- Насчет преступлений еще разберемся, - выкрикнул Юнашев. - А насчет группы врешь! Наша группа - весь город. Всех не возьмешь!
- Не возьмешь! - подхватил Вдовиченко.
- Бей их, братва! - скомандовал Карпов.
И снова из окон осажденного дома хлестнул свинец. Первым умолк автомат Вдовиченко. Юнашев бросился к другу. Петр, хватаясь за стену, пытался подняться с пола. На его залитом кровью лице светились только глаза, полные боли и ярости.
- Подсоби, братишка, - хрипло попросил он.
- Погоди. Куда тебя ударило? Дай перевяжу, - попытался удержать его Юнашев.
- Не надо. Некогда. Подсоби, - настоял Вдовиченко и с помощью Юнашева оперся на подоконник, поднес к плечу автомат. Решив, видимо, что с Вдовиченко покончено, немцы не стреляли по этому окну. Юнашев быстро и осторожно выглянул наружу. При вспышке выстрелов он успел разглядеть под окнами и у дверей фигуры солдат. Отскочив назад, Юнашев взволнованно проговорил:
- Плохо дело, Петро. Кажись, хотят поджечь дом. Ну, держишь, братишка, а я Сергею скажу...
Слегка обняв за плечи Вдовиченко, Юнашев бросился в другой конец комнаты, где Карпов продолжал стрелять в. окно короткими очередями.
- Сергей, они собираются поджечь дом! - крикнул Юнашев.
- Поджечь? - Карпов прекратил стрелять. - Где? Постой, ты откуда знаешь?
- На то похоже. В окно я выглянул. Там, у Петра. Он ранен.
- Где поджигают?
- Под окнами и крыльцо.
- А ну, развороши узел, там должны быть гранаты.
- Верно! - обрадовался Юнашев и бросился к тяжелому тюку, прихваченному в казарме. В это время Вдовиченко, напрягая последние силы, свесился из окна наружу и прошелся длинной очередью по темным кучкам врагов. Гитлеровцы всполошились. Уцелевшие бросились прочь от дома, где уже полыхнуло и побежало по дверям, по крыльцу и стенам сине-оранжевое бензиновое пламя. В его свете отчетливо проступила свешенная из окна голова Вдовиченко. Гитлеровский ефрейтор не спеша прицелился в нее и выстрелил.
Когда Юнашев подбежал к Карпову, рыжие языки пламени хлестали в окна. Сквозь огонь и дым ничего не было видно. Карпов выхватил у Юнашева две гранаты и одну за другой швырнул их сквозь пламя на улицу. Грохнули взрывы. Ревело и трещало пламя, стало нечем дышать. Карпов бросился на пол и потянул за собой Юнашева. Они вместе поползли к выходу. В этот миг одна за другой в окна влетели и, глухо хлопнув, разбрызгали пламя по всей комнате несколько бутылок с зажигательной жидкостью. На Юнашеве вспыхнула одежда, и он, задыхаясь и кашляя, стал срывать ее с себя. Путь к выходу был залит пламенем. Сергей оглянулся, и, не видя выхода, кинулся тушить пламя на Юнашеве. Потом, подхватив друга под руки, подтащил его к окну, где застыло перегнувшееся через подоконник тело Вдовиченко.
- Прыгай, Володя, - прохрипел он. - Прыгай, я прикрою. Юнашев затряс головой.
- Нет, Сергей. Хоть туда, хоть здесь - вместе.
- Прыгай, я приказываю, - крикнул Карпов и захлебнулся дымом, зашелся в кашле. Он инстинктивно бросился к окну, выглянул наружу. Глоток воздуха вернул ему зрение. На противоположной стороне улицы, освещенные пожаром, поблескивали каски автоматчиков.
- Что, стервятники, ждете? - крикнул он в окно. - Не дождетесь!
Он поднял раскаленный автомат и пустил очередь по блестящим котелкам. Обнаженный и обгорелый Юнашев втиснулся в окно рядом с Сергеем.
- Ждете? Не все получили? Ну, так вот вам еще!
В его руках забился автомат. Враги молчали. Им нужны были живые партизаны. Автоматы Карпова и Юнашев а опустели. Гранаты были израсходованы, Сергей и Юнашев тесно прижались друг к другу, обхватив тело погибшего товарища. Сергей зашевелил губами, потом хрипло запел:
- Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает...
