– Эй, отомри! Ты, что, никогда не видел девочек? Такой большой, пора бы. Будь проще, и народ к тебе потянется! Да тебе, наверное, нужен душ, мужской душ? – Он, молча закивал, не смея смотреть ей в глаза. Она продолжала стоять спокойно, предоставляя ему возможность любоваться собой и потешаясь над его оглупевшим видом.
Затем также невозмутимо произнесла:
– Поворачивай, если сможешь, хи-хи, назад, через два метра повернешь влево. Ты, просто прошел поворот, ведущий в мужской душ. Наверное, давно здесь не был. Теперь мужской душ там, где раньше был женский. Вдогонку крикнула:
– Знакомиться будем потом, подожди меня после душа на выходе.
Они познакомились. Света была волейболисткой и выступала за сборную юношескую команду Запорожья. А здесь как раз проходил чемпионат Украины. Команда проиграла в полуфинале и участницам соревнований теперь представились два дня свободной жизни. Смотрела его бой. Поняла, что он играл с соперником, «как кот с мышью»:
– Ты, что, мастер спорта?
– Первый разряд, но я старше и опытнее. Я курсант авиационного училища. Сейчас в отпуске. А бокс, так – хобби.
Они, как-то сразу почувствовали родственность душ. И их души просили общения. Вдруг она спросила:
– У тебя здесь есть девушка? Нет? Знаешь, в вашем городе я тоже никого не знаю. Давай сегодня я буду твоей девушкой. А ты пригласи меня куда-нибудь. У меня деньги есть, пойдем в ресторан?
– В ресторан? С удовольствием! Только, к сожалению, у меня с деньгами… Подумалось: «Вот дураки, тогда с Женькой все пропили» – Не гоже, когда приглашает девушка. Будем считать, что ты приглашаешь меня взаймы. Все следующие разы – за мной.
Вечер получился. Они много разговаривали, танцевали. Виктор давно не чувствовал себя таким спокойным и умиротворенным. Он проводил ее до гостиницы. Перед тем как расстаться, мучительно соображал: поцеловать – не поцеловать. Она сама приникла к нему:
– Пойдем ко мне? – После несложной комбинации с отвлечением консьержки они прошли на нужный этаж. Здесь сидела дежурная по этажу. Света шепнула ей на ухо необходимые слова, и они прошли в номер. Номер был двухместный. Света сняла обувь, бросила Виктору:
– Располагайся, а я приму душ, переоденусь.
– А как же…Он кивнул на вторую кровать, имея в виду, что в комнате должны проживать двое.
– Это уже не твоя забота. Не забыл, что сегодня я твоя девушка? – добавила: – на целые сутки!
И они нырнули в ночь, как в омут. В ночь нежданного блаженного безумия. Обнявшись, они не отпускали друг друга до утра. Виктор, проваливаясь в короткий сон, продолжал удерживать ее руку. Он впервые познал настоящее счастье близости с женщиной и упивался им вволю. С Настей было совсем по-другому. Недоставало полной открытости, наверное, безумия. Света уже имела некоторый опыт. Вела себя совершенно свободно и естественно. И он на это откликнулся тем же. Сумасшедшая ночь прошла быстро и при расставании их охватила искренняя грусть. К утру он уже признавался ей в любви и готов был провожать ее в родное Запорожье. Света еле отговорила его:
– Затоскуешь – напиши, – и оставила свой адрес. Ему было удивительно, но он не затосковал. Все произошло неожиданно быстро и как-то просто. Почти по-деловому. Период знакомства, ухаживания оказался слишком коротким. Тело ликовало, но в душе зарубки не осталось.
Вдохнув в отпуске глоток вольной жизни, в училище Виктор возвращался с большой неохотой. Когда оказался за забором, навалилась тоска. Приехали и остальные ребята. У всех подавленное настроение – снова казарменная, почти тюремная, жизнь. За пятнадцать минут до контрольного срока появился Генка – бодрый и веселый:
– Что, соколики, приуныли? Радоваться надо, теперь мы – выпускной курс. Это нужно отметить. Что бы вы без меня делали? После отбоя подползайте с закуской. – Генка умудрился притащить две бутылки самогона:
– Первач высшей пробы. Дед специально для сталинских соколят варил. Сам дед всю войну прошел авиамехаником. Летунов звал сталинскими соколами, а технарей – соколятами.
