Эти страны мы можем рассмотреть по группам.

На юге Америки есть две страны, очень важные с точки зрения их идеологического влияния; одна из них—это Аргентина, относительно сильная латиноамериканская держава. Кроме того, там находится Уругвай, обладающий весьма схожими с Аргентиной характеристиками. Обе страны являются скотоводческими, в обеих существуют мощные олигархические группировки, которые, базируясь на латифундистской собственности на землю и обладании скотом, контролировали внешнюю торговлю, но сегодня вынуждены делить этот контроль с Соединёнными Штатами.

2381 влияние кубинской революции на Латинскую Америку

Это страны с наиболее чётко выраженным преобладанием городского населения. Правда, мы не можем сказать, что в Уругвае доминирует рабочий класс, потому что Уругвай это страна, в промышленном плане мало развитая. В Аргентине же рабочий класс превалирует; но это такой рабочий класс, который находится в очень трудной ситуации, так как он используется только в обрабатывающей промышленности, зависит от иностранного сырья, в стране пока ещё нет прочной индустриальной основы. Господствующим городским центром является Буэнос-Айрес, который сосредоточивает 30% всех жителей страны, расположенной на трёх миллионах квадратных километров заселённой территории (другая её часть, оспариваемая антарктическая территория, не имеет демографической ценности).

В этой огромной стране более шести миллионов населения проживает на территории, которая чуть больше Гаваны, и этот город царит над громадным пространством необрабатываемой земли, где имеется класс крестьянства, владеющий относительно большим количеством земли, и небольшая группа сельскохозяйственных рабочих, кочующих из одного района в другой—в зависимости от сезона уборки урожая, подобно тому, как здесь, на Кубе, поступали рубщики сахарного тростника, которые в другое время могли собирать кофе, идти на сбор урожая табака или чередовать его со сбором иных сезонных культур.

В обладающих такими чертами Аргентине и Уругвае, а также в Чили, где рабочий класс, действительно, преобладает, до сих пор господствовала философия гражданских форм борьбы против деспотических властей и вопрос о взятии власти в будущем более или менее прямо и открыто увязывался с выборами или мирными формами борьбы.

В большей или меньшей мере всем вам известны последние события в Аргентине, когда возникла ситуация более или менее реального господства некоторых относительно левых групп, которые представляют прогрессивный сектор аргентинского рабочего класса, но которые искажают многие устремления народа через установки полностью оторвавшейся от него перонистской партийной камарильи. Однако, когда встал вопрос о выборах, вмешались гориллы (так здесь называют ультрареакционные группы аргентинской армии) и ликвидировали опасную ситуацию (возможность прихода перонистов к власти).

2391 май 1962 года

В Уругвае происходит нечто схожее (хотя здесь армия не обладает никакой силой), и также была совершена разновидность государственного переворота очередным ультрареакционером, которого зовут Нардоне. Ситуация, созданная правыми переворотами, с одной стороны, и философией взятия власти посредством Народных фронтов и выборов—с другой, порождает здесь определённую апатию по отношению к Кубинской революции.

Кубинская революция продемонстрировала опыт, который не претендует на всеобщность для Америки, а выражает собой одну из форм прихода к власти. Естественно, это не очень привлекательная форма с точки зрения настроений народных масс, несмотря на то что они подвергаются давлению, задавлены и угнетены местными эксплуататорами и империализмом. Надо поэтому сделать некоторые пояснения по поводу Кубинской революции, и эти пояснения теоретического характера также обусловливают подход к самой революции.

Мы можем сказать, что симпатии к Кубинской революции больше в тех странах, в которых открыто было принято и провозглашено решение взять власть с помощью оружия. Естественно, что занять такую позицию труднее и она вызывает большие споры, в которых мы не должны принимать непосредственного участия. Каждая страна и каждая партия внутри своей страны должны искать такие формулы борьбы, которые им подсказывает их собственный исторический опыт. Но Кубинская революция—это факт, и факт общеконтинентального масштаба. По крайней мере кубинская действительность оказывает сегодня воздействие на каждую из сфер жизни этих стран.

