Проникновение элементов египетской и негроидной культур в искусство скотоводческого периода – вот возможное объяснение сложности и оригинальности стилей наскальной живописи Ауанрхета.
Там же, где изображены «пловчиха с грудями на спине» и «человек с улиткой», нарисована женщина с татуированной грудью и круглой прической. Рисунок татуировки такой же, как у «Белой дамы», а форма прически напоминает прически фигур ранее найденного ансамбля. Между прочим, мой сотрудник Андре Вила, член второй группы, показал мне в Париже фотографию, где засняты современные лоби[43]. У них такая же татуировка, что и у фигур на наших росписях. Неужели традиции африканских племен не изменились за шестьдесят веков?
Наши находки этим не ограничились. Я перечислю лишь некоторые из них, не соблюдая последовательности, чтобы подчеркнуть разнообразие сюжетов: группа хижин, огромное животное, напоминающее какую-то водяную личинку, битва лучников, «круглоголовые» фигуры со слонами, деревья, похожие на баобаб, сцена охоты на гиппопотама, быки и т.д.
Общее количество изображений, обработанных нами в Ауанрхете, конечно, меньше, чем в Джаббарене или даже в Тимензузине. Но большинство их высокохудожественны и представляют исключительный интерес.
Любопытно, что столько прекрасных произведений искусства мы обнаружили на труднодоступном и малопригодном для жилья массиве. Художники скотоводческого периода были пастухами, поэтому они селились в основ – ном в долинах и на удобных для скота массивах. Здесь же они, по-видимому, бывали изредка, и их рисунки немногочисленны. Только несколько впадин, где, кстати говоря, найдено много глиняной посуды, можно считать пригодными для жилья.
При изучении росписей, сделанных племенами доскотоводческого периода, невольно возникает вопрос: не был ли Ауанрхет местом, где совершались тайные религиозные обряды? Во всяком случае некоторые углубления, покрытые живописью, создают именно такое впечатление. И мы позднее, при воспоминании об Ауанрхете, называли его святилищем.
Глава восьмая.
Лето в Сахаре
Несмотря на тяжелый труд и несколько тревожных часов, пережитых в последние дни пребывания в Джаббарене, мы с восхищением вспоминаем о нем – чудесной цитадели древней истории Сахары. Это мнение разделяют все, кроме, пожалуй, самого младшего из нас – Филиппа. Его злоключения – яркий пример того, насколько важна в пустыне строгая дисциплина. Стоит рассказать о них, чтобы стало ясно, как безобидная, на взгляд неопытного путешественника, Сахара неожиданно карает за любую неосторожность.
Мы только что обосновались в Джаббарене. Требовалось установить связь с Джанетом. Перевал Арум был от нас всего лишь в двух километрах, и выполнение этой задачи казалось совсем несложным делом. Тем не менее перевал считался труднодоступным. Желая узнать, каковы же в действительности условия перевода через перевал Арум и сколько для этого потребуется времени, я решил послать туда на разведку кого-нибудь из наших. В то время Филипп освободился от своих обязанностей фотографа. Он был крепким парнем и всегда был готов помочь там, где требовалась физическая сила.
Обычно говорят, что Сахара принадлежит тем, кто встает чуть свет, и потому я посоветовал Филиппу отправляться пораньше. Но он слишком любил утром понежиться. Кроме того, в последний момент Серми, ссылаясь на усталость, отказался его сопровождать, и Филипп пустился в путь один довольно поздно. Ему предстояло пройти четыре километра, причем половина пути – это крутой склон, усеянный острыми осыпающимися камнями. Филипп должен был вернуться в полдень, но в два часа пополудни его все еще не было. Вначале я подумал, что он на пару часов укрылся где-нибудь от зноя, и потому не очень волновался. Но около трех часов прибежал страшно взволнованный Жак: в пятистах метрах от впадины, где работали Жак и Джо, только что найден умирающий Филипп.
– Ранен?
– Нет, нет!..
– Что с ним случилось?