Командир роты Земков, почувствовав, что у курсантов после их отпуска появился некий дух вольности, решил закрутить гайки. Повод нашелся быстро. Обычно раз в месяц каждый взвод участвовал в хозяйственных работах. Чаще всего посылали на железнодорожную станцию, где требовалось разгрузить вагон угля. Почему-то такая работа выполнялась исключительно по ночам. Возможно, считалось неприличным показывать населению курсантов, выполняющих тяжелую грязную работу. В этот раз оказалось, что под разгрузку был подан не один вагон, а два – пришлось выполнять двойную норму. Если обычно часам к четырем утра работа заканчивалась и удавалось до завтрака несколько часов поспать, то в этот раз курсанты вернулись в казарму только к восьми утра. Вернулись уставшими, голодными и злыми.
Поступила команда:
– Умыться, переодеться и через десять минут построение на завтрак. В ответ недовольный ропот: «Дай передохнуть. Что за спешка?» Однако Хвэдя был неумолим:
– Отставить разговоры! Через десять минут построение.
Построились. Появляется сам Земков. Командует:
– На право! Шагом марш! Запевай!
Такой был заведен порядок: почти все передвижения строем должны производиться «с песней». Для этого в каждом взводе существовал штатный «запевала». У нас эту роль выполнял Сашка Бородин. Он заворчал. Тихо, но внятно:
– Он, что, охренел? Не то, что петь – жрать не хочется! Все же затянул:
«Там, где пехота не пройдет…(ать-два), где бронепоезд не промчится… (ать-два), угрюмый танк не проползет …(ать-два), там пролетит стальная птица».
Припев должны бодро подхватить остальные. Остальные молчат. Сашка вновь солирует: «Там, где пехота не пройдет…(ать-два), где бронепоезд не промчится…(ать-два), угрюмый танк не проползет…(ать-два), там пролетит стальная птица».
Новая команда Земкова:
– Взвод, кругом! На исходную позицию – шагом марш!
Земков возвращал взвод два раза. На третий раз он решил усилить силу воспитательного воздействия:
– Взвод! Разойдись! Через две минуты построение с противогазами! – И погнал взвод на трехкилометровый марш – бросок. В противогазах!
В столовой взвод появился через час. Без песни. Еще более злые и еще более усталые. Земков злорадно усмехался.
А зря! Борьба еще не была окончена. И ребята, сговорившись, выложили свой главный козырь – отказались от еды. Сели за столы, посидели положенное время и, не притронувшись к пище, встали и вышли из столовой. Прибежал дежурный офицер по училищу, попытался уговорить – не бузить и вернуться. Не помогло. Это было ЧП! В армии одно из самых серьезных. Доложили начальнику училища. Он обязан доложить еще выше. Обычная разборка с поиском виновных в этой ситуации ничего не давала – среди курсантов отсутствовал единоличный виновник! Зато он был налицо среди командиров. Слишком много он себе позволил. Нарушены были все нормы – работы, отдыха, сна, питания. Земков получил «предупреждение о не полном служебном соответствии».
После этого Земков с курсантами нашего взвода держал дистанцию. Командовал исключительно через своего взводного – старшего лейтенанта Дроздова, который появился у нас в конце первого курса. Дроздов – широкоплечий крепыш с бледно-голубыми глазами и зычным голосом. Настолько зычным, что когда он включал свои голосовые связки на полную мощность, казалось – воробьи с деревьев посыплются на землю. По крайней мере, когда такое случалось, то курсант Суслик обхватывал свою голову руками и наклонялся к земле. Тем ниже, чем зычнее звучал голос взводного. Суслик получил свою кличку не от своей фамилии – Суслов, а за щуплое телосложение и малый рост, при котором он был вынужден постоянно вытягиваться вверх, словно суслик, охраняющий свою норку от нападения копчика. Суслика не обижали. Парень он был простой, добрый и на редкость наивный. До такой степени, что никакого интереса у любителей позубоскалить не вызывал.
Дроздов же поначалу показался нам мужиком суровым, но справедливым. Когда он объявлял взыскание, обязательно уточнял: «Понятно?». И все разумели, что имелось в виду: «Понятно за что? Справедливо?». И тут уж лучше морду недовольно не корчить. А то, как гаркнет: «Чт-о-о?»