Во всех этих странах возникло то, что называют «ультралевацкими группами» или даже «провокаторами», которые пытаются насадить кубинский опыт, не утруждая себя размышлениями над тем, адекватна ли для этого данная местность или нет. Они просто заимствуют опыт, реализованный где-то в Америке, и пытаются перенести его в каждую страну... Естественно, это вызывает ещё большие трения между различными группами левой. История защиты Кубы народными силами этих стран также представляет собой часть их внутренней истории, и (уместно сказать это здесь, дабы вы лучше понимали некоторые проблемы), это—история мелочности, история борьбы за групповые успехи в утверждении господства той или иной левой организации. Куба поэтому оказалась невольно заме

2401 влияние кубинской революции на Латинскую Америку

шанной, скажем так, в эту полемику. Я говорю невольно, потому что нам достаточно нашего опыта, и при всём его нынешнем значении мы никогда не должны стремиться направлять в каждой стране политику и форму осуществления революций, диктовать формы борьбы за власть. Тем не менее снова и снова мы оказываемся в центре полемики.

В Чили, где левые партии обладают большим и возрастающим авторитетом, таким твёрдым курсом и такой идеологической зрелостью, как, возможно, нигде в Америке, положение было похожим на аргентинское, за исключением того, что чилийская компартия и другие левые партии уже ставят вопрос о дилемме: либо взятие власти осуществится мирным путём, либо оно должно совершиться насильственным путём, и соответственно все готовятся к будущей борьбе. К борьбе, которая, с моей точки зрения, обязательно свершится, потому что не существует исторического опыта (и в ещё меньшей мере он может быть здесь, в Америке, в современных условиях развития борьбы между великими державами и обострения борьбы между империализмом и лагерем мира), который бы продемонстрировал (а здесь, на мой взгляд, он и вовсе не может продемонстрировать) склонность империализма мирно уступить свои позиции. С точки зрения стратегической, это было бы смешно, поскольку они ещё обладают оружием; чтобы в этих условиях вынудить реакцию к капитуляции, левые силы должны быть чрезвычайно могущественными, чего в Чили, по крайней мере пока что, нет.

Всё это—та часть Южной Америки, где народ воспринимает Кубинскую революцию как нечто, обладающее характеристиками, отличными от тех, которые он считает привычными для себя.

Поднимаясь далее к северу, мы попадаем в страны, где Кубинская революция действительно является маяком для их народов. Мы можем оставить в стороне Боливию, потому что в Боливии несколько лет назад свершилась буржуазная революция, очень робкая и весьма ослабленная теми уступками, которые должна была сделать экономика, полностью связанная с империалистической экономикой и полностью монопроизводящая: страна является моноэкспортером олова. Местная буржуазия должна была отчасти содержаться империализмом. Естественно, что империализм одной рукой извлекает её богатства, а другой рукой и четвертью того, что извлекает, поддерживает её правительство. Так он создал ситуацию зависимости, в которой, несмотря на все усилия, иногда вполне искренние, предпри

2411 май 1962 года

нятые боливийским правительством, боливийцы не в состоянии отделаться от империалистического ига. Тем не менее правительства Боливии исповедуют в какой-то мере правильный подход к поставленным кубинцами вопросам, проявляют максимально возможный дружественный подход на международных конференциях. Они провели аграрную реформу, хотя и весьма умеренную, при которой не были отобраны владения у духовенства, при которой кооперативы в действительности не обладают большим развитием, а скорее являются кооперативами традиционного типа, базирующимися на традиционном опыте первобытного коммунизма индейцев данного региона; опыте, который сохранился в этих традициях. Однако это та страна, в которой накал борьбы не выглядит столь очевидным, поскольку в какой-то мере изменились условия этой борьбы: речь не идёт уже о прямой борьбе угнетённых масс крестьян и рабочих против империализма, но о борьбе с национальной буржуазией, которая сделала ряд уступок народу, особенно разгромив феодалов, креольских латифундистов, вследствие чего классовая борьба носит здесь не столь острый характер.