А тебя, оседлый цыган, я буду ждать, как только запах пороха от выстрелов рассеется.

Обнимаю вас всех. (И Томаса)2.

Гавана - а,

«Год сельского хозяйства»3

Фидель,

В этот час вспоминается многое, то, как я познакомился с тобой в доме Марии Антонии, как ты предложил мне отправится с вами, всё напряжение дней подготовки. Как-то был задан вопрос: кого надо известить в случае нашей смерти — и реальная возможность такого исхода поразила нас всех. Потом мы узнали, что это верно, что в революции (если она подлинная) или побеждают, или умирают. Многие товарищи остались на долгом пути к победе.

Сегодня всё выглядит не так драматично, потому что мы стали более зрелыми, но обстоятельства повторяются. Я чувствую, что выполнил ту часть своего долга, которая связывала меня с Кубин-

1) Послание предназначено ближайшему другу юности Эрнесто Гевары—сыну испанского эмигранта Альберто Гранадо (с которым он путешествовал по Латинской Америке в 1951 г.).

2) Младший брат Альберто, сверстник Че.

3) Это письмо, как и два последующих, не датированы. Написаны они в последние дни (29? 30? 31?) марта 1965 г., накануне последнего отъезда (2 апреля) в Африку.

56111959-1966 годы

ской революцией на её территории и прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, который уже стал моим.

Я официально отказываюсь от своих обязанностей в руководстве партии, от своего поста министра, от моего звания Команданте, от моего кубинского гражданства. Формально ничто больше не связывает меня с Кубой, лишь узы другого рода, которые не могут быть отменены подобно назначениям.

Подводя баланс своей прошлой жизни, думаю, что работал достаточно честно и преданно, чтобы закрепить победу революции. Единственной моей более или менее серьёзной ошибкой было не верить в тебя ещё больше с первых моментов в Сьерра-Маэстре, не понять достаточно быстро твои качества вождя и революционера. Я прожил замечательные дни и чувствовал рядом с тобою гордость принадлежности к нашему народу в светоносные и грустные дни Карибского кризиса. Редко когда в истории государственный деятель оказывался на такой высоте, как ты в эти дни, и я горжусь тем, что следовал за тобой без колебаний, полностью разделяя твои взгляды и мысли, твою оценку опасностей и принципов.

Другие земли требуют той скромной помощи, которую я могу оказать. Я могу сделать то, в чём отказано тебе—твоей ответственностью лидера Кубы,—и поэтому пришёл час расставания.

Знай, что я делаю это со смешанным чувством радости и боли: здесь я оставляю самые чистые из моих надежд созидателя и самых любимых из людей, которые мне дороги; оставляю народ, который принял меня как сына. Это разрывает часть моей души. На новые поля битвы я унесу веру, которую ты мне внушил, революционный дух моего народа, ощущение выполнения самого священного долга: бороться против империализма везде, где тот существует; это воодушевляет и с лихвой излечивает любые раны.

Ещё раз повторяю, что освобождаю Кубу от какой бы то ни было ответственности, кроме той, которая вытекает из её примера, что если последний час придёт ко мне под другим небом, моя последняя мысль будет об этом народе и особо—о тебе. Что я благодарю тебя за твои уроки и твой пример и буду стремиться быть верным—до конечных возможных последствий моих действий. Что я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей революции —и остаюсь на этой позиции. Что повсюду, где бы я ни был, буду чувствовать ответственность кубинского революционера и действовать как таковой. Что не оставляю своим детям и своей жене ника-

5621 письма

...

кого имущества—и это меня не печалит, скорее радует; что я ничего не прошу для них, потому что Государство даст им необходимое, чтобы жить и получить образование.

Мне много есть что сказать тебе и нашему народу, но чувствую, что это не столь уж необходимо: слова не могут выразить всё то, что я хотел бы, и не стоит зря марать листы.

Навсегда до победы! Родина или смерть!

Тебя обнимает с революционной одержимостью1

Че.

[Детям]

Дорогие Ильдита, Алейдита, Камило, Селия и Эрнесто

Если когда-нибудь вы прочтёте это письмо, значит, меня с вами не будет. Вы почти не будете помнить меня, а самые маленькие не вспомнят ничего.

