«И он произнес грубые мужские слова — других слов он не находил», — вспоминает Светлана.

О, если бы кто в тот миг напомнил Сталину, чем занимался он в то время, когда шла такая революция в 1917 году! Да и не тем ли самым?

Он, сорокалетний, как Алексей Каплер, соблазнял тогда шестнадцатилетнюю, как Светлана, девочку Надю Аллилуеву.

Почему же его дочери нельзя того, что можно было дочери его друга Аллилуева?

Почему старик Аллилуев, здравствовавший в сорок третьем, не напомнил Сталину о тех далеких днях? Почему никто не защитил влюбленную школьницу?

Почему Сталину в семнадцатом можно было то, чего нельзя было Каплеру в сорок втором? Не потому ли, что тогда была революция, а теперь — царство. Еврей позарился на сталинскую царевну…

Ничто, казалось, не могло очернить Каплера в глазах Светланы. Никакое надуманное английское шпионство. Но отец совершил самое страшное:

— Ты бы посмотрела на себя, кому ты нужна?! У него кругом бабы, дура!

Нет ничего сильнее слова!

Никакая пощечина не смогла бы разрушить душу девушки так, как разрушили ее эти слова.

Вызвать острый комплекс неполноценности теми словами, которые услышала от отца Светлана, ничего не стоило.

В самом деле, она дурнушка.

В самом деле, она никому не нужна.

В самом деле, такой знаменитый человек из мира кино, как он мог полюбить школьницу?

Значит, это был расчет? Он хотел не ее, а дочь Сталина, какая бы уродина она ни была!

Зачем ему дочь Сталина? Отец сказал… английский шпион…

Когда она в тот день вернулась из школы, отец сидел в столовой, рвал ее письма и фотографии.

— Писатель! Не умеет толком писать по-русски. Уж не могла себе русского найти!

Через год она вышла замуж за студента, приятеля ее брата Василия. Григорий Морозов, так же как и Каплер, был еврей, но Сталин уже истратил пыл на одного еврея. Зять ему не нравился, однако он как бы смирился и дал согласие на брак.

Говорит Светлана: «Был май, все цвело кругом у него на даче — кипела черемуха, было тихо, пчелы жужжали…

— Значит, замуж хочешь? — сказал он. Потом долго молчал, смотрел на деревья.

— Да, весна, — сказал он вдруг. И добавил: — Черт с тобой, делай, что хочешь…

На одном отец настоял — чтобы мой муж не появлялся у него дома.

Нам дали квартиру в городе — да, мы были довольны этим… Он ни разу не встретился с моим первым мужем и твердо сказал, что этого не будет.

— Слишком он расчетлив, твой молодой человек. Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, а он, видишь, в тылу окопался«.

Возможно, Сталин отчасти жалел, что разрушил Светланины отношения с Каплером. Хоть и тоже еврей, да был все же знаменитый человек. А может, привыкнув ни о чем не жалеть, он старался не вспоминать о Каплере?

Возле кремлевских дочерей и сыновей всегда было много желающих ухватить от благополучия, всегда вертелись охотники и охотницы за своеобразной добычей — за папочкой.

Муж Майи Каганович расстался с нею сразу после того, как Лазарь Моисеевич попал в опалу. Многие поступали так же.

Династические браки настоящих царевен с настоящими царевичами и наследными принцами всегда предполагали равные возможности.

Царевна Светлана явилась на свет в другие времена. О браке с наследным принцем она при отце не могла даже помыслить. Династический брак внутри Кремля, например с Серго Берия, грозил последствиями: а что как папаши поссорятся?

И царевна «смотрела на улицу».

Отцы Кремля, впрочем, не слишком хотели видеть чужаков с улицы своими зятьями и снохами. Но где тогда искать???

Кремлевские жены лучше мужей знали пути и дороги в хорошие браки для своих детей. Солидные круги были у них наперечет.

— Жемчужина звонила моей маме, говорила, что Светлана, ее дочь, влюблена в Володю Илюшина, сына знаменитого авиаконструктора, а Володя ухаживает за моей сестрой Дарьей, так нельзя ли прекратить его ухаживания?

