Решающее поражение этой волны в 1968-1969 гг. обернулось в конечном счёте широким наступлением неоконсерватизма Рейгана и Тэтчер. Откат этой глобальной революционной волны ещё долго будет сопровождаться отчаянным, но уже обречённым сопротивлением радикальной молодёжи, вылившимся в трагедии «красных бригад» в Италии и «Роте Арме фракцион» в ФРГ.

Че чувствовал эту волну на уровне инстинкта. Это была его мировая революция. Он старался любой ценой не упустить, поймать её, словно руководствуясь словами Маркса о том, что история мстит, если революционный класс упускает возможность революции. Именно поражение революционной волны 60-х—первой половины 70-х гг. предрешило переход мирового капитализма в постиндустриальную фазу и открыло дорогу неолиберальной глобализации.

Гевара был пророком глобальной революционной волны, охватившей мир. Вождь мировой бедности, он был первым глобальным революционером. До него даже самые крупные революционные деятели (Ленин, Мао, Хо Ши Мин), по существу, не выходили за национальные рамки. Именно поэтому он и стал «крестным отцом» современного альтерглобалистского движения. Именно поэтому Гевара, погибший за 30 лет до появления этого движения, стал его знаменем.

Амфитеатр, где развертывались майские события 1968 года в Париже, получил имя «Че Гевара». -

602 | В. Миронов v.j,,4 :i;-<-o : i viл-.-j h<jfvi ::

Приблизительно в это же время проходит и просоветский настрой Гевары. Его глубоко покоробила политика Хрущева во время «ракетного кризиса» 1962 г. Он считал, что над Кубой висит постоянная угроза подчинения международной политике СССР. Он резко осуждал соперничество между двумя социалистическими державами, справедливо полагая, что оно размывает единый антиимпериалистический фронт.

Более того, выступая в Алжире, он обвинил социалистические страны в том, что, ставя неравноправные условия торговли, они по сути сообщничают с «империалистическими эксплуататорами».1 (Однажды он с горечью обронил: «Дипломатия—это искусство отделять действия от слова»2.) Это, быть может, объясняет внутренний психологический конфликт с Фиделем и с другими членами руководства, которые в те годы стремились избежать прямой конфронтации с главным союзником Кубы.

Изначально Фидель и Че, как два лидера революции, являли собой по сути нечто целое. Преданность Гевары Фиделю была абсолютной. Но при этом Че был единственным в руководстве, кто мог возражать Фиделю в случае несогласия с ним. К тому же первенство в теоретических вопросах было явно на стороне Гевары. Их дружбу, которая выковалась в горниле революции, можно охарактеризовать лишь словами Ленина, сказанными о дружбе Маркса и Энгельса: отношения между Фиделем и Че «превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе». Каждый чувствовал другого как самого себя. Однако Че всё острее понимал, что социалистическое строительство на Кубе всё больше сталкивается с проблемами, которые невозможно преодолеть без континентальной—и даже мировой—революции. В этих условиях отъезд Че для подготовки партизанской войны в Конго устраивал обоих и вписывался в стратегию создания очагов сопротивления с тем, чтобы смягчить давление США на Кубу. Впрочем, ещё в Мексике они договорились, что после победы над Батистой Че вновь обретёт свободу действий. Р. Дебре в этой связи отмечает: «Вопрос не в том, почему он уехал с Кубы в 1966 г., но в том, почему он так долго оставался там»3 (гораздо дольше, чем сам предполагал в 1959 г.,—семь лет). Потом, когда Че будет в Конго, Ка-

Е. Guevara. Scritti, discorsi е diari de guerriglia. Torino, 1974, p. 1422. Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003, p. 66. R. Debray. Les masques. Paris, 1992, p. 89.

6031 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф f1.;

стро на пленуме ЦК КПК прочтёт прощальное письмо Че, по сути закрывшее для него возможность возвращения на политическую сцену Кубы. Сам Кастро скажет потом, что обнародование письма было в тот момент политической необходимостью.

