На следующий день около полудня Шамиль вошел в городскую редакцию. В прогретом солнцем коридоре ему встретился озабоченный зять, муж его старшей сестры, который тотчас после скорых приветствий увлек его в конференц-зал. Собственно, это была узкая комната, в которую набилось человек сорок: все страшно галдели. Лица сидевших за овальным столом с микрофонами Шамиль не сразу узнал. Это были сотрудники редакции, люди бизнеса и науки, а также пара депутатов из Народного собрания. В первую минуту ничего нельзя было разобрать из-за гвалта, который подняли мужчины. Человек в бежевом пиджаке с густой, закрывавшей лоб шевелюрой настойчиво повторял:

– Информацию не подтверждает ни одна государственная инстанция! Ни одна инстанция не подтверждает информацию!

Юноша с выдающейся вперед нижней губой размахивал руками, обиженно оглядываясь на соседей:

– Как не подтверждают? А в Интернете что пишут? Мне сегодня звонили из Минеральных Вод, у них там рядом строят вал. Конкретный вал!

Шамиль поискал глазами зятя, но тот уже пробирался к столу, упрямо выкрикивая одну и ту же фразу:

– Дайте слово Шарапудину Мурадовичу! Дайте слово!

Наконец говоруны умолкли и уставились на лысого человека, неподвижно упершегося в лакированный стол пухлыми ручками.

– Вы все, тут присутствующие, покупаетесь на провокации, – начал он, сглатывая окончания. – Откуда, слушайте, вообще поступила эта непроверенная информация? Вместо того чтобы сеять панику в народе, нужно, слушайте, разбираться с зачинщиками, клеветниками, интриганами. Покажите мне их, я им сам голову оторву!

– Шарапудин Мурадович, почему это неправда? – встряла из угла крепкая девица, крашенная в блондинку.

Лысый удивленно наморщил лоб, потом повернулся к ней всем корпусом, отцепившись от стола и задергав ручками в воздухе:

– Как откуда, слушай?! У меня самые верные сведения. Я с Москвой каждую минуту переговоры делаю. Кавказ – это оплот России в борьбе с терроризмом, это буфер, слушай, это демографический кладезь! Какой еще вал? Ваши интернеты-минтернеты разве правду скажут?

Шамиль прислонился к стене, теплой, несмотря на включенный кондиционер. Опасения, тревожившие его в последнее время, начинали оправдываться. Контуры мифического вала, неустанно возводимого для изоляции Кавказа от России, постепенно обретали в его воображении пугающую ясность.

– Если так оно и есть, то мы сами в этом виноваты, – заговорил худой человек с родимыми пятнами на лице, бурно жестикулируя. – Это мы ни слова не сказали, когда сюда КамАЗами нетрадиционную литературу завозили! Когда убивали наших политиков, все знали, кто убивал, и никто не пикнул! Отвечаю, никто слова не сказал! А если полиция нарушает законы…

– При чем здесь полиция? – вскочил, перебивая говорившего, полный мужчина в голубой полицейской рубашке. – Что это за хапур-чапур? Почему стрелки переводите? Где полиция нарушала закон?

– Я не буду сейчас все случаи перечислять, – попытался увернуться худой, сделав широкий жест в сторону наседавшего полицейского.

– Откуда узнали?

– В газетах пишут.

– Ва, чего только эти газеты не пишут…

Человек в бежевом пиджаке откинул шевелюру со лба и умиротворяюще поднял ладони:

– Друзья, друзья, давайте сабур сделаем. Я уже вам сказал, что никто из центра известие не подтверждает…

– Они не подтверждают, простые люди подтверждают, – встрял юноша, еще больше оттопыривая нижнюю губу.

– Даже если это правда, – продолжал бежевый, не опуская широких ладоней, – наша дружба с Россией продолжится. Вот, говорят, дотационный регион, дотационный регион. А посмотрите сюда: если мы налоги никуда отдавать не будем, мы сами себя кормить сможем. У нас есть нефть, газ, в Юждаге есть медь. У нас тут транспортный узел Европа – Азия, незамерзающий морской порт, трубопроводы, гидроэлектростанции, машиностроение, виноделие, рыбохозяйственный комплекс. По производству сыра и овощам мы в стране на первом месте. А курорты? Бальнео… бальнеологические, лечебно-грязевые, пляжные, горные, какие хочешь есть! Ковров ручных, деревообработки, гончарных изделий, чего хочешь – вагон! Ни в одной республике такого, как у нас, нет!

– Вот как раз наш Шамиль Магомедов из Кубачей вернулся, с мастерами разговаривал, – вставил зять.

