, и Авирона подняла руку, призывая меня сохранять дистанцию.

— Что за черт? Мы не виделись больше века, а ты говоришь со мной об идиотской галерее и дурацких картинах?! Я вижу, что ты неплохо устроилась без меня. Муж, дом, карьера, красивые платья, статус. А тебе интересно, каково мне было без тебя?!

— Нет, — коротко ответила Авирона. Она смотрела мне в лицо, но взгляд ее был совершенно прозрачным и пустым. — Нет.

— Кто бы мог подумать. И это правильно. Потому что мне не о чем рассказывать. У меня нет жены, дома, статуса. У меня ничего нет. Время остановилось в тот момент, когда ты ушла из моего швейцарского дома. Остановилось навсегда. И знаешь, что? Ты можешь сколько угодно разыгрывать из себя человеческую пустышку, можешь сколько угодно делать вид, что тебе все равно. Но я знаю, что это не так.

— Не стоит драматизировать, доктор Дойл. Придет время — и вы найдете замечательную девушку, которую полюбите.

Я пожалел, что отдал пустой бокал из-под шампанского официанту: разбей я его сейчас — мне стало бы немного легче.

— Это правда, Авирона? Неужели это то, что я заслужил? Когда-то мы были самыми близкими в двух мирах существами, а теперь ты даже не называешь меня по имени?

— Доктор Берг!

Вынырнувший из толпы Киллиан внимательно оглядел нас обоих, и, кажется, даже позволил доктору Бергу немного поволноваться. Впрочем, только на долю секунды — потом на его лицо снова легла привычная спокойная маска. Он улыбнулся мне и Авироне.

— Где притаился папарацци, который завтра порадует главного редактора своей газеты фотографией Теодоры Барт и Кристиана Дойла?

— Надеюсь, ему щедро заплатят за этот снимок, — вернула Киллиану улыбку Авирона. И то была не прежняя светская улыбка, в ней появилось что-то искреннее и теплое. — Ох уж эти фотографы. Вы уходите, доктор Дойл?

— Здесь душновато, миссис Мун-Барт, у меня кружится голова. Подышу свежим воздухом. — Я легко поклонился на прощание. — Был рад знакомству.

Возле входа в дом Моды — что за дурацкое название? И откуда у смертных эта любовь к пафосу? — стояла вереница такси. Один из водителей помахал мне рукой, но я только мотнул головой, закурил и прислонился к стене. Голова действительно шла кругом, но духота к этому не имела ровным счетом никакого отношения. Поведение Авироны должно было привести меня в ярость, я должен был приревновать ее к Сэму, к Киллиану, ударить, взять под руку и увести туда, где мы сможем нормально поговорить. Наверное, мне следовало бы вернуться и попросить прощения — или же продолжить этот идиотский спектакль, делая вид, что все замечательно, и мы просто-напросто играем свои человеческие роли. Но время шло, а я все стоял, глядя на огни фонарей и медленно падающий снег, и думал о том, что нужно было послушать свою интуицию и не приезжать сюда.

Лучше бы Киллиан не упоминал ее имени. Да, когда-нибудь бы мы встретились, Треверберг не такой большой, каким кажется. Я бы случайно увидел ее фото в газете, углядел краем глаза сюжет с ее участием по телевизору, мы бы пересеклись на каком-нибудь приеме. Но все было бы… иначе, не так. А теперь я не знал, что лучше — остаться в этом городе, понимать, что между нами ничего не изменится, но надеяться на обратное, или уехать отсюда к чертям, так далеко, чтобы меня не нашел даже Авиэль.

Конечно, я не уеду. От себя не убежать, хотя последний век с лишним я завидным упорством занимаюсь именно этим.

— И не холодно тебе здесь, на улице?

Папироса выскользнула из моих пальцев и упала под ноги. Подошедшая Дана осуждающе поцокала языком.

— Черт возьми. Чего тебе от меня надо?

— Винсент! Что за тон? Хотела посмотреть, как ты тут.

— Так чего тебе надо?

Она возмущенно выдохнула и сложила руки на груди. Белоснежный воротник шубки оттенял смуглую кожу, и Дана выглядела заморской моделью, которую нарядили в никогда не виданные ею меха.

— Я же сказала, хотела посмотреть, как ты тут.

