Преодолеваем последние десять метров, и вот я уже любуюсь великолепной панорамой, открывающейся с перевала. Вдруг один из верблюдов оступается и, не удержав равновесия, катится вниз по склону, пока его не задерживает куча камней. Верблюд чуть было не увлек за собой меня, но я успеваю отскочить в сторону. Совершенно измученные, мы общими усилиями втаскиваем бедное животное за хвост и ноги и ставим его на вершину перевала. Если бы не опасность потерять верблюда, эта сцена могла показаться смешной. Несчастный верблюд дрожит, но, видимо, доволен тем, что не сложил своих костей на дне ущелья.
У нашего сентиментального Клода Гишара слезы на глазах, он отворачивается от этого зрелища. Ничего, ему придется еще не то увидеть. День еще не кончился. Снова нужно навьючивать верблюдов, укреплять грузы и идти к ближайшему вади со скудным, но спасительным пастбищем. Ночь наступает внезапно. В пути отряд разбивается на несколько групп, и мы бредем в полном мраке, почти не ориентируясь и натыкаясь на камни. Но вот замечаем огонь, разожженный Серми – он уходил вперед на разведку. Все собираются вместе.
Дует ледяной ветер, и каждый пытается укрыться среди тюков или занять место у огня. В молчании догрызаем сухие финики, которые нам дали туареги. В эту ночь никого из нас не нужно было убаюкивать.
Глава третья.
Первые копии в Тан-Зумаитак
«Аллах к тебе милостив!» – сказал мне мой старый проводник-туарег Джебрин аль-Мухаммед, присоединившийся к нам в лагере Тамрит несколько недель спустя. И действительно, что правда, то правда. В течение четырех лет на Тассили ни разу не выпало сколько-нибудь значительного дождя, и засуха на пастбищах привела к страшному истощению скота туарегов и гибели его значительной части. И вот в день нашего прибытия в Джанет появились огромные тучи, разразившиеся вскоре ливнем над всем районом, расположенным к северу от оазиса. Вода наполнила вади и широко разлилась между стволами пальм. Больше всего радовался я: без пастбища и воды в гельтах[32] наше пребывание здесь было бы не только очень тяжелым, но и просто невозможным. Поэтому понятна наша бурная радость при виде светлых пятнышек цветов, ожививших унылую и редкую растительность вади.
Особенно довольны верблюды: на привале в ущелье Ассакао они вволю лакомятся редко выпадающей на их долю травой. Что касается моих товарищей, спрятавшихся в свои спальные мешки, то они явно не выражают желания вылезать оттуда. Обильная роса – редкое явление в Сахаре – покрыла пушистые подстилки, а утренний морозец превратил водяные капли в тонкую ледяную пленку.
Собрать повеселевших верблюдов со всех соседних вади оказалось делом нелегким, и наш караван трогается в путь только в 11 часов утра. Двигаемся медленно из-за постоянно сваливающихся тюков. Решаем отказаться от обеда, чтобы успеть пройти побольше, и во время короткой остановки наскоро закусываем сардинами и галетами, смоченными в зеленом чае.
Ландшафт становится однообразным. Продвигаемся по оголенной равнине, где гуляет ледяной ветер, заставляющий нас натягивать на себя анораки. Один из верблюдов, совершенно изможденный и сильно пострадавший, с трудом переставляет ноги и все больше отстает от каравана, а Джо довольно безуспешно тянет его за собой, сопровождая свои усилия странными криками, которые, по его мнению, должны подействовать ободряюще на верблюда. В остальном все идет хорошо. Перед нашим взором вырисовываются первые очертания скалистых барьеров, и вскоре мои спутники замирают от восторга: наш путь лежит через лес, образованный естественными колоннами из песчаника. Гигантские столбы постепенно обступают нас со всех сторон. Для европейца это совершенно фантастическое зрелище.
