- Лады, - сказал он и кивнул в сторону ворот. - Иди доложись. Только, ради бога, быстрее. Я не могу ждать.

VI

Разбудили нас не ангелы. Видно, ангелы не работают камердинерами у таких прожженных грешников, как мы с Прошкой. Нас разбудил собачий холод.

От долгого лежания в одной и той же позе на бугристой картошке все тело у меня затекло, а закоченевшие мышцы объявили бойкот сигналам мозга. Чтобы вылезти из телогрейки и сесть, мне пришлось собрать в кулак всю свою железную волю. Думаю, я посинела от натуги, как удавленник. Но что самое обидное, добившись своего, я тут же пожалела о затраченных усилиях. Если раньше я практически не чувствовала конечностей, то теперь в них словно впились челюстями десятки тысяч муравьев. Причем одновременно.

Я стиснула зубы и со свистом втянула в себя воздух, потом отодвинулась от Прошки и принялась усиленно махать руками и дергать ногами, а восстановив кровообращение, перелезла через доски и поплелась в самый дальний угол оправиться. На обратном пути до меня долетели жалобные чертыхания Прошки похоже, он тоже понял, что такое жук в муравейнике. В очень холодном муравейнике.

- Ч-черт! А я-то думал, что умру тихой, приятной смертью... Лучше бы эти сволочи нас пристрелили!

- Ну-ну, что за черные мысли? - подбодрила я его, перелезая через бортик. - Я давно подметила, что мужики с похмелья отчего-то теряют вкус к жизни, но думала, ты выше этого.

- Какое похмелье! Там и было-то жалких полстакана на брата. Погоди, не пыжься, я сейчас сниму ватник. Мне тоже надо отлучиться.

Он оставил мне телогрейку, с кряхтением и проклятиями вылез из загончика и ненадолго меня покинул. Я сидела, поджав под себя ноги и дрожала. Можно было, конечно, устроить небольшую физическую разминку для разогрева, но стоило ли стараться, если рано или поздно нас все равно постигнет участь полуфабрикатов длительного хранения? Говорят, замерзать мучительно только поначалу. Потом перестаешь чувствовать тело и мирно засыпаешь. Если не суетиться, этот счастливый миг наступит скорее.

Но Прошка был уже решительно настроен суетиться.

- Ну чего сидишь, как снулая рыбина? - проворчал он, перевалившись через доски и плюхаясь со мной рядом. - Давай придумывай, как нам отсюда выбраться. Кто у нас хваленый генератор идей?

- Снулые рыбины, чтоб ты знал, не сидят. А что касается идей - пожалуйста. Только, чур, пусть у нас будет разделение труда. Идеи - мои, воплощение твое. Я уже заработала кровавые мозоли на руках, пытаясь дорваться до свободы. Теперь твоя очередь.

- Это смотря какие будут идеи. Если царапать когтями мерзлую землю уволь.

- Не такая уж она мерзлая.

- Это здесь, под домом, а дальше? Нет уж, не хочется причинять лишние страдания ближним видом изуродованных рук. Довольно с них и просто замороженного трупа.

- Какая трогательная забота о ближних! Под занавес ты все-таки становишься альтруистом, - заметила я одобрительно. - Конечно, было бы недурно, если бы ты напоследок еще и разжился мозгами, но глупо мечтать о несбыточном. По-твоему, ковыряться руками в земле - это идея?

- А у тебя есть получше? - Прошка попытался вложить в свой вопрос побольше сарказма, но голос его выдал: наш жизнелюб явно надеялся выехать за счет моей гениальности.

- Ну, легкого пути я тебе не обещаю, - поспешила я охладить его пыл. - Не мечтай, что, сделав несколько пассов, ты произнесешь: "Вах, вах, вах!" - и окажешься на свободе. Но ты можешь вооружиться кочергой и осторожно, чтобы не повредить гвоздей, разобрать этот загон для картошки. Потом возьмешь две длинные доски и прибьешь одну к другой, а из коротких досок сделаешь поперечины. Приставишь это сооружение к люку, поднимешься на самый верх, упрешься покрепче плечом в крышку...

- И рухну с трехметровой высоты, потому что вся эта фигня немедленно развалится! Спасибо! Не хочется провести свои последние минуты с переломанным позвоночником. Не говоря уже о пробитых гвоздями пальцах!

- Ну вот, этого не хочется, того не хочется...

