Но, судя по тому, что ничего не было сделано, Бутаков равнодушно отнёсся к будущей славе. После него эту работу выполнил Николай Андреевич Аркас, которому действительно остались благодарны жители Николаева. В том же 1859 году завершилась эпопея с деньгами одного из нижних чинов, погибших во время войны на «Владимире».
Сразу по прибытии в Николаев в 1855 году Григорий Иванович отправил конверт, в который вложил сто один рубль серебром, в деревню Высокая Гора. Они предназначались по завещанию погибшего в Инкерманском сражении боцманмата Назара Абраменко его сыну, причём, именно сыну, а не жене Управляющий Дмитрий Миронов ответил Бутакову, что жена Абраменко умерла, а сын Данила, кантонист, живёт в работниках, получая четыре рубля серебром за лето. Родственники мальчика потребовали, чтобы деньги передали им на хранение, но вотчинный начальник Никита Борисов предупредил Миронова, «чтобы им денег не отдавать более потому, что они, по бедности своей, их потратят, и получить с крепостного крестьянина будет трудно, даже невозможно». В конце письма он спрашивал, как ему поступить с деньгами. Потом началась путаница, умышленная или нет со стороны управляющего Миронова, сказать трудно, но Назар Абраменко превратился в Абрама Назаренко.
Григорий Иванович был не из тех, кто забывает своих бывших подчинённых. Не забыл и своего обещания исполнить последнюю волю покойного. Для него это было святое дело. Так получилось, что он случайно познакомился с генерал-майором Мальцевым, у которого в тех краях, где жил сын боцманмата, оказалось имение. Бутаков попросил генерала разобраться в ситуации, помочь в улучшении быта и обучении грамоте сироты и, кроме того, направил официальное письмо в полицию. Дело, которое тянулось четвёртый год, стало двигаться быстрее. Даниле управляющий выдал расписку, что деньги находятся у него, и он за каждый рубль будет выплачивать проценты — шесть копеек серебром в год. Кроме того, мальчика взяли в контору села Сильковичи обучать грамоте, стали использовать его для работ по домовой больнице, выделив жильё, содержание и «всё нужное». В заключение управляющий сообщал, что «сирота Данило Назаренко приписался в Мосальское мещанство, поведения он очень хорошего, наклонности его, как видно по действию, более способны к земледелию». Снова началась путаница с фамилией сироты.
Пришёл ответ Бутакову и из полиции от станового пристава. Тот доложил, что «Данило Назаренко… в настоящее время находится в деревне Высокие Горы имения г. Купфер при родственниках своих, и занимается хлебопашеством». Полицейский даже не удосужилась выяснить фамилию подростка. Видя, что эту бесстыжую публику ничем не проймёшь и что мальчик так и не получил денег, а продолжает батрачить на своих родственников, Бутаков обратился в Масальский земский суд. В конце января 1859 года ему ответили из суда, что получили для выдачи сыну боцманмата Назара Абраменко, Даниле, 34 рубля серебром и банковский билет на сумму 721 рубль 43 копейки. Эти деньги Бутаков забрал из суда, положил в Одесскую контору госбанка, а проценты, 28 рублей 86 копеек, приказал адъютанту Белякову передать сироте. Адъютант вручил мальчику и письмо от контр-адмирала: «Любезный Данило Абраменко! Уведомляю тебя, что вместе с сим из канцелярии штаба главного управления Черноморского ведомства при бумаге от… сего октября за №… Отправлены в Масальский земский суд для выдачи тебе банковый билет Одесского коммерческого банка за № 324 на сумму 721 рубль 43 копейки серебром, принадлежащую покойному отцу твоему Назару Абраменко, служившему в минувшую войну на пароходе “Владимир” под моим начальством, а также и проценты, вынутые мною в 1857 году с наросшими на оные проценты, считая таковых 6 на 100, хотя банковые проценты были только 4, потом 3, а теперь 2 на 100, а всего денег 34 рубля серебром…»
Григорий Иванович предложил мальчику два варианта, как поступить с деньгами: прислать назад банковский билет, с тем что Бутаков будет высылать ему проценты, 14 рублей 42 копейки серебром ежегодно. Либо поместить в пятипроцентные государственные банковские билеты, и тогда Данила будет получать по 36 рублей 5 копеек серебром, но без права снять все деньги в течение 37 лет. Адмирал просил сообщить ему решение до 1 января 1860 года Конечно, испытываешь глубокое уважение к Григорию Ивановичу за такое отношение к сыну бывшего сослуживца из нижних чинов. С огромным трудом ему удалось добиться выполнения последней воли защитника Севастополя. Да и то только потому, что он занимал высокую должность, имел звание контр-адмирала, входил в царскую свиту. Российская чиновничья сволочь обычно непобедима. 1860 год начался как обычно, с забот и хлопот.