Что же такое Тассили? На языке туарегов это название означает «речное плато». Это действительно плато; что же касается рек, то сейчас там вместо них только высохшие долины. Структура различных участков массива (его длина – 800 километров, а ширина – 50-60 километров) очень разнообразна. Южный край Тассили круто нависает над плоскогорьем Ахаггара, возвышаясь над ним на 500-600 метров. Хребты из хрупкого песчаника, составляющие массив и рассекающие его лощины, имеют общее направление с юга на север. Водные потоки вырыли многочисленные каньоны, все более углубляющиеся по мере удаления от горных хребтов. Но этим работа воды не ограничивается. Весь массив подвергся воздействию вод, которые буквально изрезали его своими потоками и придали ему причудливые формы. Они подмывали, выдалбливали, просверливали массив, превращая порой огромные каменные глыбы в кружева. Вода? В краю, где почти никогда не бывает дождей? Да, вода. Все это, разумеется, происходило в очень далеком прошлом. Миллионы лет массы песчаника подвергались воздействию стихий.
Отныне мы оказываемся в этом фантастическом мире, и наш путь лежит среди высоких колонн, напоминающих руины громадного средневекового города с обезглавленными башнями, церковными шпилями, папертями соборов, химерами, диковинными архитектурными ансамблями. На третий день мы выходим наконец к цирку Тин-Беджедж, напоив животных и обновив наши запасы воды из углубления в скале вади Иддо – след благословенных дождей! Цирк Тин-Беджедж шириной около километра окружен высокими уступами скал. Во многих местах вода размыла их основания, образовав углубления, послужившие для нас вполне удобным убежищем. Мы добрались наконец до цели нашего путешествия. Весь рельеф местности, множество впадин в скалах напоминают городскую площадь, окруженную домами. Вполне понятно, почему первобытные народы селились в этих местах.
Что же мы увидели на стенах окружающих нас естественных гротов? Изображения фигур самых разнообразных стилей: одни имеют сходство с европейским типом, другие изображены схематично, с круглыми, а то и с прямоугольными головами. В этом доисторическом музее большое место занимают также животные, среди которых встречаются жирафы, быки, лошади, запряженные в боевые колесницы, лошади с всадниками, вооруженными дротиками, муфлоны, преследуемые собаками, и т.д.
Несомненно, эти места были густо заселены в более благоприятные времена. Люди, жившие здесь, изображали свою жизнь: одни занимались охотой, другие – скотоводством, третьи – войной... Какой поразительный контраст с окружающей нас сейчас пустыней!
Впервые после отъезда из Джанета встречаем кочевья туарегов. Приближаясь к ним, замечаем стада коз, возвращающихся с пастбища под присмотром нескольких девочек. В ночной темноте, сгрудившись у огня, на котором готовят ужин, мы видим, как на другой стороне цирка во многих пещерах зажигаются огни и мелькают тени людей. Нам вдруг показалось, что мы перенеслись в доисторическую эпоху и стали современниками художников, чьими произведениями мы собирались заняться. Удивительно странное и волнующее ощущение!
На следующий день отправляюсь к нашим соседям. Три семьи, устроившиеся в укрытиях под скалами, состоят только из женщин и детей: мужчины отсутствуют, многие из них сопровождают караваны в качестве проводников.
Обычно туареги ночуют в палатках из шкур, которые плохо защищают от холода и ветра. Поэтому им приходится воздвигать небольшие заслоны из камня. Этим же убежищем пользуются и козы. Все имущество кочевников состоит из нескольких деревянных сосудов, старого железного котелка и синего эмалированного чайника. Тут же несколько полупустых кожаных мешков с сухими финиками и просом.
Прогнав лающих собак, женщины радушно принимают меня и подносят в миске «молоко гостеприимства»; в нем песок и козья шерсть. Лед сломан, и спустя несколько мгновений в наш лагерь вторгаются женщины и ребятишки и начинают настойчиво выпрашивать сахар, чай и муку.
Еще три дня пути, и мы приходим в Тан-Зумаитак, на нашу первую основную стоянку. В общем, если не считать восхождения на Ассакао, наш караван перенес поход вполне хорошо. Наши «жертвы» – несколько верблюдов, почти отмороженные пальцы от утренних холодов и солнечные ожоги (о прелестный, покрасневший нос Ирен!) – не так уж трудно перенести.