- Идея подкопа и то привлекательнее.

- Да ради бога! Если тебе так больше нравится, занимайся подкопом. - С этими словами я решительно улеглась на картошку.

- Эй, отдай мою половину телогрейки! - возмутился Прошка.

- Зачем тебе? Ты согреешься, роя подкоп.

- Вреднюга! - Он подергал меня за полу. - Снимай рукав, я замерз.

- Ладно, только ляжем на другой бок. У меня вся левая сторона - сплошной синяк.

После долгой возни мы наконец устроились. Теперь Прошка лежал у меня за спиной и щекотал дыханием затылок.

- Так и будем молчать? - спросил он через несколько минут.

- А чего говорить-то? Все и так ясно. Хочешь, я спою тебе колыбельную?

- Нет уж, нет уж! - с неподдельным испугом воскликнул Прошка. - Мне и без твоих вокальных упражнений достаточно фигово. Лучше расскажи что-нибудь.

- О ком?

- О себе, например. Что-нибудь лирическое.

- Спятил? Из того, чего ты обо мне не знаешь, не сложить даже завалящей танки.

- Ну-ну, не прибедняйся. Вся твоя личная жизнь окутана непроницаемым мраком. Только не говори, что ее нет, личной жизни. Я точно знаю, что это неправда.

- Откуда?

- Элементарно, дорогой Ватсон! Ты забываешь, что у нас есть ключи от твоей квартиры. Несколько раз мы с Марком заскакивали к тебе - скоротать ночь за бутылкой, потрепаться о том о сем - и заставали только Софочку, хищно щелкающую зубами под дверью. Кстати, с такой соседкой тебе никакой сторожевой пес не нужен! Ты бы ей приплачивала, что ли, за ночные бдения...

- Хватит ей и той кровушки, что она попила у меня за эти годы! А что касается ваших умозаключений, дорогой Холмс, то они просто смехотворны. Мало ли куда я могу отправиться на ночь глядя!

- И пробыть там до утра? Не трудись врать. Мы звонили и Леше, и Лидии, справлялись после у Генриха... А у прочих знакомых и родственников ты никогда не ночуешь, это всем известно. Остается один вариант. Сказать какой? Или перед лицом смерти ты наконец прекратишь изображать святую невинность?

- В своем постельном белье, - отчеканила я, - я никому не позволю рыться даже на смертном одре.

Получив столь резкую отповедь, Прошка обиженно засопел и умолк. Минут пять он выдерживал характер, потом заговорил снова:

- Какие у тебя грязные мысли, Варвара! Думаешь, меня интересуют твои постельные игрища? Я, слава богу, хорошо представляю себе, чем занимается женщина с мужчиной в спальне.

- Да уж! В этом отношении твоей эрудиции можно позавидовать...

- Мне, конечно, хотелось бы взглянуть одним глазком на безумца, осмелившегося подкатиться к тебе с непристойным предложением, - продолжал он, пропустив мою реплику мимо ушей, - но технические подробности мне нелюбопытны. А вот послушать историю твоей любви, хотя бы одну, я бы не отказался ни за какие сокровища. Неужели ты откажешь умирающему в столь скромной просьбе?

- Нечего давить на жалость. Ты здесь не один умирающий.

- Но я-то готов излить тебе душу! Хочешь, расскажу о своей первой любви?

- Ага! А также о восьмой, сто тридцать четвертой и пятьсот двенадцатой.

- Фу, сколько в тебе цинизма! - фыркнул Прошка. - Первая любовь - это святое.

- Для тебя есть что-то святое? - удивилась я. - Тогда я вся - внимание.

- Ее звали Ольгой, - мечтательно начал Прошка. - За всю жизнь я так и не встретил потом девушки с такими роскошными волосами. Они падали ей на спину сверкающими золотисто-рыжими волнами. А глаза - черные. Представляешь, какое умопомрачительное сочетание? Я влюбился с первого взгляда, когда она пришла к нам в класс и сказала, что нас скоро будут принимать в октябрята, а она будет у нас вожатой (она училась в шестом классе). Я так хотел стать командиром "звездочки", - ведь на командира она наверняка обращала бы больше внимания что поколотил двух одноклассников. Они говорили, что меня не выберут командиром за плохое поведение. После драки меня вообще чуть не отказались принимать в октябрята, но Ольга за меня заступилась.