Быть при смерти, пройдя четыре километра, хотя бы даже и в самую жару! В это просто трудно поверить! Я иду туда и застаю Джо, который по-матерински и довольно успешно ухаживает за Филиппом, обкладывая его голову и тело мокрыми полотенцами и заставляя пить воду маленькими глотками. Филипп лежит, раскинув руки, в полуобморочном состоянии, но пульс его совершенно ритмичен. Постепенно он приходит в себя и рассказывает нам, что с ним случилось. Спуск прошел благополучно, но жара становилась все нестерпимее, и он не смог устоять перед искушением выпить содержимое фляги. Это было его основной ошибкой (всегда нужно сохранять небольшой запас воды). К моменту его возвращения через перевал день был в разгаре. Солнце поднялось над самым ущельем, и стало жарко, как в пекле. В подобных случаях нужно укрыться в тени скал и переждать, пока не спадет самый сильный зной. Однако Филиппу хотелось во что бы то ни стало вернуться обратно, и он предпочел продолжать путь. В полукилометре от стоянки силы оставили его, и он потерял сознание, успев все же позвать на помощь. Внешне здоровый парень, он очень страдал от жары. Кончилось все это тем, что я вынужден был расстаться с ним.
Спустя некоторое время в Джаббарене произошло еще одно неприятное приключение. На этот раз на грани гибели была целая группа. Из Джанета вернулся Джанни. Он был утомлен и не оправился полностью от синовиального воспаления коленного сустава, обострившегося после падения. У него пропал аппетит, и силы его таяли с каждым днем. Решив отправить его обратно в Джанет, я послал капитану Росси письмо с просьбой выслать за Джанни машину к перевалу. Мы все пошли провожать Джанни. Филипп и Галигала с бурдюком на плечах должны были помочь ему при переходе через перевал и вместе с ним дождаться прихода машины. Однако вместо того чтобы взять с собой только самое необходимое, Джанни решил забрать весь свой багаж, и поэтому с ним должны были пойти также Джо, Жак и Клод. Джебрин и я возвратились в лагерь. Вечером никто не вернулся. Вначале я подумал, что ребята, воспользовавшись случаем, решили покутить в Джанете и вернуться только к утру. Наутро я действительно увидел Клода и Джо, которые спали мертвым сном. Проснувшись, они рассказали, что с ними произошло.
Спуск был очень труден. Жара – нестерпима. Джанни от слабости трижды падал и снова повредил колено. Это их сильно задержало. В довершение они, несмотря на предостережения Клода, выпили всю воду из единственного бурдюка на шестерых (в последний момент к ним присоединился брат слуги Рисса). Таким образом, спустившись с перевала, они остались без капли воды. Дойдя до условленного места, где их должна была поджидать машина, они устроились позавтракать в тени скалы. Их мучила жажда, и все напряженно прислушивались в надежде услышать шум мотора. Один раз они было уже возликовали, но это оказался почтовый самолет, ежедневно курсирующий между Джанетом и Ратом. В шесть часов машины еще не было. А ведь была договоренность на четыре! Что делать? Джанни решил во что бы то ни стало добраться до Джанета. Филипп и Жак предложили всем отправиться вместе с ним. Жажда – плохой советчик. Каждый выдвигал свои предложения, но ни одно из них не было принято единогласно. Солнце скрылось за дюнами эрга Адмер, а машины еще не было. Неужели капитан забыл о них? Или мы перепутали день? Положение осложнялось. Хотя вечерняя прохлада и облегчала положение, вряд ли можно было надеяться пройти 30 километров, не сделав ни глотка воды в течение шести часов, когда организм уже в значительной степени обезвожен. Наконец Джо и Клод решили возвратиться в лагерь и поставить меня обо всем в известность. Они двинулись в путь вместе с Галигала, а Филипп и Жак, поддерживая Джанни, направились в Джанет.
Три километра до перевала Клод и Джо преодолели без особого напряжения. Но их страшно мучила жажда; идти становилось все труднее и труднее. Наступила ночь. С трудом поднявшись на несколько сот метров, они решили переждать на маленькой площадке до появления луны. Целый день, они страдали от жары, теперь же их мучил холод: они были очень легко одеты. Прижавшись друг к другу, они не могли уснуть от жажды и переутомления. Казалось, язык настолько увеличился, что не помещался во рту. Они с беспокойством ощущали на губах крепкий вкус соли – предвестник наступающего полного обезвоживания организма, которому обычно предшествует обморок. Мне это состояние знакомо по Ахаггару, где я спасся только благодаря неожиданному появлению охотника-туарега... Еще несколько часов, и он наткнулся бы на труп со ртом, полным песка, и судорожно вцепившимися в землю руками – свидетельство последней попытки в состоянии галлюцинации утолить жажду.