После Конго Че проведёт тяжкие три месяца в маленькой комнате посольства Кубы в Танзании.1 По настоянию Фиделя он возвращается на Кубу, где тот предоставляет в его распоряжение всё необходимое для организации партизанского очага в Латинской Америке: Кубинская революция не была исключением, ведь закономерностью всех революций является экспансия революционной активности за пределы страны после революционной победы.

Я не могу избавиться от ощущения трагичности, которой окрашивается образ Че в последние годы жизни. Нет, он, конечно, не ищет смерти. Он по-прежнему любит жизнь. Но в нём каким-то образом оказываются отброшенными всякие тормоза, всякий инстинкт самосохранения. Им овладевает странная одержимость: будто он чувствует себя виноватым за то, что до сих пор нет Большой Революции.

При этом он очень тяготится своим руководящим административным положением. В разговоре с Альберто Гренадо, с которым Че в юности исколесил всю Латинскую Америку, он сказал: «Посмотри на меня за этим столом. Когда другие умирают за свои идеалы... я не рождён для того, чтобы руководить министерствами или умереть дедушкой»2. А в так называемых «Каирских документах» он сделал, по сути, отчаянное признание: «После революции работу делают не революционеры. Её делают технократы и бюрократы. А они—контрреволюционеры»3.

Напрочь лишённый всякого честолюбия, Гевара являл собой тип совершенного интеллигента. То есть того, кто постоянно противостоит власти. Даже заняв высокое положение во власти, он ставит своё пребывание в ней под вопрос. Пожалуй, главное, что мешало Че быть руководителем, а тем более, скажем так, революционным дикта-

«... в последние дни в Конго я чувствовал себя более одиноким, чем где бы то ни было...»(Цит. по: F. Niess. Che Guevara. London, 2003, p. 108). Это одиночество усугублялось тем, что он опережал свой век в осмыслении мира, своего рода отрывом от наличного положения вещей, освещаемого предельно догматизированным официальным марксизмом. Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003, p. 55. Ibid.,p.57. . ,i - . ..(. . ; . ,)«.. .

6041В.Миронов т. <-.< . sii f . . -v

тором,—это полное отсутствие самодовольства и полное присутствие почти неограниченной иронии и самоиронии. Самоирония в принципе противопоказана правителю. Власть должна ошущаться и подаваться величественно, то есть предельно серьезно.

I

Трагический театр

«Человек с подошвами из ветра», Гевара действительно рассматривал весь мир как единое поле боя. Он словно пропустил через своё сердце трагический разлом эпохи: с одной стороны, чудовищное положение подавляющего большинства населения планеты, с другой—почти непробиваемое сопротивление истории. «... Мне посчастливилось быть... в некоторые самые героические моменты истории мира, борющегося за свою свободу".1 Несмотря на его трагическую гибель, возникает непреодолимое ощущение: этот человек одержал победу.

Гевара так стратегически выстраивал свою жизнь, что любое его поражение и даже смерть были лишь моментами в беспредельно самоотверженной борьбе. Я уверен, он знал, на что идёт. Революция была судьбой Гевары. Всей своей жизнью он воплощал эту судьбу. И эта судьба толкала его к прямой конфронтации с судьбой нашего мира. Этот человек словно мерился силами с историей.

У людей судьбы неизбежно наступает момент, когда они начинают доказывать свою правоту ценой своей жизни.«... Мои мечты не будут иметь границ... по крайней мере до тех пор, пока пули не скажут последнего слова».2 Как Сократ выбрал чашу с ядом, а Христос взошёл на крест, так и Гевара в Боливийской ордалии утверждал ценой своей жизни свой проект другого мира.

История требовала от Че героического действия, которое вполне могло обернуться и обернулось трагедией. Однако это ничуть не могло повлиять на его борьбу, поскольку, говоря словами Мишеля Фуко, он полностью «снял озабоченность собой». Ничто не могло уже остановить его. Но это вовсе не было самоубийственным поведением. Он начисто лишён всякой виктимности:«.. .Мы не репетируем позы для последнего акта, мы любим жизнь и будем защищать её»3. Гевара жил яростно и в буквальном смысле получал огромное наслаж-