Сейчас, еще под впечатлением пережитого ночью, Григорий часто курил, кашлял, потом шепотом рассказал товарищам о своей операции, коротко и нервно посмеиваясь, Выслушав, друзья притихли. Неожиданно Стаценко, ни к кому не обращаясь, тихо обронил:

- Не нравится мне этот Жирухин.

- Открыл Америку! - заметил Вдовиченко. - А кому он нравится?

- Я не о том, - настойчиво продолжал Стаценко. - Что-то он вроде шпионить за нами начал.

- Так он же по натуре предатель...

- Да нет, подожди. Не знаю, как это объяснить, а вот чувствую: следит он за нами. Неужели подозревает что- нибудь?

- Ну, допустим, ты прав. А что предлагаешь? - решительно спросил Вдовиченко. - Задобрить его? Самогонки ему принести?

- Убрать, - отрубил Карпов. - Я предлагаю ликвидировать. Но без "бати" этого делать нельзя. Сегодня доложим.

Риск

или промах?

В середине декабря 1942 года немецкое командование начало срочно перебрасывать свои войска в район Сталинграда. Гитлеровский генштаб вынужден был снимать дивизии, бригады и полки с южных участков фронта, чтобы в какой-то мере улучшить положение своих армий на Волге.

Ганс Штумпф, адъютант армейского генерала, последние дни ходил какой-то, как определила Майя, чумной: был задумчивым, некстати улыбался, невпопад поддакивал. Майя сразу заметила эту перемену в словоохотливом лейтенанте. В этот день она отправилась сама встречать Ганса. У парикмахерской она надеялась встретить Костю Базаркина.

Часовой, стоявший у штаба, равнодушно провожал глазами девушку, дефилировавшую на противоположной стороне улицы. Вероятно, кого-то ожидала. Вот из дверей штаба вышел Костя-парикмахер, остановился, поправил чемоданчик, внимательно и незаметно оглядывая улицу, затем неторопливо зашагал прочь. Не меняя шага, не останавливаясь и не поворачивая головы, Павел Базаркин, носивший подпольную кличку "Костя" и работавший по заданию Островерхова парикмахером в немецкой воинской части, за три шага не доходя до Майи, начал вполголоса, словно напевая, говорить:

- Брил нездешнего генерала. Куда-то спешит. Лейтенант Штумпф сопровождает. Упоминали Крымскую - Краснодар... В моей душе упрека нет, - неожиданно загорланил Костя, щелкнул пальцами и, мыча, потянулся к ней губами, словно для поцелуя: - Я вас по-прежнему люблю...

- Нахал, - нарочито громко сказала Майя и побежала через улицу к выходившему из штаба офицеру.

- Этот тип ухаживал за мной, - сказала она.

- Кто тип? Пауль? Но этот есть парикмахер. Он может только стригаль, - Ганс запустил длинные толстые пальцы в волосы девушки, показывая, будто стрижет ножницами.

Этот жест вызвал чувство брезгливости у Майи. Она рывком отбросила руку офицера, успев ударить по ней своей крепкой ладошкой. Ударила и сразу испугалась.

И, еще толком не зная, как выйдет из положения, Майя громко всхлипнула:

- Вы не рыцарь, лейтенант. Вы не бросились мне на помощь, - сказала Майя.

- Но этот есть Пауль!.. О, их бин дойче рыцарь...

- Я хочу, чтобы вы доказали свое рыцарство.

- Приказайт!

- Доставьте меня, храбрый рыцарь, в станицу Абинскую к моей тете.

- Повторять. Не понималь.

- Майне тетя нах Абинская.

Майя волновалась. Ее одолевали сомнения. Правильно ли она поступает, уговаривая немецкого лейтенанта взять ее в поездку по дороге Новороссийск - Крымская

Краснодар. В ушах звенела фраза Павла Базаркина: "Генерал спешит под Крымскую". Вспомнила как вчера Степан Островерхов говорил, что надо бы проверить дорогу на Крымск, там немцы что-то затевают, строят какие-то сооружения. А тут выпадает возможность проехать вместе с Гансом в том направлении. Рискованно. Но и жалко упускать такой случай.

- Их виль фарен нах Абинская мит Ганс.

- Гут. Гут. Мой генерал любит женское общество. Он согласится. Твоя сестра поедет с нами. Я буду говорить с генерал.

- Когда мы едем? - деловито осведомилась Майя.

- Это не сейчас. Я буду сказать, когда надо ехать. Генерал будет дозволить. Я спросить буду.

