Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И просто поверить мало. Нужно, как бы поменявшись на миг местами со Светловидовым, проникнуться его нетерпеливой уверенностью, что он напал на след! У Светловидова — он идет сейчас рядами колючих упругих сосенок и посасывает свежий зеленый побег — есть только одна цель: проникнуть на эту дачу. Он просто разбирает различные варианты, как сделать это достаточно тонко. Вот это-то и необходимо прочувствовать.

Но здесь опять может возникнуть вопрос: почему мы столь подробно говорим об этом человеке? Ведь, в сущности, он второстепенный герой?! Зачем же столь кропотливо копаться в логических или психологических мотивировках его поступков? Более того: какое нам дело до того, как он пьет воду, щурясь на проясневшееся небо, как наполняется вдруг легким, бездумным жизнелюбием?

Что ж, придется ответить и на это. В отличие от классического романа в детективе все должно быть жестко детерминировано, подчинено логическому исследованию интриги, разгадыванию ребуса, если угодно. Может, конечно, это и не так, но ведь есть и такое мнение. И к нему стоит прислушаться. Итак, почему к второстепенному герою проявляется интерес? А кто может сказать, не дойдя до самого конца, что один герой первостепенный, а другой — служебный, эпизодический? Разве в жизни так бывает? Разве может человек знать, что ожидает его даже в самую ближайшую минуту? Поэтому, пока не исчерпана вся данная человеку катушка лет и секунд, мы не вправе судить ни о его месте в жизни, ни о его роли в повествовании. Но это не главное. Дело совершенно в другом…

Единственное преимущество писателя перед читателем — это то, что писатель иногда знает будущее своих героев. Грустное преимущество. Флобера, говорят, нашли в состоянии глубокого обморока с признаками мышьякового отравления. «Только что скончалась Эмма Бовари», — сказал он, когда его привели в чувство. Немногим, лишь самым великим дана была такая сила перевоплощения. Но даже в малых дозах отрава все-таки отрава. Поэтому писатели очень неохотно убивают своих героев. Даже самых эпизодических, лишь однажды промелькнувших в одной из глав.

Итак, через мгновение Светловидова не станет. Потом, несколько часов спустя, знавшие его люди поймут вдруг, что, уйдя из жизни, этот тихий и как будто бы незаметный человек многое унес с собой из их привычного, повседневного мира, из их сердец. Жизнь есть жизнь. Она по-своему беспощадна и целительно мудра. Скорее всего, Светловидова постепенно забудут, не полностью, конечно, просто внезапная, резкая боль утраты сгладится и неощутимой тенью осядет в глубинах памяти, где ее занесут пласты повседневных житейских забот. Но, пока эта боль еще ощутима и разум не хочет, не может мириться с очевидной нелепостью этой преждевременной смерти, они поймут: Светловидов потому и казался незаметным, что был всегда на своем месте. Его не приходилось звать, о нем не надо было вспоминать, в нужную минуту он непостижимым образом появлялся. Ненавязчиво, без лишних слов брался за свою работу и делал ее пусть не столь блестяще и быстро, как некоторые, но все-таки делал. А как часто он дежурил за других, как незаметно умел исчезнуть, когда это кому-нибудь было почему-то нужно…

Все знали, что он подражает Люсину. У него это не очень-то выходило: он попадал в смешные положения, иногда допускал крупные ошибки, но все равно старался, как говорили, «работать под Люсина». Но никто не знал, что и Люсин стремился в чем-то быть похожим на Светловидова! Не отдавая себе в том отчета, он тоже в свою очередь «работал под Светловидова». Ему всегда хотелось быть, что называется, простым парнем. И временами он действительно ощущал себя таким вот простым и бесхитростным парнем, которому ничего не надо и весь он тут — душа нараспашку. Но именно тогда, хотя никто этого почему-то не замечал, Люсин и «работал под Светловидова». Совершенно безотчетно он усвоил светловидовскую манеру пожимать плечами и, склонив голову набок, всем своим видом показывать, что удача пришла, что называется, дуриком. Но у Светловидова это было совершенно искренне. Люсин же полусознательно маскировал свои истинные чувства. В точности, как и Светловидов, Люсин сокрушенно чесал затылок, когда попадал впросак, и обстоятельно рассказывал всем, на чем именно споткнулся. Только Светловидов сокрушался о настоящих ошибках и вправду был, как говорится, задним умом крепок. Люсин же скорее играл. Нет, он, конечно, не позерствовал и не разыгрывал из себя шута. Просто он был болезненно стеснителен и скрывал эту непобедимую свою слабость как только мог. Роль простака давалась ему легче всего, чему, надо сказать, немало способствовала внешность. К тому же это во многом было удобно. И он быстро привык к ней. Светловидов же был для него моделью, с которой он день за днем лепил свой образ.