Хриплым сильным баритоном подхватил Юнашев:
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает!...
Тоскливым криком, с улицы донеслось:
- Рус! Сдавайсь!
И в ответ, исполненные гордости и презрения, чуть вздрагивающие от боли, дружно грянули голоса:
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает!..
Пламя ревущим клубом вырвалось из окна и заметалось по стенам дома, беспощадное, неумолимое и неприступное.
***
Раненый Харченко еле добрел до дома Семикиных. Он с трудом открыл дверь и шагнул в комнату, наполненную людьми. Стоявший у стола Островерхов стремительно обернулся к нему, шагнул навстречу, подхватил его ослабевшее тело.
- Все! - выдохнул Харченко. - Продал! Всех продал, гад!
Он бессильно уронил голову на грудь и всхлипнул.
Спокойно, Семен! - остановил его Островерхов. - Что случилось? Толком, по порядку?
- Свиркунов! Выдал наших краснопогонников. Их сожгли в доме живьем.
В комнате зашумели, сгрудились вокруг Харченко. Кто-то подал ему кружку с водой. И пока он пил, подпольщики напряженно ждали. Харченко вздохнул, поднял глаза на Островерхова.
- Засада там была. И Свиркунов с ними...
Со двора донесся шум, из окон полетели стекла, в комнату просунулись дула автоматов. Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появились три эсэсовца с автоматами.
- Штиль! - заорал эсэсовец, хотя в комнате и без того воцарилась мертвая тишина.
... В ту июньскую ночь 1943 года из группы Островерхова было арестовано 18 человек. Следствие вело гестапо. Допросы проходили в здании гестапо, в подвальном помещении. Затем арестованных подпольщиков перевезли в станицу Натухаевскую. Здесь допрос производил начальник спецкоманды гестапо Шмидт.
В Краснодарском краевом партийном архиве имеются документы, рассказывающие о пытках, каким подвергались островерховцы. Их избивали шомполами и специальными плетками из стальных проводов. В докладной записке отдела контрразведки "Смерш" Отдельной Приморской армии говорится: "Зверски избивали и истязали арестованных производившие допросы в полиции представители немецких карательных органов: обер фельдфебель жандармерии Гофман, его помощник Михель, военный комендант Райх и начальник биржи Дидрих... После избиения Островерхова все лицо его было покрыто синими рубцами, как от ударов шомполами, а сквозь одежду сочилась кровь..." Об этом писал в газете "Новороссийский рабочий" в № 82 от 25 апреля 1947 года со слов очевидцев секретарь горкома партии А. Сескутов: "Арестовав островерховцев, немецко-фашистские изверги рассчитывали на получение от них важных сведений, но, несмотря ни на какие пытки и издевательства, подпольщики остались верными советскими патриотами. Немцы после долгих истязаний расстреляли, их".
Подробности казни мужественных подпольщиков в районе станицы Натухаевской стали известны спустя почти двадцать лет. В 1963 году в Краснодаре проходил процесс над предателями Родины. Бывший эсэсовец гитлеровского карательного органа "зондеркоманды СС 10а" М. Т. Еськов показал на процессе следующее:
"... В Новороссийске я участвовал в расстреле советских активистов. Среди них был раздетый до пояса мужчина, лет пятидесяти, с небольшими, поседевшими усами. Вышел, посмотрел на нас с презрением. Спокойно пошел к окопу, спрыгнул в него, встал лицом к немцу и сказал: "Стреляй, фашист!" Офицер растерялся и потребовал, чтобы человек повернулся спиной. Шеф заинтересовался этой картиной и подошел ближе. Засмеявшись, он направил автомат на пожилого человека. В это время человек громко закричал: "Да здравствует..." - автоматный выстрел оборвал его последние слова..."
Подпольную организацию погубило подлое предательство. Изменник Родины Свиркунов, выдавший немцам организацию в сентябре 1943 года, бежал из Новороссийска вместе с отступающими немецко-фашистскими войсками. Скитался в Крыму. Немцы уже не нуждались в его услугах. И когда они оставляли Симферополь, Свиркунов не последовал за ними. А в день прихода наших войск в Симферополь Свиркунов повесился. Были арестованы и осуждены пособники оккупантов Евгения Щекочихина, Екатерина Демченко.