Че выработал в себе привычку бороться с непомерными трудностями. Он постоянно ставил перед собой задачи, которые, казалось, превосходили пределы человеческих возможностей, словно показывая, говоря словами Достоевского, насколько может быть силён человек. Эти задачи кому-то могли внушить ужас, на него же они оказывали мобилизующее действие. И чем опасней и тяжелей дело, тем с большей страстью он за него брался. Несомненно, он принадлежал к той редчайшей породе людей, в которую входят пророки, величайшие поэты, родоначальники новых философских систем, короче, люди прометеевского склада. В их душе бушует какой-то особый огонь, они чувствуют в себе могучие силы, они хотят вывести мир на новые рубежи. Сказать, что в душе Че бушевал такой огонь,—мало. Скорее, огромный пожар, в котором дотла сгорали узкие мерки обывательского «здравого смысла». Применительно к Че становится понятным
1 Цит. по: «Всё—даже свою жизнь!». М., 1983, с. 107.
6091 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф 01
в своём первозданном смысле выражение «пламенный революционер». Это внутреннее пламя не давало Че покоя. Трудно себе даже представить, что Че вообще когда-то душевно «спал», что душа его была умиротворена. Он сам сознательно культивировал в себе этот бунтарский огонь. Так, в письме матери от 15 июля 1956 г. он писал: «Я не Христос и не филантроп... я—противоположность Христу... Я борюсь за вещи, в которые я верю, любым оружием, которое окажется в моём распоряжении, и постараюсь оставить другого мертвым, так, чтобы он не смог прибить меня гвоздями к кресту... Я не только не умерен, но постараюсь никогда не стать им, и когда я обнаружу, что священное пламя во мне уступило место робкому, вымученному свету, самое меньшее, чего от меня можно ждать, это—что меня вырвет на собственное дерьмо»1.
Наверное, это был самый свободный человек в истории человечества. Этот человек всем своим существом утверждал свободу, которая состояла в непонятном для обывателей равнодушии и даже презрении к опасности, равно как к удобствам и лишениям и даже инстинкту самосохранения. Такая свобода, по меткому определению А. Камю, совпадает с героизмом.2 Но главное: эта свобода была свободой пожертвовать собой для великого дела—дела освобождения человечества. Его свобода проистекает не только из личного бесстрашия, но и из удивительно полного отождествления себя с Историей, из острого чувства личной ответственности за то, каким путём пойдёт мир: «Я чувствую в жизни что-то—не только мощную внутреннюю силу (это я чувствовал всегда), но и способность зажигать других и совершенно фантастическое ощущение своей миссии, которое начисто убивает страх»3.
Секрет этой магической свободы, которую излучает личность Че, кроется в утверждении беспримерного по силе императива, по которому так истосковался наш погрязший в материальной корысти век. Гевара явился нравственным фактором выдающегося порядка. «Нравственность,—говорил Ленин,—это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества»4. Че присущ глобальный воинствующий, если можно так сказать, вооружённый гуманизм, формула
Наст, изд., с. 567-568.
A. Camus. The Rebel. London, 1971, p. 64.
Наст, изд., с. 570.
В.И.Ленин. Поли. собр. соч.,т.41, с.311.
6101 В. Миронов
которого—«чувствовать как удар, нанесённый по тебе самому, любую агрессию, любое оскорбление, любое действие, направленное против достоинства и счастья человека в любом уголке мира». Обладая способностью ощущать великие проблемы человечества как свои собственные, Че искал решение «проклятых вопросов», ставших повседневной данностью для широких слоев интеллигенции, и нашёл его в своей собственной борьбе, ярко осветившей реальные перспективы самоотдачи и подвига не только для себя самого, но и для каждого, кто хочет спасти в себе личность от дегуманизирующего яда обывательщины эпохи позднего капитализма.
В свете этой категорически-императивной нравственности главный вопрос революционной теории и практики для Гевары—как увязать коллективные действия «больших масс» с технологиями освобождения конкретной личности. Он отвергал человека, как он сложился за последние две тысячи лет. Весь пафос геваровской жизни состоял в борьбе против того, во что превратило людей господство капитала: сгусток эгоизма, зависти, мстительности, затаённой обиды, бессилия и покорности. Поэтому свою задачу революционера Гевара видел в уничтожении исторической обусловленности нашей человеческой ограниченности, в том, чтобы дать народу «уроки достоинства, самопожертвования, отваги». Его жертвенная и деятельная свобода превращалась в стратегический ресурс трансформации жизни миллионов. Он, говоря словами Мишеля Фуко, освобождал нас от самих себя. Тем самым он выводил людей из состояния духовной подчинённости и покорности. Как отдельный человек может переживать кризисы идентичности, неврозы и комплексы неполноценности, так и целые группы и классы людей могут быть охвачены депрессивными состояниями коллективного кризиса своего социального «я» и неуверенности.1 Важнейший механизм господства правящих элит над низшими классами как раз состоит в культивировании у подчинённых масс этих депрессивных состояний. Соответственно никакая социальная революция невозможна без духовного разрыва этого состояния униженности, без взрывного расширения и возвышения коллективного «я» больших социальных групп. Именно эта духовная эмансипация, своего рода коллективная психотерапия революционным действием, является важнейшим нематериальным фактором революционных перемен, который уже в самой революции превраща-
1 Недаром Че был с юности знаком с работами Фрейда, Юнга, Адлера. 6111 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф :. "1) о
ется, по выражению Ленина, в «праздник угнетённых». Именно радость, а не месть—мощный фактор революционных перемен1.
Своей жизнью Че демонстрировал простую и великую истину, скрытую тысячелетиями противопоставления индивида и коллектива: тотальная самореализация человека возможна лишь в самоотверженной борьбе за интересы предельно больших человеческих масс. Избавляясь в этой борьбе от эгоистического «Я» через служение другим людям, человек пробивается к предельной интерсубъективности, расширяя своё «Я» до масштабов всего человечества. Говоря образно, личность Че прорывает границы, обычно отделяющие индивида от других людей, и демонстрирует нам жизненную практику, в которой воплощается целостное единство человека с человечеством. Он являет нам редчайший в истории пример (существовавший лишь в деяниях пророков) расширения человеческого «я» до масштабов огромных людских коллективов. Преодолевая свою субъективность, он показывает нам, что наибольшего расцвета личность достигает, воплощая в себе чаяния всего рода людского. Именно поэтому многие считают Гевару революционным мистиком. Это верно, если, конечно, под революционной мистикой понимать чувство единения с миром и людьми через коллективные действия больших революционных масс. Всякий, кому довелось участвовать в революционной борьбе, знает это пронзительное ощущение выхода за пределы собственного существа и подлинного братства.
Че утверждал борьбу за культурную гегемонию, за духовно-психологическое освобождение от буржуазной машины культурного подавления как важнейшее направление глобальной классовой борьбы. Он преследовал цель научить человека управлять своей волей и убедить его, что перед ним грандиозные возможности для исключительно широкого действия. Более того—что каждый угнетённый человек способен (и должен) превратиться в деятеля исторического масштаба. Громадное историческое значение личности Че в том, что
1 После победы Кубинской революции Че некоторое время был комен-У[< дантом крепости, где были расстреляны несколько сотен военных и полицейских, уличенных в пытках. Свою работу он прокомментировал так: «Революционное правосудие—подлинное правосудие, оно не питается злопамятностью или аморальными перехлестами. Когда мы приговариваем к смерти, мы делаем это правильно». (Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003).