Лейтенант Красовский, художник, которому Григорий Иванович добился разрешения учиться в Риме, писал, что жить не на что, нужны деньги для существования, и просил, либо не увольнять его со службы до 1863 года, либо дать ему за пятнадцатилетнюю службу какое-нибудь содержание или пенсию. В кипе бумаг, требовавших ответа, лежали письма вице-директора кораблестроительного департамента Александра Павловича Жандра и петербургских чиновников, которые предлагали кандидатуры своих людей на должности в Черноморское управление Контр-адмирал Сергей Степанович Нахимов ходатайствовал о денежном пособии для дочери подполковника корпуса морской артиллерии Луговского. Подполковник вернулся домой с войны инвалидом с нищенской пенсией, учить дочь было не на что. Таких бумаг Бутаков получал каждый день целые пачки.
А сколько неприятностей доставил ему игумен Евгений, настоятель Херсонесской церкви, который добивался выделения дополнительных участков земли для подворья Херсонесской обители! Священник был хитрым и нахрапистым человеком. Сначала он встретился с Амалией Арсеньевной. Жена Григория Ивановича так вошла в свою роль, что стала вмешиваться в служебные дела мужа. Она имела глупость пообещать игумену выделение земли, принадлежавшей флоту. Бутаков до такой степени под каблуком у жены не находился и наотрез отказал священнику. Обозлённый отказом игумен настрочил жалобу управляющему морским министерством, не преминув сообщить о «разрешении» от жены Бутакова, что, конечно, вызвало веселье в Морском министерстве. Но, мало того, игумен лживо обвинил морских офицеров в краже «церковных» мраморных плит. Бутакову пришлось объясняться и оправдываться, хотя все моряки знали, что именно попы нагло разворовывали то, что оставалось от Херсонеса, и вели незаконные раскопки.
Жаловалась брату — военному губернатору и родная сестра Вера, недавно вышедшая замуж, на то, что её обокрали. Бутаков вспоминал, как вначале у него голова шла кругом от всех этих просьб и жалоб, но потом освоился и стал, как положено чиновнику, реагировать прежде всего на бумаги, поступавшие из Петербурга. Контр-адмирал стал забывать, что просил перевода, уходить уже не хотелось, освоился, попривык и даже вошёл во вкус. Поэтому долгожданный приказ о переводе к новому месту службы стал для него неожиданным Администратором Григорий Иванович оказался неважным, хотя сам он так не считал. По поводу полученного приказа он высказался в письме к Амалии Арсеньевне так: «Меня хватили по лбу в январе 1860 года именно потому, что приобрёл нерасположение сволочи, хотя был очень популярен между дельными и правдолюбивыми людьми». А вот что записал в своём дневнике великий князь Константин: «20 января 1860… имел длинный разговор с Ламбертом о механизмах “Осляби”, “Богатыря” и “Пересвета”. Потом с Бутаковым о том, что я беру его из Чёрного моря сюда, что он вовсе не так принял, как я полагал». Видимо, великий князь искренно считал, что он осчастливил Бутакова. Но тот вместо своего хозяйского положения на Чёрном море становился одним из многих на Балтике. Так чему тут радоваться! Но думаю, что в отношении нечистых замыслов великого князя Григорий Иванович заблуждался. Скорее всего это были интриги Краббе. Кого Григорий Иванович считал сволочью, он так и не уточнил. Но жене, наверно, сказал.
Для пользы дела Константин решил заменить Бутакова на Богдана Александровича Глазенапа, опытного высокообразованного моряка, имевшего неплохой опыт управления Архангельским портом. Передав в апреле дела, Бутаков попросил Краббе одного из своих двух денщиков отправить в экипаж, а второго, видимо, более надёжного, Лазаря Емельянова, оставить «при багаже» в Николаеве у отца. Экономный контр-адмирал не собирался кормить денщика за свой счёт и попросил с 1 мая отпускать для этой цели провиант и прочее причитающееся своему отцу, вице-адмиралу в отставке.