Дарья не была увлечена Володей, он благополучно женился на Светлане Молотовой, но они потом разошлись, — говорит внучка Горького Марфа.

У царевны Светланы не было мамы, способной позвонить и организовать, она плыла по волнам жизни сама.

Спустя три года после замужества Светлана рассталась с Григорием Морозовым. Остался сын — Иосиф. Отец никогда не вмешивался в этот брак, но разводом остался доволен.

Скучно и одиноко жила Светлана с 1947 по 1949 год. Мальчик рос. Она заканчивала университет. После смерти отцова соратника Андрея Жданова стала часто бывать в его семье: там молодежь, разговоры, споры.

Говорит Светлана: «Отец мой очень любил А.А.Жданова, уважал и его сына и всегда желал, чтоб семьи «породнились». Это вскоре и произошло, весной 1949 года, без особой любви, без особой привязанности, а так, по здравому размышлению…

В доме, куда я попала, я столкнулась с сочетанием показной, формальной, ханжеской партийности с самым махровым бабским мещанством. Сам Юрий Андреевич, питомец университета, бывший там всегда любимцем молодежи, страдал от своей работы в ЦК — он не знал, куда попал… У него были свои заботы и дела, и при врожденной сухости натуры он вообще не обращал внимания на мое состояние духа и печали… Мне с моим вольным воспитанием очень скоро стало нечем дышать«.

Смерть Сталина разделила жизнь Светланы надвое: позади оставался пусть подчас и суровый, но мир сказки, впереди — действительность. Сразу же обозначились все лица, лики, личины.

Двадцатисемилетняя царевна, мать двоих детей от разных мужей, лоб в лоб встретила начавшееся с первых же дней после смерти отца его развенчание: медленное, осторожное, неотвратимое. И если ее старший брат топил горечь предательств в водке, то ей, трезвой, было куда тяжелее смотреть, видеть и понимать.

Падение Берия.

Потом Маленкова, Молотова.

Воцарение Хрущева — приятеля ее покойной матери.

Двадцатый съезд нарастал не только в жизни, но и в душе царевны.

По положению Светланы в советском обществе, где наследнице правителя-отца, тем более женщине, невозможно было войти в долю власти, новые правители откупались все теми же кремлевскими благами: столовка в Доме на набережной, поликлиника на Сивцевом Вражке, больница на Грановского и в Кунцеве, ателье в Малом Черкасском, машина к подъезду по требованию — чего еще желать? Пусть дочка проклятого Иосифа не смеет сказать, что люди, всем обязанные ее отцу, плохо обходятся с его потомством.

Светлана не бедокурила, как ее брат, с нею было легче.

Оказалось — труднее.

Шестидесятые.

Разрывом бомбы пронеслась по кремлевским кругам весть: Светлана опять выходит замуж!

Дочь Сталина — за иностранца?! Правда, он коммунист, но и аристократ.

Многие до сих пор не могут понять природы этого романа с пожилым, больным индийцем.

Могу понять более, чем любой ее другой роман.

В лице индийского аристократа с царевной встретилась незнакомая и высокая цивилизация, которой она могла бы соответствовать. Царевна увидела настоящего принца, приняла его благородное отношение к себе. Оно так не походило на советское обращение с нею.

Само место зарождения чувств — кремлевская больница — располагало к романтике. Щадящие и бодрящие процедуры, неспешные прогулки, оторванность от мира суеты, ожидание завтрашнего дня, такого же, каким был сегодняшний, то есть предсказуемого и защищенного врачами, — ах, какие прекрасные романы возникали за больничными стенами улицы Грановского или в лесу Кунцева!!

Помню в пятидесятых свои прогулки с мечтательным, смуглым ливанцем, поэтом и философом, таким обаятельным человеком, что лишь быстрая выписка и слова мамы: «При папиной засекреченности иностранцам к нам ходить нельзя» — уберегли меня от решительных перемен в жизни.

«У Светланы разные образы. Когда она была замужем за Ждановым, следила за собой: норковые шубы, драгоценности, а когда была за индийцем — просто ужас в каком виде ходила», — вспоминает Марфа Максимовна.