— Вчерашняя парочка корибантов не умерила твой пыл?

— Ты учуял обоих! Человек окопался в тебе не так глубоко, как я думала.

— О да. — Я наставил на нее указательный палец. — Я дьявольски голоден, а теперь, благодаря тебе, еще и зол. Чего бы ты ни хотела — катись к черту, Дана. Если ты хочешь, чтобы я тебя убил, то ты выбрала самое подходящее время для истерики.

Она подняла воротник, делая вид, что заслоняется от меня.

— Вот так всегда. А ведь я подошла для того, чтобы сообщить о своем желании помочь…

— Мне не нужна помощь.

Несмотря на мой протест, Дана протянула руку и прикоснулась к моим волосам, убирая за ухо растрепавшиеся пряди.

— Не будь таким глупым, сучонок, — сказала она почти ласково. — Мы вместе убили кучу тварей, с которыми не справилась бы и целая компания карателей. Мы вместе убили Пифона. А теперь ты решил, что можешь поохотиться один? Ты неправ.

— У меня есть Киллиан.

Она насмешливо фыркнула.

— Киллиан не охотник. А вот мы с тобой — да.

— Нам не нужно никого выслеживать. И, надеюсь, не придется никого убивать.

— А если придется?

— Я же сказал, у меня есть…

Дана рассмеялась.

— Ладно, сучонок. Я вижу, сейчас с тобой разговаривать бессмысленно. Но это ничего, ты остынешь и снова будешь рассуждать здраво. Помни о том, зачем я сюда приехала.

— Окончательно свести меня с ума. Да. Это все?

Дана тяжело вздохнула и поправила пушистый шарф цвета топленого молока, получше закрывая горло.

— Пожалуй, да. Желаю приятного вечера.

— Постой-ка.

Она замерла вполоборота ко мне, нетерпеливо притопывая снег сапогом.

— Куда ты идешь?

— Возвращаюсь на дурацкий скучный прием. — Она передернула плечами. — Я бы предпочла поохотиться, но Ева Сержери не охотится и людьми не питается. И вынуждена торчать среди тупых людишек.

— Поохотимся вместе?

Дана повернулась ко мне и с загадочной улыбкой пригладила волосы.

— А чем мы займемся потом?

— У меня есть только один вариант. А у тебя?

— Пожалуй, тоже. — Она выдержала паузу. — Корибанты были вкусными, а наверху ждет очаровательный молодой вампирчик. Так что прием не такой уж скучный и дурацкий. Да и ночь обещает быть интересной.

— Я рад, что мадемуазель Сержери не обделена вниманием молодых вампирчиков.

— Мое предложение до сих пор в силе.

— Мое тоже.

Дана послала мне воздушный поцелуй.

— Пока, Винсент. Не скучай.

Ролан

2 января

Треверберг

В последнее время казалось, что я решил отоспаться за несколько бессонных веков разом. После ухода Дуаты я отключился. И даже не знаю, сколько времени потерял. Мысль о том, что ответ стоит искать в начисто стертых из моей памяти сутках, была неприятна и непонятна, и я не стал ее развивать. Как бы там ни было, я проснулся утром второго января, чувствуя себя обновленным, полным сил и планов. Я точно знал, что нужно делать, и был готов даже включиться в игру, если господам Служителям Культа Равновесия захочется со мной поиграть. Не уверен, что пойду на поводу у Арики и убью Анну, но чем черт не шутит?

Меня переполняли идеи и одновременно тягучее ощущение разрастающейся пустоты. Будто за движением я пытался спрятать внутренний разрыв, с каждым мгновением становившийся все более глубокими почти безнадежным. Первоначальная цель приезда в город казалась призрачной и совершенно не важной. Я хотел построить империю? Железная Леди и без того скоро будет в моих руках, и лучшего помощника в городе я не смогу найти при всем желании. Многоходовка провалилась впервые за последнее тысячелетие. Так ли чувствовал себя Пифон, когда оказался загнанным в угол? Я не сжег мосты, оставил пути к отступлению, что меня держит еще здесь? Почему бы мне не исчезнуть? Я мог бы вернуться в Рим, уехать в Токио или в Нью Йорк. Для меня открыт любой город этого мира, а я торчу в Треверберге, бестолково тратя время на сон.