Ваш отец был человеком, который действует, как думает, и уж точно был верен своим убеждениям до конца.

Растите хорошими революционерами. Много учитесь, чтобы суметь овладеть техникой, которая позволяет овладевать природой. Помните, что самое важное—это революция и что каждый из нас, в одиночку, ничего не стоит. И самое главное: будьте всегда способны до глубины души ощущать любую несправедливость, совершаемую против любого в любой части мира. Это—самое прекрасное качество революционера.

До свидания, ребятки, надеюсь вас ещё увидеть.

Крепко-крепко целую и крепко обнимаю

Папа

Г :-?}; в1

\f й.

» [Родителям] , л-.

IX Дорогие старики,

Я ещё раз ощущаю своими пятками ребра Росинанта, снова пускаюсь в путь со своим щитом на руке. Почти десять лет назад я

1) В оригинале «соп fervor revolucionario». Из различных вариантов перевода «fervor» («порыв», «страсть», «пыл» и т.п.), выбран наиболее, мне кажется, соответствующий «антипатетическому» слогу Че.

56311959-1966 годы

написал вам другое прощальное письмо. Помнится, я жаловался тогда на то, что не стал ни лучшим солдатом, ни лучшим врачом; последнее уже меня не волнует, а солдат я не такой уж плохой.

По сути ничто не изменилось, кроме того, что стал я куда более сознательным, мой марксизм укоренился и очистился. Я верю в вооружённую борьбу как единственное решение для народов, борющихся за своё освобождение, и действую соответственно своим убеждениям. Многие назовут меня авантюристом, им я и являюсь, только авантюристом особого типа—и из тех, кто ставит на кон свою шкуру, чтобы утвердить то, во что верят.

Может быть, эта попытка станет последней11. Я не ищу конца, но он—в пределах логического расчёта возможностей. Если так и случится—это моё прощальное объятие.

Я очень любил вас, только не умел выразить свою нежность, я крайне жёсток в своих поступках и думаю, что иногда вы меня не понимали. Да, понять меня было нелегко, но хотя бы сегодня—поверьте мне.

Теперь воля, которую я шлифовал с наслаждением творца, послужит опорой слабым ногам и усталым лёгким. Я сделаю это.

Вспоминайте иногда этого скромного кондотьера XX века. Ц« лую Селию, Роберто, Хуана Мартина и Патотина, Беатрис21, всех.

Вас крепко обнимает блудный и нераскаявшийся сын

Эрнесто.

15 февраля 1966 г. Дочери Ильде

Ильда, дорогая3

Пишу тебе сегодня, хотя дойдёт это письмо до тебя много позже. Но я хочу, чтобы ты знала, что я помню о твоём дне рождения и надеюсь, что ты празднуешь его радостно. Ты ведь уже почти женщина и нельзя тебе писать как детям, рассказывая всякие глупости и враки.

1) Вариант перевода: «может быть, письмо это окажется последним».

2) Сестра, братья, тетка Че.

3) Письмо старшей дочери написано из Дар-эс-Салама (Танзания), где Че находился после неудачи («провала») в Конго. (См. стр. 501-504 )

Ты должна знать, что я—далеко и долго ещё буду вдали от тебя, делая, что могу, чтобы бороться против наших врагов. Не то, чтобы это было так уж много, но кое-что делаю и думаю, что ты всегда сможешь гордиться своим отцом, как я горжусь тобой.

Помни, что впереди ещё многие годы борьбы, и даже когда ты станешь взрослой, ты должна будешь вносить свой вклад в эту борьбу. А пока надо готовиться к ней, быть хорошей революционеркой, что в твоём возрасте означает многое—как можно больше узнавать и всегда быть готовой поддерживать борьбу за справедливое дело. Кроме того, слушайся свою маму и не считай, что тебе можно делать всё раньше положенного времени. День для этого ещё придёт.

Старайся стать одной из лучших в школе. Лучшей во всех смыслах слова; ты знаешь, о чём я говорю: учеба и революционное отношение к жизни, иначе говоря — хорошее поведение, серьезность, привязанность к революции, товарищество.