Возвращение Троцкого с близкими и друзьями на родину прошло не менее драматично, чем одиссея Ленина, хотя это в литературе освещено скупо. Вот некоторые красноречивые факты. При согласии президента Вильсона его американский паспорт был надлежащим образом оформлен русским консульством в Нью-Йорке с дополнением въездной визы в нашу страну и британской транзитной визой, и 13 марта 1917 г. вся группа отбыла на норвежском судне через Канаду сперва в Англию. Однако при первой же остановке в канадском парту Галифакс Троцкий с семьей, а также пять сподвижников были высажены на берег и интернированы «до дальнейших распоряжений» согласно указаниям из Лондона, ибо «русские социалисты» отправились для разжигания революции против правительства, причем существуют, мол, сведения о наличии у Троцкого 10 тыс. долларов, полученных от «социалистов и немцев». Словом, что-то не сработало в ташгых механизмах властителей обеих стран, и Троцкого, подобно Ленину, причислили к вражеской агентуре. Тогда верный своей манере арестант стал рассылать во все концы телеграммы протеста. Одна из них попала к его новым покровителям из Нью-Йорка.

И почти тотчас же некий американский адвокат Н. Алейников отправил телеграмму зам. главного почтмейстера Канады Р. Коултеру с просьбой осторожно узнать причины и имена всех интернированных, прибавив в заключение: «Вы пользуетесь доверием как поборник свободы, заступитесь за них. Ответ, пожалуйста, телеграфируйте». 28 марта чиновник пишет: «Ваша телеграмма получена. Сегодня во второй половине дня отвечу, и завтра вечером вы получите желаемое». И он сообщает изложенные выше причины, обещая поместить задержанных в хорошие условия. В тот же день Коултер получает аналогичную по содержанию телеграмму из Нью-Йорка уже от Артура Вольфа, живущего на Бродвее. По должностному положению канадец не имеет никакого отношения к вопросам, входящим в компетенцию военного ведомства. Почему же адресат при получении частных обращений американских граждан торопится. удовлетворить их настоятельные пожелания? Американский учеши Э. Саттон, который впервые опубликовал изложенные документы по первоисточникам, сперва выражает недоумение по этому поводу, затем сбивается иа проторенную дорожку обвинений Троцкого в служении немцам даже при покровительстве Уолл-стрит, якобы заинтересованной в революции в России. Он не делает должных выводов из собственного заявления о том, что Коултер пользовался немалым влиянием в правящих кругах своей страны и, главное, являлся масоном, т.е. также находился на службе организаций крупного американского бизнеса. Неудивительно, что тот обратился к главе Департамента милиции и обороны У. Гуэткину с письмом в сопровождении телеграмм Алейникова и Вольфа.

«Эти лица, — говорилось в нем, — относились к России враждебно из-за обращения с евреями, а теперь, насколько мне известно, они полностью поддерживают ее нынешнее правительство. Оба они люди ответственные и уважаемые. Потому я и прилагаю для вас их телеграммы, дабы вы могли представить их, коли пожелаете, английским властям». Алейников вскоре прислал Коултеру благодарственное письмо за его заступничество, отметив, в частности: «К счастью, я близко знаком с Троцким, Мельничанским и Чудновским». И это письмо адресат направил Гуэткину, подчеркнув хорошее знакомство с Алейниковым и Вольфом. А тот поставил вопрос об освобождении интернированных перед Лондоном и уже 8 апреля 1917 г. заверял Коултера: «Наши друзья русские социалисты будут вскоре освобождены, и уже приняты меры для их поездки в Европу». Коултер ответил, что такая новость «чрезвычайно обрадует наших нью-йоркских корреспондентов»²⁴⁵. Действительно, группа Троцкого быстро получила возможность продолжить путь домой. Такова подлинная картина возвращения нашего героя, в корне расходящаяся с официальной версией, согласно которой непрерывные протесты революционеров России вплоть до выступлений «Правды» за скорейшее освобождение интернированных, настолько испугало министра иностранных дел Милюкова, что он якобы потребовал от англичан пойти навстречу общественности. Разумеется, такие демарши имели место, не сыграв, впрочем, решающего значения. Троцкого тогда в России знали еще мало. Потому-то и встреча его на Финляндском вокзале Петрограда 5 мая 1917 г. была весьма скромной. «Коротенькую речь» произнес лишь Моисей Соломонович Урицкий²⁴⁶.