Это Люсин поймет внезапно и сразу, когда будет стоять, опустив голову, над лежащим ничком Светловидовым, когда увидит, как заломил тот за спину руку, а другую выбросил далеко вперед, словно бежал куда-то и, даже падая, что-то стремился схватить. Но он никуда не бежал в свой смертный час и не протягивал вперед руки. Выстрел был сделан сзади, и он просто упал, так и не успев схватиться за свой разнесенный пулей затылок. И умер, не поняв, что это конец.

Глава 22

«Огни св. Эльма»

Партия флуоресцентной краски «Огни св. Эльма» (ZnS-Cu) была закуплена в октябре прошлого года по заказу Всесоюзного театрального общества — ВТО. Но, как это иногда бывает, товар долго кочевал по всевозможным складам и базам и лишь недавно поступил в торговую сеть.

Подробно изучив все торговые точки, куда была доставлена краска, Шуляк остановился на двух: магазинчик ВТО на улице Горького и «1000 мелочей» на Ленинском проспекте. Если только похититель Володьки не раздобыл краску левым путем в каком-нибудь театре, то с большей долей уверенности можно было предполагать, что он приобрел ее в одном из этих двух магазинов. Первым делом Шуляк решил побывать на улице Горького. Ведь в «1000 мелочей» краска попала явно случайно. С таким же успехом ее могли отправить, допустим, на Кутузовку в «Хозяйственные принадлежности». Поэтому более вероятно, что интересующийся светящимся составом покупатель первым делом обратится все же в театральный магазин, тем более что журнал «Hoвые товары» рекламировал «Огни св. Эльма» в качестве незаменимой краски для декораций. Конечно, нельзя было сбрасывать со счетов элемент случайности. Совершенно случайно набредя в тот же магазин «1000 мелочей» и обнаружив там светящуюся краску, преступник мог прийти к идее огненного змея.

Но в плане расследования это мало что меняло. Пусть светящийся состав натолкнул преступника на мысль раздобыть змею или, напротив, исходным пунктом явился украденный питон — в обоих случаях краску нужно было купить. Следовательно, продавцы могли случайно запомнить покупателя, причем в магазинчике ВТО это было более вероятно, чем в большом универмаге «1000 мелочей». В пользу этого магазинчика свидетельствовал еще один существенный, хотя и косвенный факт. Если здесь действительно был замешан иностранный турист, то, конечно, все шансы были за то, что он купил краску именно на улице Горького. Не следовало забывать также, что он уже навещал расположенный по соседству, причем на той же стороне улицы, антикварный магазин. Да и знаменитая «Березка» была совсем рядом…

На это указал Шуляку Люсин, полностью одобривший предложенную схему.

— Ладно, — сказал он. — Логика, по-моему, безукоризненная. Начинайте с ВТО. У меня такое чувство, что он взят в кольцо. Если только Светловидов что-нибудь там найдет, считайте, что этот Свиньин у нас в руках.

— А вы уверены, что это именно он? — спросил Шуляк.

— Имеете в виду огненного змея?

— Точно.

— Во всяком случае, причастен. Отпечатки-то на бутылке его!

— А вдруг это отвлекающий финт? На рюмке-то нет никаких отпечатков, и на ложечках нет.

— Все верно, — вздохнул Люсин. — Пусть даже финт. Но как-то он к нему же причастен?

77
{"b":"251786","o":1}