– Во-во! – радостно согласился бежевый. – Как там наши художники?

– Раньше делали боевое оружие, настоящее, а теперь сувениры штампуют. Скоро все ненастоящее станет, – ответил Шамиль без улыбки.

– Зато сейчас на международный рынок выйдем, торги наладим. А виноделие? Коньяков девяносто процентов в России мы производим, кремлевский алкогольный фонд – на основе наших напитков!

Бежевый закашлялся.

– Про алкоголь сейчас не время говорить, – пробасил каменнолицый человек в серой тюбетейке.

– Дайте мне закончить, – тряхнул шевелюрой бежевый.

Но каменнолицый, глядя куда-то поверх сидящих, продолжал:

– Вы тут так говорите, как будто на одной нефти мы будем процветать. Умма{Сообщество верующих (араб.).} становится крепкой не из-за нефти, а из-за веры. Может, у нас теперь как в Чечне будет: взял вторую жену – получи однокомнатную квартиру, взял третью – получи двухкомнатную. А не так, как теперь: вторую жену все осуждают, зато по саунам, астауперулла{Прости, Господи (араб.).}, ходят. Если центр откажется от мусульман Дагестана, то все они еще больше должны сплотиться вокруг тариката. А тем, кто портит ислам, нужно сказать, как советовал досточтимый шейх: «Оставьте лес диким зверям и выходите к людям!» Нужно научить заблудших истинной вере, да смилостивится над ними Пророк, салаллаху алайхи вассалам. В школах нужно будет наставить детей на истинные знания. А то учат их, что люди получились из обезьян. Ну какой нормальный человек этому поверит? Всемогущий Аллах начал творить людей с Адама, алейхи салам, из красной, белой и черной глины. Из его левого ребра была создана Хава, и с них началась жизнь на земле. Все пророки, начиная с Адама, приходили к людям с исламом. То есть с таухидом – единобожием. И Аллах не принимает никакой другой религии, кроме этой. Уйдут русские, будет фитна – смута. Некоторые заблудшие называют ее газаватом{У мусульман священная война с неверными.}, но они даже не чувствуют запаха газавата. Пусть Аллах нас защитит от людей смуты! Главное, постоянно наставлять соседей. Если ты сам дуа совершаешь, а твой сосед пьет, ты должен его научить. Иначе на том свете он скажет ангелам: «Не меня берите в ад, а моего друга, который меня не научил». И вам придется отвечать за грехи ближнего…

– Да о чем вы вообще говорите? – подскочила крашеная девица в углу. – Нас тут предали, захлопнули ловушку, и делайте что хотите, а мы чему радуемся?

– Хадижа, успокойся, – осаживал ее зять.

Но та продолжала:

– Люди говорят, выпускать никого не будут, а у моего брата в Ростове жена с детьми, как он туда вернется? Вам-то хорошо, – обратилась она почему-то к полицейскому, – вас на вертолетах в Турцию увезут, а народ что будет делать?

– Я здесь при чем? – вспылил тот, раздувая полные щеки. – Турция здесь при чем? Место свое знай, женщина. Как шайтан, вскочила здесь, слюнями брызгаешь!

– Чего вы боитесь? – закричал ей бежевый.

– Закрытых боюсь!

Каменнолицый замигал правым глазом:

– Это люди смуты дискредитируют ислам…

– А они говорят, что вы и все Духовное управление дискредитирует, – снова вклинился губастый юноша.

Все разом заголосили.

Шамиль вышел в жаркий коридор и поводил плечами, как бы желая отогнать происходящее. Потом достал телефон и потыкал в кнопки, но дядя Алихан не отвечал. Набрал своему другу Арипу, который работал в Москве, но и Арип был недоступен. Из конференц-зала раздавались многоголосые крики, среди которых особенно выделялся хриплый бас Шарапудина Мурадовича.

Постояв в нерешительности, Шамиль вышел на улицу. Ничего как будто не изменилось. Сначала он взглянул на узкий перекресток, где сигналили громоздкие маршруточные такси, потом на смеющихся девушек, толпящихся у входа в нелепое стеклянное здание со множеством модных вывесок, потом на палатку «Хлеб», откуда высовывалась чья-то повязанная косынкой голова. Голова кричала что-то голоногим мальчишкам, бегущим в сторону обклеенного завлекательными афишами деревянного забора, окружавшего замороженную стройку. За забором слышались счастливые крики купальщиков, плещущихся в огромной дождевой луже на месте выкопанного и недостроенного фундамента. Через дорогу от редакции пестрели нарядные частные коттеджи и кривые белые домики, на одном из которых кто-то вывел углем «Продаю муку».