Заметив, что Майя помрачнела, лейтенант приписал это своей сухости и строгости, и поспешил сгладить это:

- Я буду заехать... Сегодня. Идите домой, ждите. Нила тоже. Никуда не ходить. Приехать... Быстро, быстро сидеть машину. Ехать. Нет задержка. Видерзеен, майне либе медхен...

И Ганс Штумпф удалился с гордо поднятой головой. Майя на миг растерялась. Она лихорадочно соображала, как сообщить Островерхову о поездке.

Майя бежала домой, занятая своими мыслями, и не видела, как из-за угла выскочили мальчишки и чуть было не сбили ее с ног. И уже за ее спиной издевательски запели:

Здравствуй моя, Мура,

Здравствуй моя, шкура.

Не медвежья, не песецкая,

А продажная, немецкая.

Мальчишки захохотали и, уже скрывшись за углом, еще раз откровенно прокричали: "Шкура немецкая!"

Майя бежала, съежившись и глотая слезы.

Нила сидела дома, укутанная в старый платок. Увидев заплаканную сестру, она вздрогнула.

- Что с тобой?

- Шкурой называют, - сквозь рыдания произнесла Майя.

- Кто?

- Да мальчишки.

- Успокойся... тут только стерпеть - и все. От своих можно и стерпеть. Им же не объяснишь, чем занимаемся. Наше дело хорошо сыграть свою роль...

Майя постепенно успокоилась, рассказала сестре о разговоре с немецким офицером, о возможности проехаться по Крымской дороге.

- Степану Григорьевичу надо бы сообщить...

В это время внизу просигналила машина. Майя выглянула в окно и увидела Ганса, стоявшего около машины. Он помахал ей рукой, показав на часы.

- Не успела никому сообщить. А где мама?

- Ушла в Верхнебаканку за продуктами. Вернется только вечером.

- Тогда я еду одна, - сказала Майя и направилась к двери.

- Стой, скаженная. Никуда я тебя одну не пущу.

- А я на это и не рассчитывала. Поэтому и заказывала два места. Прошу вас, мадам.

- Майя дурашливо согнула руку в локте. Нила уже не возражала и не раздумывала.

Учтивый Ганс распахнул перед ними заднюю дверцу автомобиля.

- Генерал ехать позволить, - сказал он.

***

- Ребячество! В серьезном деле такое легкомыслие граничит с преступлением! - Островерхов сердито щипал усы. - Это не игра. Это - война. Каждый неверный шаг - это смерть.

- Но ведь вы сами говорили, что надо разведать дорогу Новороссийск - Крымская? - попыталась возразить Майя.

- Да, говорил. Но не так. Разумно, осторожно надо все делать. Что тебе сказал "Костя"?

- "Костя" сказал, что брил генерала, что он спешит, что упоминали Крымскую и Краснодар.

- Так. Теперь, когда вы имеете возможность оценить свои поступки, посмотреть на них, так сказать, со стороны, что вы должны были делать, получив такие сведения от "Кости"?

- По возможности уточнить и выяснить детали, попытаться дополнить сведения и... и немедленно доложить в штаб.

- Верно. А что сделала ты?

- Ну, я поехала... в Крымскую...

Продолжай, пожалуйста. Не получается? Тогда разреши, я расскажу. Нила и Майя отправились в двух дневное путешествие в сторону Крымской и Краснодара, с одним знакомым офицером, который сопровождал генерала. По дороге Нила и Майя наблюдают, слушают разговор немецкого офицера (тот выбалтывает кое-что ценное). А как вы вели себя? Вы даже забыли, что цель поездки - побывать у своей тети, и вспомнили лишь тогда об этом, когда "растяпа" Ганс вежливо справляется, где живет эта тетя. И происходит это в Абинской.

- Немецкий лейтенант посчитал эту "забывчивость" кокетством... А если бы заподозрил, то провал был бы обеспечен. - Островерхов сурово посмотрел на Майю и Нилу и, немного помедлив, продолжал: - Но данные, безусловно, ценные. В районе Крымской немцы строят оборонительные рубежи под кодовым названием "Голубая линия". Сооружают доты, дзоты, минируют подступы. Значит, намечается отход немцев из-под Краснодара. Эти сведения мы передадим партизанам. Разведчиц можно бы представить к награде... Но ввиду явного безрассудства в поступках я вынужден прибегнуть к наказанию. На неделю вы отстраняетесь от работы и находитесь под домашним арестом.