Думается, приведенные факты подтверждают концепцию о принадлежности Льва Давидовича к числу лидеров агентуры влияния международных организаций мондиалистов в составе королей финансов и промышленности, которые в определенной степени поддерживались и масонами не в качестве руководителей, скорее привилегированных соучастников, подобно сионистским и прочим обществам. Словом, никакого «жидомасонского» заговора здесь также не просматривается.

Вскоре после прибытия Троцкий, благодаря усилиям старого знакомого, масона Чхеидзе, был введен в состав исполкома Пет-росовета как член организации «межрайонцев», возникшей еще в 1913 г. из меньшевиков, центристов и большевиков-примирен-цев. Там уже находились друзья и знакомые нашего деятеля Антонов-Овсеенко, Володарский, Мануильский, Иоффе, Луначарский, Урицкий, Юренев, дрейфовавшие в сторону большевиков. Сперва такой курс он не поддерживал и заявлял, что «признания от нас большевизма требовать нельзя». В то же время он встречался со своим шурииом Л.Б. Каменевым, прощупывая позицию ленинцев, которые относились к нему настороженно. Однако вскоре произошло сближение между ним и Лениным, оба масонских ученика в прошлом, несмотря на годы яростной полемики, вдруг нашли и, видимо, далеко не случайно, общий язык. Для приобретения популярности Троцкий часто выступал на различных митингах и собраниях, печатался в левых газетах, не углубляясь в сложные вопросы организационной работы, чем снискал себе значительную известность.

Стихийная народная демонстрация начала июля 1917 г., нехотя поддержанная большевиками, была активно использована властями в попытке нанести решительный удар по набиравшему силу революционному движению под лозунгами борьбы против милитаризма, буржуазной власти, за выход России из войны. Манифестацию разогнали силой, болынивики подверглись массированной атаке по обвт1ению в государственной измене и финансировании их немцами. От Ленина требовали явиться в суд, что породило в партийных верхах брожение. Троцкий вначале выступал за участие лидера с судебном разбирательстве, но быстро изменил позицию, убедившись в ее бесперспективности. Ленин ушел в подполье и сносился с Центральным комитетом через особо доверенных эмиссаров, включая Сталина. В масонской среде возникли разногласия по поводу целесообразности преследования большевиков, как то настойчиво предлагал министр юстиции масон Переверзев. По свидетельству начальника контрразведки Петроградского военного округа Б.В. Никитина, он напрямую потребовал от не го: «Докажите, что большевики измешшки, — вот единственное, что нам осталось»¹. Однако, несмотря на все потуги местной и иностранных спецслужб, именно веских доказательств в их распоряжении не оказалось. Пришлось ходить краплеными картами.

В свою очередь, масон Гальперин вспоминает о собрании на квартире Некрасова в июле 1917 г. в присутствии Чхеидзе. «Вопрос стоял о преследовании большевиков и о коалиции. Общей точкой в это время было, что левые губят коалицию, а кадеты являются ее стержнем. Много нападок в братских кругах было на Переверзева в связи с опубликованием им документов о большевиках». Верховный Совет с оговорками встал на сторону своего брата-министра, который «в основе действовал правильно». И все-таки при формировании очередного состава Временного правительства ему пришлось уступить свой пост не масону Заруд-ному. В этом составе от 24 июля 1917 г. из 15 министров девять являлись «вольными каменщиками», да еще недавно принятый в ложу эсер Б.В. Савинков стал управляющим Военным министерством. То была кульминация вхождения масонов во власть, после чего их численность непрерывно сокращалась.